Грех (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 29

— Он уехал еще на рассвете, просил передать Вам, что его не будет несколько дней, — будто ножом по сердцу зазвучали слова камеристки в это прекрасное ясное утро.

— Как уехал? Куда? — встрепенулась Эмелин.

Служанка лишь пожала плечами — она ничего не знала, да и знать ей не положено.

— Герда, это не ответ.

— Ваше Величество, но он действительно ничего не сказал об этом! Велел только передать Вам, что он уезжает, и его не будет несколько дней. Не могла же я выпытывать у него, куда и зачем!

Человек, весь покрытый дорожной пылью и пропахший потом, рано утром, едва рассвело, появился у закрытых ворот Дворца и тут же потребовал немедленную аудиенцию короля.

Это гонец принес неутешительную новость: пограничная область Королевства (та, что на западе!) охвачена паникой. К границе потянулись вражеские войска, а люди боятся и не верят, что вступивший на трон человек сумеет защитить их, и даже хотят восстать против своего молодого и неопытного короля и потребовать возвращения Генри — гаранта их спокойного и беспечного существования.

Решение было принято незамедлительно: Ренард наспех собрался, взял с собой несколько человек и отправился на охваченные паникой окраины, оставив все срочные дела на своих министров. Конечно же, Эмелин этого не знала. Ну в самом деле, не камеристкам же с гвардейцами король должен был докладывать о подобном, чтобы те предупредили супругу! А будить ее самому ради того, чтоб сообщить о столь нерадостном развитии событий, он не стал. Да и надо ли молодой женщине вникать во все это? Да и есть ли вообще ей интерес до дел чужого государства и навязанного мужа? Ренард очень в этом сомневался, а потому уехал, передав жене через ее служанку лишь краткое: «Меня не будет несколько дней».

Получив сухое послание от мужа, накануне отказавшегося от нее и ни о чем не предупредившего, Эмелин совсем потеряла покой. Ядовитые, мерзкие слова Риньеса, еще вчера казавшиеся гнусной клеветой, сегодня обретали совсем другой смысл. «А если это все же правда? Гнусная, жестокая правда?!»

Эмелин не удержалась; оттолкнула служанку и выбежала из комнаты. Неуложенные волосы лезли в глаза, прилипали к мокрым от слез щекам, а она все бежала, бежала… Бежала туда, где нет людей, где никто не увидит, как навзрыд умеет плакать королевская дочь, — ни муж, ни служанки, ни почтенные господа, разыскивающие Ренарда. Она бежала, пока ноги не принесли ее все в тот же сад, в тихую просторную беседку; Эмелин бросилась на скамейку и разревелась в голос — она уже почти уверилась, что он сейчас целует другую, крепко обнимая… Уж для нее найдутся и силы, и время! Воображение не скупилось на краски: уж слишком хорошо она помнила, каким умеет быть муженек даже с ней, нелюбимой, и нежным, и ласковым…

Пуще прежнего разревелась она, оставляя мокрые пятна на мягких атласных подушках, пока чьи-то крепкие руки силком не приподняли ее, а теплые, требовательные губы невидимого силача не заскользили по ее лицу, вытирая соленые дорожки безудержных слез.

— Какого черта, Риньес? — с трудом уворачиваясь от чужих настойчивых губ, проговорила Эмелин. — Отпустите меня! Не смейте…

Он молчал. Прижимал к груди и жадно, нетерпеливо целовал запретные уста. Она хотела оттолкнуть его, но получилось лишь крепче обнять, зарыться в слишком мягких для мужчины светлых волосах, и взаимно жадно, будто бы желая отомстить неверному муженьку, ответить на поцелуй.

Эмелин не понимала, что творит. Обида, горечь, ревность — не слишком хорошие друзья и наставники, но сейчас этой молоденькой, глупенькой обманутой женщине как никогда хотелось чувствовать себя желанной!

Удостоверившись, что действует верно, что девушка больше не сопротивляется и не пытается сбежать от него, Риньес вконец осмелел, чуть замедлил темп, размеренно, уверенно вырывая Эмелин из циничной реальности.

Она пришла в себя, когда почувствовала, как его рука нахально пролезла в корсаж платья и обнажила грудь, без малейшего смущения лапая ее и сжимая.

— Что Вы делаете? Прекратите немедленно! — прохрипела Эмелин, покрываясь густым румянцем.

Риньес ничего не ответил — мягко убрал ее руку, пытавшуюся помешать ему, и с прежним усердием продолжил начатое, каждым жестом, каждым жадным прикосновением доказывая ей, что достойна она куда большего, нежели может предложить ей законный муженек. Под его напором Эмелин сдалась довольно быстро — размякла, расслабилась, позволяя уж слишком ласковым рукам наглеца любое бесстыдство.

— Черт с Вами, Риньес, — проговорила она, ища в себе последние силы оттолкнуть его и не отдаться прямо здесь. — Сегодня ночью… Я буду ждать Вас. А сейчас прекратите свои бесстыжие выходки, пока кто-нибудь нас не увидел.

— Вы назначаете мне свидание? Принцесса, я не ожидал от Вас! — расплылся в улыбке маркиз.

— Идите к черту! Я дважды предлагать не буду.

— Но как же Ваш муж?

— Муж? — нервно рассмеялась Эмелин, а слезы с новой силой хлынули из глаз. — Не волнуйтесь, его не будет. Ни его, ни слуг. Ночью Дворец охраняют всего несколько гвардейцев, но Вы же найдете способ пробраться незамеченным?

— Эмелин…

— Сегодня ночью, маркиз. И прекратите делать вид, будто бы не этого Вы добивались.

Эмелин подскочила, спешно поправила платье, попутно утирая слезы, и выскочила из беседки.

Густая, черная беззвездная ночь наползала на город, загоняя людей по домам, зажигая фонари и свечи. После тяжелого изнурительного дня самая сладость — забраться в мягкую постель и умчаться в мир снов, позабыв все тревоги и печали.

Где-то далеко отсюда, на западе страны, ночной караул охранял неспокойные границы. Женщины, проводив своих мужчин на ночное дежурство, склонялись над детскими кроватками, моля, чтобы война не лишила их мужей, сыновей и отцов, а бедных крох не превратила в сирот. На полпути к границе в карете задремал молодой король, выронив из рук ворох исчерканных пометками карт. Истерзанные тяжелой работой крестьяне зарывались в стогах сена, чтобы с рассветом, не теряя лишнего времени, приступить к уборке урожая. Город засыпал, бросая влюбленных в жаркие объятия, рождая новые жизни; отчаянные безумцы вышли на охоту за приключениями и чужими женами… В самом сердце Королевства молодой мужчина ждал темноты, чтобы накинуть на плечи черный плащ и ночной птицей постучаться в окна королевы.

Королева его не ждала. Вернувшись домой, Эмелин заперлась в спальне и целый день проревела, кляня судьбу-злодейку. Измучавшись сомнениями и тоской, она уставала плакать и засыпала, потом просыпалась и снова ревела. Но почему же так плохо, так больно? Зачем ревновать человека, с которым ничего не связывает, кроме этого навязанного родителями брака? Неужели любовь решила постучаться в окна белоснежного чужестранного Дворца? Да нет! Влюбиться в собственного мужа? Какая глупость!

Негромкий стук в окно оказался неожиданным — о маркизе и своих глупых, необдуманных словах она позабыла сразу же, как только выбралась из пьянящих объятий. Она забыла, а он — нет.

— Риньес?! — искренне удивилась Эмелин, на свою беду распахнув окно. — Что Вы здесь делаете?!

— Ваше Величество, ну Вы же сами меня позвали! — ни секунду не раздумывая, он оттолкнул Эмелин и залез внутрь, тут же поспешив запереть окно и поправить шторку. — Фух! Чуть не попался!

— Риньес, уходите! Я позову стражу! — не на шутку испугавшись, девушка попыталась отскочить от нежданного гостя, но тот резко обхватил ее и прижал к себе.

— Вся стража внизу. Вы рискуете сорвать голос, если будете кричать, — прошептал над самым ухом довольный маркиз. — Эмелин, прекращайте! Сегодня утром Вы сами позвали меня, и вот я здесь. Зачем же гоните меня? Я, между прочим, сильно рисковал, карабкаясь по этим стенам.

— Вы рискуете остаться без своей дурной головы, если сейчас же не отпустите меня!

— Не отпущу, Принцесса. Уж теперь — точно не отпущу…

Напрасны жалкие попытки слабой женщины оттолкнуть наглеца. Эмелин стояла к нему спиной, прижатая сильной, жадной рукой, и не представляла, что ей теперь делать в столь щекотливой ситуации. «Зачем он пришел? Чего он хочет? Ну в конце концов, не посмеет же он взять меня силой!»