Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра - Страница 35

Где его носило почти всю ночь?!

Вторую ночь подряд!

Вопрос — настолько острый, что не могу его никак оставить без внимания. Завладевает моим разумом, подобного жгучему воспалению, ни за что не избавишься без нужного лекарства. Никак не проходит и не отпускает. Даже после того, как проходит ещё некоторое время. Почти схожу с ума от собственных напрашивающихся выводов, если учесть, что предшествовало уходу мужчины.

— Где ты был? — срывается с моих губ, едва он возвращается обратно.

Часть меня протестует и желает тут же забрать обратно все свои слова, а ещё лучше — притвориться спящей. Всё равно же оставляю идею с тем, чтобы уйти. По крайней мере, на ближайшую неделю, до тех пор, пока чужая опека надо мной не перестанет быть действующей.

Но другая часть…

Очень желает знать ответ!

Предпочтительно, честный.

И эта часть меня куда сильнее. Вот и задерживаю дыхание в ожидании. И едва сдерживаю разочарованный вздох, когда слышу встречное бесцветное:

— Были проблемы. Нужно было решить. Задержался.

И.. всё.

Господин Адем Эмирхан — сама лаконичность!

А если прибавить навязчивый шёпот в недрах моего разума о том, что все мужские проблемы обычно решаются путём отборной гулянки… легче не становится, в общем.

Как ещё расценить всё произошедшее с того момента, как я сбегаю из сада, в первую очередь от него?

Бестолочь…

Сама виновата.

А значит…

Стоит молчать.

Да, так и сделаю.

— Среди ночи? Почти до рассвета?

Кто-нибудь, заткните уже меня!

У самой совершенно не получается, несмотря на все доводы рассудка. Вот и опекун удивлённо приподнимает бровь, устраивается с другой стороны постели, окидывая меня оценивающим взглядом с головы до ног.

— Тебе же было без разницы, — замечает.

— Я не так сказала, — сознаюсь неохотно.

— Но смысл был именно такой, — стоит он на своём.

— Возможно. И лишь потому, что ты сам же сказал: «Скоро вернусь», — не сдаюсь, упрямо вздёргивая подбородок. — Но на «скоро» это совсем не похоже. Разве нет? Вдруг тебя… не знаю… переехал трамвай или сбил грузовик? — ехидничаю и складываю руки на груди, отодвигаюсь подальше.

Сам придвигается ближе. Даже слишком. Перехватывает мою ладонь. Сперва одну, затем и другую. Разворачивает запястья зоной пульса вверх. Придирчиво рассматривает. О чём-то задумывается, переведя внимание на брошенные неподалёку металлические браслеты. А я только теперь вспоминаю о том, что опекун совсем не удивился тому, что я свободна и не скована, как он меня оставил перед своим уходом.

Вот же…

Хоть обратно их опять надевай!

Чтоб не объясняться. А то, так и чувствую, он по-любому опять неудобные темы начнёт задевать.

Например:

— Если было так интересно или же беспокоилась о позднем времени, могла бы просто позвонить и узнать, разве нет? — частично возвращается мои же слова тихим вкрадчивым голосом, вновь сосредоточившись на мне.

Глаза в глаза. До того пристально, фактически не мигая, хоть в самом деле сбегай, иначе никак не избавиться от этого пронзительного чувства, что наполняет изнутри подобно восходящему солнцу.

Как же жжёт…

Особенно, если учесть, что в сказанном им имелась определённая правота. Жутко неудобная. Лично для меня.

Вот я и…

— Буду спать! — решаю закруглиться и прекратить пытку для самой себя в первую очередь.

Даже самостоятельно тянусь к злосчастным наручникам, почти привычно цепляя на себя один из браслетов, добавляя во взгляде: «Всё? Доволен?».

И, видимо, всё-таки нет.

Ведь в итоге другой браслет закрепить я не успеваю. Он сам его цепляет. Неожиданно, себе на руку.

Хм…

— А это обязательно? — прищуриваюсь, пытаясь разгадать, что за этим кроется.

Снова издевается надо мной?

Или это такой новый вид наказания?

Или же…

— Когда я вернулся, ты успела на ту же ночь глядя собрать свой рюкзак, — совершенно невозмутимым тоном сообщает мужчина. — На пикник захотелось? На случай, если меня в самом деле переехал трамвай? — продолжает в явном сарказме. — Или для чего он тебе?

Жуть, как захотелось подтвердить именно второй вариант развития событий!

Но промолчала.

Хватит.

Много болтаю и так…

Правда, банально отвернуться и лечь тоже не выходит. По крайней мере, не сразу. Я ж теперь к нему фактически прикована. Удаётся задуманное лишь после того, как он соизволяет мне с этим помочь. Таким образом его рука теперь на моей подушке. Сам мужчина непозволительно близко за моей спиной. Почти объятия. По крайней мере, так же жарко, как я помню, когда они были полноценно настоящими не так уж и давно.

Ну и ладно!

А ещё…

— Я разозлилась, — признаюсь тихо и запоздало, поясняя наличие собранного рюкзака. — Тебя долго не было, — добавляю ещё тише.

Ответом становится шумный выдох мне в затылок.

Следует пауза.

И такое же тихое:

— У меня правда была веская причина. Завтра расскажу. Спи уже, беспокойная ты моя.

Вздыхаю. Волну встречного возмущения на такое обращение успешно подавляю. Она вообще странным образом очень быстро превращается в нечто иное — такое же тёплое, почти привычное и родное. Быть может всему виной слишком мягкий голос мужчины, а может я банально устаю, чтобы открывать новый раунд в состязании, в котором опять заведомо проиграю.

И в самом деле вскоре засыпаю…

Глава 17

Асия

Спальня утопает в ярком свете солнечных лучей, когда я просыпаюсь. Понятия не имею, который час, да и знать не хочу. Как и подниматься с постели не спешу. И даже не потому, что я придавлена широкой ладонью, покоящейся на моём животе, которая фактически впечатывает меня спиной в чужое тело, и то было бы невозможно. Собственное положение сегодняшний утром больше не видится столь уж и ужасным.

Правду говорят, человек ко всему привыкает…

Вот и я — тоже. В самом деле привыкла. И даже хуже. Кажется, мне это нравится. Очень уж тепло и уютно, слишком плотно внутри поселяется ощущение безопасности и своеобразного умиротворения, чтобы было возможно игнорировать. Настолько, что открыв глаза, осознавая реальность, вместо того, чтобы поспешить избавиться от оков и отодвинуться хотя бы на дюйм, я просто улыбаюсь новому дню, почти решившись коснуться этой ладони. Хотя в действительности мои пальцы замирают совсем близко, повторяют очертания мужских пальцев, пока я задумываюсь о том, откуда на костяшках свежие ссадины.

И где его этой ночью всё-таки носило?

Не то чтоб я снова злилась.

Но становится немного тревожно.

Это помогает собраться с мыслями, перестать думать только о себе, набраться решимости подняться с кровати.

Хозяин спальни всё ещё спит, а я стараюсь быть максимально тихой, пока пользуюсь той же скрепкой, что и накануне, чтобы снять с себя металлический браслет. На этот раз нехитрая манипуляция занимает куда меньше времени и усилий. Глухой щелчок — и я вполне свободна, могу усесться на краю постели. А вот подняться на ноги не успеваю. Замираю, расслышав чуть хриплое ото сна:

— И тебе доброе утро.

Не знаю, зачем я зажмуриваюсь, пока вся сжимаюсь и ругаю себя за то, что не сумела справиться достаточно хорошо, чтобы он не проснулся. Можно подумать, то способно сделать меня невидимой и избавить от нового приступа смущения, пополам со смятением.

— Теперь понятно, почему ты не воспользовалась ключом, — добавляет уже задумчиво опекун, выдерживает короткую паузу и продолжает с явным сарказмом: — Так и знал, что нельзя верить твоим красивым глазам.

Все мои былые эмоции исчезают в один миг.

— И как по-твоему я могла бы этим самым ключом воспользоваться, если он у тебя, а тебя нет? — разворачиваюсь к нему с самым праведным возмущением.

Мужчина приподнимается на подушках и протягивает вперёд ладонь, слегка поманив пальцами. Вздыхаю. Отдаю своё самодельное открывающее приспособление. Сидящий поблизости какое-то время рассматривает скрепку, а после откладывает его на тумбу с противоположной от меня стороны кровати. Ящик той же открывает, доставая то, о чём идёт речь.