Театр тающих теней. Конец эпохи - Афанасьева Елена - Страница 32

– Мамочка! Мама!

Олюшка уже всей ладошкой стучит в окно. Не понимает, почему мать не открывает.

С нижней рубашкой справилась, как теперь Ирочкины ручки в рукава кофты и пальтишка засунуть, если она кричит и вся выгибается? Как же Олюшке помочь, скорее дверь авто открыть, узнать, что девочку напугало?

– Мамочка! Там Савва… И Антипка… Там…

Савва! Живой! Николай нашел его! И Антипка! Как же теперь Антипку с собой на военный корабль взять?!

Но почему у Олюшки лицо искажено от страха и губы дрожат?!

– Мааааамочка!!!

Едва накинув на Иришку пальто и пуховую шаль, оставляет ее на заднем сиденье и, чуть приоткрыв дверь, выскальзывает из авто.

– Где Савва? Где он, Олюшка, где? Почему к нам не идет?

Девочка трясется. Тянет ее за руку к краю причала.

Подбегают вместе к краю и… замирают почти на весу.

Внизу в чистой почти прозрачной воде плавают трупы.

Много трупов.

Очень много трупов. Лицами вниз.

Один из трупов в Саввином синем пальто. Том самом, в которое было зашито спасшее их материнское колье.

Труп Саввы.

И труп волчонка Антипа Второго рядом.

– Ааааааа! Саааавушка! Саааааввввваааа!!!

Сама не понимая, что делает, ухватившись руками за цепь причала, сползает на землю. Олюшка вжимается в нее, рыдает, уткнувшись в грудь.

– Антипка! Антипушка! Савва!

Мальчик, прыгнувший с корабля в воду. Не умеющий плавать мальчик, прыгнувший с корабля в воду, чтобы остаться с ними. Мальчик, который мог бы теперь быть с ее матерью и мужем в Ницце, собирать свои растения и бабочек на Лазурном побережье.

Мальчик, который остался с ними.

И волчонок, который спас его. Который ее спас. Их всех спас.

Шофер Никодим прибежал за ней следом. Хватает под руки, хочет подняться помочь.

– Вставайте, барышня… барыня Анна Львовна! Застудитесь! Ирочка без вас горло рвет, кричит! Барыня, вставайте!

– Анна Львовна! Зачем вы раздетая из авто вышли?! Продует. Никодим, поклажу неси! Грузиться пора. – Николай быстрым шагом идет от здания штаба, рукой указывает на пришвартовавшийся невдалеке сторожевой корабль.

– Пока грузиться. Сорок минут, и снимемся с рейда. Почему вы на земле сидите? – Подходит к краю причала. Смотрит в воду. – Всплыли-таки. – Махнув рукой в сторону всплывших трупов, командует: – Грузиться! Как можно быстрее! Никодим, Анне Львовне подняться помоги! Я за погрузкой должен проследить, и за вами вернусь. – Четким военным шагом двигается в сторону сторожевого корабля.

Никодим, подхватив под мышки, пытается помочь ей встать. Но встать Анна не может. Ноги не слушаются. И рыдающая, уткнувшись в подол, Олюшка мешает встать.

– Так этих ж давно… – бормочет Никодим. – Давно постреляли… Еще в октябре.

Савву расстреляли в октябре. И Антипа вместе с ним. Антипка, конечно же, за арестованным Саввой увязался. А они всё это время не знали. И ждали.

– Еще в октябре. Господин капитан, Николай Теодорович, командовали. И на́ тебе, всплыли. Барыня, вставайте, Ирочка больно кричит.

Анна двумя руками берет в ладони Олюшкино лицо. Целует в мокрые от слез щеки.

– Пойди к Иришке. Пожалуйста, пойди. Я скоро.

Девочка быстро-быстро кивает, идет к авто. Анна поворачивается к Никодиму.

– Николай Теодорович, говоришь, расстрелом командовал?

Никодим пожимает плечами.

– Война ж…

Выдернув свою руку из рук Никодима, Анна остается сидеть на холодных каменных плитах причала.

– Нужно их похоронить.

– Барыня Анна Львовна! Вам на сторожевой нужно. Корабль на рейде ждать не станет.

– Мне нужно их похоронить.

Николай почти бежит с другой стороны пристани.

– Почему еще не погрузились?! Никодим, бегом неси вещи, так и без поклажи уплыть можно. Анна Львовна, берите девочек. Идемте!

– Мне нужно их похоронить!

– Кого «их»? – Николай не понимает.

– Савву. И Антипа.

Николай рывком поднимает ее с земли. Смотрит ей прямо в глаза.

– Ты с ума сошла?! – Первый раз за все годы называет ее на «ты». – С ума сошла?! Кто тебе даст хоронить врага?!

«Врага»?! Они расстреляли Савву как врага?!

– Он не враг.

– Работал на врага. Шифровки составлял, агитационные материалы.

– Так и я могла работать… Чтобы не тронули девочек. Могла и я что-то писать… или рисовать… если бы умела…

Николай жестко, до боли держит ее за локоть. Подталкивает к машине.

– Так и я могла… И Олюшка… если бы чуть старше была…

– Прекрати истерику! Не то и тебя с дочками. За соучастие! Быстро девочек бери и на корабль! – Николай, жестко зажав ее локоть, толкает в сторону авто.

– Вы знали?!

Анна замирает. Николай при всей разнице в силе не может сдвинуть ее с места.

– Вы всё знали! – Поворачивается. – Ты всё знал! Когда я приехала просить искать Савву среди заключенных, ты уже всё знал! – Смотрит. На руку. Забинтованную, когда она приезжала в Севастополь, просить помощи. Теперь бинт сняли. Рука зажила. Но следы волчьих зубов остались.

Антипка вцепился в руку Николая. Антипка пытался защитить Савву…

– Ты знал… потому что ты сам… сам его…

Николай резко поворачивается. Смотрит ей прямо в глаза.

– Да! Да, я сам этого красного щенка расстрелял. Я! Все знают, что я бывал и бываю в доме, где живет пособник врага!

– Ты… выдал его… – с еще большим ужасом, если больший ужас только возможен, догадывается Анна. – Ты…

Николай даже не отпирается.

– Чтобы за соучастие и сокрытие не пойти! Как пойдешь сейчас ты, если сию минуту не возьмешь девочек и не пойдешь на корабль. И не замолчишь о своем Савве раз и навсегда!

– Я никуда не пойду. – Решение возникает мгновенно. Дороги на корабль вместе с тем, кто убил Савву и Антипку, для нее нет. – И никуда с тобой не поеду.

Николай смотрит, будто не понимает, что она, всегда кроткая и тихая Анна, способна на эту железную решимость. И этот жесткий тон. И эту ненависть, что звучит в каждом ее слове.

– Я должна похоронить их.

– Их уже рыбы обглодать успели! Не узнать!

– Я должна предать их земле.

– Ты плохо слышать стала! Хоронить расстрелянного врага тебе никто не даст! Поплывешь за ним, стрелять будут! Саму за соучастие посадят!

– Волк тоже расстрелянный враг?

– Волк ваш гнался за авто до самой Балаклавы. В глотку бы мне вцепился, если бы я не выстрелил. Права была моя мама – сплошная дурость в доме волк!

Анна вырывает свою руку из руки Николая.

– Волк в доме – сплошное счастье! Одно большое сплошное счастье. – И чувствует силу, которая каждую минуту нарастает в ней. Будто убитый Антипка свою силу ей отдает. – Твоя власть может мне запретить хоронить убитого волка?

– Еще минута, и ты опоздаешь на корабль! И никто обратно в имение тебя с дочками не повезет – авто едет в Севастополь.

Анна молчит. Запахивает расстегнутое пальто. Идет в сторону авто.

– Будешь тащить своего волка на себе!

– Значит, буду…

Сторожевой корабль гудит, торопит. Разъяренный Николай вышвыривает из авто их поклажу. Резко за руку вытаскивает из машины перепуганную Олюшку, достает почти раздетую, едва прикрытую пуховой шалью Иришку, сует на руки Оле. Достает свой саквояж. Оборачивается к ней.

– Идете?

Анна молчит.

– Никодим! Авто должно немедленно вернуться в штаб флота! Выполнять!

– Есть выполнять… – едва слышно повторяет Никодим. Неловко пожимает плечами. Садится за руль. И авто трогается к выезду из порта.

Николай четким строевым шагом идет к сторожевому судну. Поднимается по трапу. Заходит на борт. Оборачивается, чтобы увидеть, как, скинув свое пальто, под прицелами береговой охраны, Анна заходит в ледяную ноябрьскую воду. И плывет. Среди трупов.

Сторожевой корабль, издав гудок, отходит от причала.

Анна доплывает до волчонка. Оборачивается на пристань. Береговая охрана держит ее на прицеле. Делает несколько гребков в сторону Саввы и слышит выстрелы. Стреляют поверх головы, предупредительными. Пока. Но могут и в нее выстрелить. До Саввы ей плыть нельзя. Выстрелят. И, захватив одной рукой черное тело, другой гребет обратно к берегу.