Грех (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 22

— Да я не принимаю, — слабая улыбка коснулась губ девушки. — Ренард, но Вам нужно пойти к ней.

А вот это уже интересно! Она его что, к сопернице посылает? Ренард встал, подошел ближе и недоверчиво покосился на жену — ему даже показалось, что он ослышался, но Эмелин, глубоко вдохнув, повторила:

— Идите, Ренард, Вам с ней объясниться нужно. И не смотрите на меня так, я не собираюсь разлучать вас.

— Зачем Вы это делаете?

— Что именно?

— Она ведь Вам вроде как соперница, а Вы толкаете меня к ней.

— Любимые женщины соперниц не имеют. Ренард, мы оба с Вами заложники сложившейся ситуации. И раз уж так случилось, давайте хотя бы не будем врагами. Нам как-то нужно жить дальше, так что придется потерпеть друг друга. В конце концов, наш брак имеет конкретные цели и никакие романтические моменты не подразумевает. Вы вольны любить кого угодно. А я просто не хочу, чтобы Вы меня ненавидели. Идите, Ренард. Не мучайте ни себя, ни меня.

Конечно же, в советах жены он не особо нуждался и все равно отправился бы к Терезе, даже если б Эмелин была категорически против, но сейчас супруга удивила. И она, в общем-то, права — бессмысленно ненавидеть друг друга, когда ни он, ни она не властны разорвать оковы навязанного брака.

— Эмелин, Вы меня удивляете, — уже совсем по-доброму проговорил Ренард. — На самом деле, я как раз собирался навестить ее сегодня — мне действительно нужно поговорить с ней. Но Вам не о чем беспокоиться — мы не любовники с ней, как Вам, наверно, все это представили. Так что Ваше доброе имя не пострадает, будьте спокойны.

— Ну вот и хорошо, — улыбнулась Эмелин, в душе ликуя, что все получилось, что, кажется, ей удалось хоть немного растопить ледышку в сердце супруга. — Тогда я желаю Вам удачи.

— Спасибо, — улыбнулся он в ответ, а потом задумчиво добавил: — А Вы славная девушка, Эмелин. Я буду рад, если мы сумеем стать добрыми друзьями.

Тихая выдалась ночь, добрая. Не тревожил злой ветер деревенскую рощу, не кричала беспокойная птица, и только задремавший Милош вдруг вздрогнул от неожиданности, когда на плечо его легла рука Ренарда.

— Она дома? — полушепотом спросил Ренард, словно опасаясь спугнуть тишину.

— Да. Мать днем приходила, а потом опять ушла, а девушка так и осталась дома.

— Ты видел ее? Как она?

— Да никак, — пожал плечами Милош. — Вон там, левее, отличное место есть — оттуда ее окно хорошо просматривается. Лежит весь день, пару раз только вставала. Боюсь, не удастся вам поговорить.

— Это не твоя уже забота. Давай, ступай домой, отсыпайся.

— Да я уже здесь приловчился…

— Я тебе дам «приловчился»! Дуй давай! И чтоб до завтра я тебя не видел. А то ревновать начну, — улыбнулся Ренард, выпроваживая полусонного парнишку с насиженного места.

Ночь так тиха, будто вымерло все… А может, просто она уже умерла? Тереза даже рукой пошевелила, проверяя — да нет, жива.

Она одна сегодня в доме. Родители ушли в поле и до сих пор не вернулись, да и вряд ли появятся до утра; дочь пожалели, оставили дома, с опаской поглядывая на ее неестественную бледность и молчаливость. Причину они, конечно же, не знали, а Тереза, как могла, старалась выглядеть бодрее с ними. Впрочем, получалось плохо. «Приболела дочка», — решили они и оставили ее в доме.

Тереза открыла глаза — боялась заснуть. Она уже второй день заснуть не может — только делает вид, что спит, дабы избежать родительского допроса. Так паршиво ей было впервые. Словно душу вынули — одна пустота внутри, даже плакать нечем.

Она прикрывала глаза в попытке забыться, а видела вчерашний день. До мелочей. До каждой черточки некогда любимого, теперь же ненавистного, лживого лица. Она хотела спать, но боялась засыпать — боялась вновь хотя бы там, в мире грез и миражей, оказаться опять в его объятиях, услышать грозный голос и ощутить теплоту, такую желанную, на своих губах… Поверить ему. А потом проснуться и понять, что это только сон, а за окном все так же светит солнце и озеро по-прежнему манит зеркальной гладью… Вот только сказки больше нет — разбилась сказка на осколки, разбились девичьи мечты, и мир обмана, подлости и предательства распахнул радушные двери вчерашней девочке, заставив повзрослеть. Тереза всхлипнула и уткнулась в подушку; она почти не слышала вот уже пару минут настойчивого стука.

— Тереза, открой, — барабанил в окно Ренард, едва сдерживаясь, чтобы попросту не выбить стекло. — Тереза, открой, или тебя завтра же доставят во Дворец, и говорить мы будем уже там.

Никакой реакции. «Может, спит? Может, действительно, не слышит?» Да нет, от такого грохота нельзя не проснуться. «Не хочет больше ни видеть меня, ни слышать… Ну а чего ты ждал?» Ренард облокотился на стену и прикрыл уставшие глаза.

— Малышка, нам поговорить нужно, — сказал он негромко, но достаточно для того, чтобы она его услышала. — Я виноват перед тобой, но не гони меня, Тереза. Не мог я тебе сразу сознаться — духу не хватило. Не думал, что ты так дорога мне станешь. А теперь не знаю, что делать, чтобы ты меня простила… Тереза, ты нужна мне. Прошу тебя, не гони… Знаю, ничего другого я и не заслужил. Но не гони, малышка. Поговори со мной…

В слабой надежде, что она хотя бы слушает его, он заглянул в окно: да нет, слова напрасны; как лежала она, так и лежит, не шелохнется. Чертыхнулся, отошел от окна, чувствуя, как в глазах нарастает неподобающая мужчинам сырость; вдохнул побольше воздуха, не зная, что и делать теперь. Ну рвался он сюда, ну вот пришел — и что? «Чего ты хочешь от нее? Чтобы простила? А зачем? Она простит, а ты со спокойной совестью продолжишь ломать ей жизнь… Так, что ли?»

— Я знал, что ты не простишь меня, малышка, — проговорил Ренард, еще не зная, что встревоженная наступившей тишиной, испугавшись, что он ушел, Тереза не удержалась и вышла на террасу.

— Простила, — равнодушный голос за спиной заставил резко обернуться. — Но Вам здесь больше делать нечего, Ваше Величество.

Она стояла возле двери в одной сорочке, растрепанная, с опухшими, но абсолютно сухими равнодушными глазами. И все же красивая — никакая королева не сравнится с той, что любима. Родная, любимая его девочка, ускользающая, почти потерянная, на глазах становилась чужой. Всего два дня прошло с той сладостной минуты, когда она без опаски шла в его объятия, когда верила, когда целовала и просила не исчезать… Всего два дня — а теперь между ними пропасть. И он готов строить мосты — самые нереальные, самые невозможные, самые безумные, но все они рушатся, бьются о равнодушный, омертвевший ее взгляд. Ренард не знал, что делать: боялся сделать шаг, и все ж внутри скреблась неугомонная, неубиваемая надежда — она ведь вышла к нему! Значит, еще не все потеряно? Значит, что-то еще теплится в ее доверчивом сердечке? Он не нашел слов — просто подошел и осторожно коснулся рукой ее щеки.

— Не надо, — вдруг зажмурилась Тереза, словно от боли, будто бы он ударил ее. — Уходите! Я прошу Вас, уходите, Ваше Величество!

— Я все тот же пастушок, Тереза.

Тереза лишь нервно, надрывно рассмеялась ему в ответ.

— Неужели Вы еще не наигрались? — шепотом прокричала она.

— Тереза…

— Скажите, это ведь было весело, да? Вам было весело?!

— Тереза, прекрати.

— Зачем я Вам? Что Вам нужно от нищей, безродной крестьянки? Что, Ренард?!

— Малышка, ты мне нужна!

Он попытался обнять ее, а она вдруг заверещала:

— Не смейте прикасаться ко мне! И мне плевать, кто Вы! Я Вас ненавижу, Ваше Величество! Вы можете делать со мной все, что пожелаете, но знайте: для меня Вас больше просто нет. Я пастушка любила — но нет моего пастушка и не было никогда, а королей, тем более столь лживых и циничных, я знать не желаю! А теперь убирайтесь отсюда и хотя бы со своей женой не поступайте так же подло, как поступили со мной. Уходите!

Она пыталась кричать, но голос становился все тише и тише, плечи затряслись в отчаянном рыдании… Ренард сгреб ее в охапку и крепко-накрепко прижал к себе.