Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра - Страница 25

Очень уж тонкие запястья.

То дерьмо, которое творится в той образовательной богадельне для элитных детишек — отдельная тема. Если поначалу не придаю этому особого значения, всё-таки к судебным разбирательствам и нытью законников мне не привыкать, то после того, как заканчиваются сегодняшние уроки, а моя подопечная так и не появляется…

Поначалу решаю, что всё-таки опять свалила.

Но нет.

Ничего такого не показывают мониторы в охранном пункте, транслирующие камеры на воротах среди вышедших по окончанию занятий пешком учеников. Доступ к ним, к слову, тоже достаётся мне с небольшой задержкой. Лишь после звонка их директору.

С кем-то на машине уехала?

Тогда придётся смотреть другие камеры.

Да и…

Вряд ли.

Не до такой же степени её напрягает моё присутствие, чтоб начать общаться со всеми подряд?

Не в её духе, если хотя бы немного её правда узнаю за время нашего недолгого общения.

Тем более, как оказывается позже, Асия не только не покидает территорию школы «Бахчешехир», но и последнюю пару пропускает.

А значит…

Какого х*ра?

И да, другие камеры тоже приходится смотреть. На перемотке. Чтоб отследить все сегодняшние передвижения девчонки, начиная с момента, как я её сюда привожу этим утром, тоже уходит немало времени.

Времени, за которое моя выдержка начинает окончательно трещать по швам. Ещё с момента, когда один из старшеклассников увязывается за ней в раздевалку.

— Если с моей подопечной что-то случилось или случится, я этого не забуду, — сообщаю каждому их охранников, которые здесь вообще непонятно чем занимаются, с учётом, что ни черта не знают.

А уж после того, как я нахожу нужные кадры…

Твою ж мать!!!

Асия

Проходит несколько часов. Руки затекают. Я их почти не чувствую, настолько немеют. Избавиться от пут не выходит. Как и от мешка на голове. Усесться — и то с трудом. Несколько раз падаю обратно на бок, прежде чем удаётся зафиксировать нужное положение. Я не имею ни малейшего понятия где нахожусь, но догадаться не сложно, с учётом, что вокруг шуршат мешки, набитые самым разным наполнимым, судя по ощущениям. Меня то и дело подташнивает: запах тут отвратительный, и если сперва — довольно терпимо, то, чем дольше я тут нахожусь, тем всё хуже становится. Сохранять спокойствие тоже даётся нелегко.

Если это дурная шутка и способ меня проучить, то слишком уж затягивается…

Так и оставят меня здесь?

Сволочи!

Начальная злость постепенно смешивается с отчаянием. И оно лишь усиливается. Особенно остро — в момент, когда слышу шум подъезжающей машины и отчётливый сигнал заднего хода. Ведь на мой крик о помощи никто не откликается. Должно быть водитель в кабине, вот и не слышит. Как подтверждение последнему, начинается движение. Мусорный бак подхвачен, отчего меня встряхивает, затем он начинает подниматься.

Всё также вместе со мной.

Кажется, ещё немного, и я действительно окажусь на свалке. Или того хуже. И ведь помню, что бездействие ничего не изменит. Если не помогу себе сама, то кто ж ещё? Но горло будто в тиски сдавливает, на громкость никаких сил не остаётся, глаза начинает предательски щипать от слёз, а новый вдох застревает в лёгких.

Будто под бетонной плитой погребает…

А ещё:

— Стой! — доносится издалека. — Остановись!

Самой себе не верю.

Правда, голос опекуна?

Или у меня на фоне панической атаки крыша едет?

Ни в том, ни в другом я ни капельки не уверена.

Но движение вверх прекращается. Слышится противный писк, ещё чьи-то голоса. Крики. А мусорный бак опускается обратно. Над головой — удар по железу. Новый грохот чего-то тяжёлого. Ещё крики.

— Ключ где? — мрачное и злое.

Да, совершенно точно от опекуна.

— Не знаю. У меня его нет. Обычно тут всегда открыто, ни разу не закрывали, — отзывается кто-то.

В ответ — сплошной мат и ругательства. Пауза. А ещё новый удар. Один. Второй. Третий. Лязг металла сменяется потоком свежего воздуха. Меня подхватывают за плечи, вздёргивают вверх. Я… всё ещё молчу. Глотаю свои предательские слёзы. И в ярких красках представляю себе, как всё происходящее выглядит со стороны.

Если я когда-либо в жизни и испытывала унижение, то конкретно сейчас — высшая предельная точка.

Сплошная стыдобища!

И…

— Ты как, стоять можешь? — стягивает с моей головы мешок бывший муж моей матери.

Резкая смена темноты на свет режет глаза ещё хлеще, чем слёзный поток. Зажмуриваюсь. Киваю. Хотя едва ли в достаточной степени то является правдой. Колени подкашиваются, когда меня разворачивают к себе спиной. Мои руки становятся свободны очень быстро. Ещё быстрее я развёрнута обратно. Глаза к этому моменту успевают привыкнуть, и я решаюсь посмотреть ему в лицо.

Опекун хмурится. Во взгляде — ледяная ярость. Смотрит так, будто это я сама себя сюда запихнула, сама во всём виновата. А я… виновата? В какой-то степени так и есть. Не связалась бы с Кааном Дикменом, его подружка бы тогда столь сильно не взбесилась бы. Сама ведь спровоцировала её. И это я ещё легко отделалась.

Жалкая!

Наверное, именно поэтому мои слёзы всё ещё не останавливаются. Наоборот. Стекают по щекам так интенсивно, словно я решаю устроить тут потоп.

Ничего не могу с собой поделать…

Зачем обнимаю его обеими руками, крепко прижавшись?

Тоже не имею ни малейшего понятия.

Просто…

Так спокойнее.

И гнев в его глазах уже не кажется чем-то настолько жутким. Удушающее чувство почти отпускает. Вместе с тем, как мужчина также крепко прижимает в ответ.

«Место для отбросов» — мелькает перед глазами надпись, выведенная мелом по металлу.

К месту хранения отходов не относится. Недавно написано. Коряво. В спешке. Как личная пощёчина. Мне.

К тому же:

— От меня воняет, — вздыхаю, испытывая новое чувство вины, отстраняюсь.

Вернее, пытаюсь.

Тщетно.

— Ничего, — с улыбкой в голосе произносит опекун.

Так и не отпускает. Гладит по голове. Как маленькую.

Это, правда, успокаивает.

А короткая пауза сменяется задумчивым:

— Но ты права, от тебя и правда воняет.

С моих губ срывается нервный смешок.

— Мне нужно переодеться, — вспоминаю о том, что в спортивной раздевалке есть душ, медлю немного, а после добавляю нерешительно: — Ты не мог бы пойти со мной? У меня нет ключа, который закрывает дверь. Не запирается. Почти всегда, — заканчиваю совсем тихо.

Я в самом деле настолько жалкая, что попросила его меня посторожить?

Почти жалею о своей просьбе.

Вряд ли кто-либо из учеников всё ещё тут.

И нет никакой особой необходимости.

Но…

— Хорошо, — кивает опекун.

А я только теперь замечаю в ряд выстроенных за его спиной охранников школы со всех постов. В отличие от меня, они смотрят себе под ноги, как в асфальт вкопанные, с самым покаянным видом, словно вместе со мной провинились. Вместе с тем вспоминаю кое-что ещё:

— Как ты меня нашёл? — поднимаю голову.

Былая ярость в чёрных глазах заметно смягчается.

— Скажем так, попросил мне с этим помочь местную администрацию, — явно не договаривает Адем Эмирхан.

Неспроста же так опасливо на него все дружно косятся, стоит мне спросить?

Возможности уточнить бывший муж моей матери не оставляет, тянет за собой, в сторону тех самых раздевалок, а я начинаю задумываться о том, когда он успевает здесь настолько освоиться, чтоб так хорошо ориентироваться. Я сама, помнится, после того, как оказалась здесь впервые, карту себе рисовала, лишь бы первое время не заплутать.

Других учеников и правда в школе давно нет.

— Спасибо, — произношу, едва мы оказываемся у нужной двери.

Он остаётся в коридоре, а я тяну за ручку.

— Я тебя тут подожду, — сообщает он.