Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 47

«Не вздумай перетруждаться».

А я ему отвечаю:

«Папочка, ты ошибся адресом!»

И тут же ловлю угрозу:

«Ты мне поговори, попа будет битая».

Ничего не отвечаю. Она и так будет такой. Краснею. На Алку внимания не обращаю, она просто завидует.

Дождавшись обеда, бегу в аптеку, а затем, скинув пальто, сразу же в туалет.

Руки трясутся, глаза наполняются слезами радости.

От переизбытка чувств в груди танцует сердце. Сделав всё как написано в инструкции, жду заветные минуты. И, когда на тесте прорисовываются две полоски, буквально кричу от счастья.

Зашедшая в туалет кадровичка смотрит на меня как на придурочную.

Глава 50

Глава 50

— Может быть, заедем куда-нибудь покушать? — подмигивает мне Данила, сидя за рулем.

Сейчас Михайлов, несмотря на привычную расстёгнутую дублёнку и тяжёлый взгляд чёрных глаз, сам на себя не похож, такой весёлый и игривый. Мне даже кажется, что у него свалилась гора с плеч и теперь он свободен. И не надо быть бешеным дикарём. Можно командовать, но с какой-то медвежьей нежностью.

— Я не против.

А уж я так совсем раскисла. Чувствую, если он скажет стоять — я буду стоять, скажет лежать — я тут же лягу.

Ну потому что я никогда не была настолько счастливой. Всю дорогу до кафе кавказской кухни я только и делаю, что смотрю на него. Любуюсь своим дикарём.

Мне даже кажется, что моя нынешняя покладистость для него — как сметана для кота. Кстати, как там интересно мой Васька? Не терпится рассказать ему моём положении.

А как представлю радость Данилы, аж сердце заходится.

Мы с ним садимся за столик у окна, долго читаем меню. Я выбираю осетинский пирог с мясом и поверить не могу в то, что это не сон.

Вот он, мой самый непослушный в мире дикарь, теперь выбирает мне напиток. Сидит напротив. Предлагает красное вино, а я его останавливаю.

Он смотрит с удивлением. Суёт официантке меню вдогонку, практически выпроваживая, когда последняя хочет спросить что-то ещё.

— Ты не хочешь вино? — прибивает тёмным взглядом к стулу.

— Нет, — кусаю нижнюю губу и смеюсь как ненормальная.

— Ты точно не хочешь?

Мотаю головой.

— Ты не хочешь, или тебе нельзя? — неожиданно громко хрипит Михайлов и подскакивает на ноги, завалив стол на пол.

Все на нас смотрят. А ему по фигу. Он, отодрав меня от стула, хватает за подмышки и начинает кружить. В этом движении столько чувства и огня, что я не могу унять волнения. Данила при всех рычит о том, что у него будет ребёнок, я даже не успеваю показать ему тест. Он верит на слово.

И, поставив меня на пол, делает рывок вправо, достаёт бумажник, перекупая букет роз у какой-то девушки. Это мило и в то же время совершенно ужасно. У неё день рождения!

Закрываю лицо руками, покрываюсь румянцем. Смущаюсь, смотрю исключительно в пол. Это невероятное счастье. Но так неловко. Мой сухарь сейчас вообще никого не стесняется. Какой-то дедушка справа хлопает в ладоши и спрашивает, как давно мы женаты. Михайлов объявляет, что разберётся с этим вопросом. Щёки краснеют ещё сильнее. Даже представить себе не могла угрюмого дикаря вот таким, радующимся прилюдно.

Это просто фантастика. Кто-то за соседним столом смеётся, мол, ты вначале сделай, потом радуйся. Но я-то знаю Михайлова, он слов на ветер не бросает. В общем, народ за нас счастлив.

Узнав о моей беременности Данила, совсем с цепи сорвался. Стал настоящим владельцем меня и моего тела. Запретил абсолютно всё и раскомандовался до такой степени, что уже и не знал, от чего ещё меня можно отстранить и чем полезным накормить.

Натравил на соцслужбу комиссию по труду, которая расставила компьютеры так, чтобы нас с моим ещё зернышком не облучал Светкин монитор.

Так прошла ещё одна неделя. Я успела сходить к гинекологу, слазить на кресло и записалась на УЗИ.

А Михайлов стал ездить ко мне домой в два раза чаще, без пропусков оставался на ночь и обнимал во сне.

Но было и кое-что печальное. Он вспомнил о своём медицинском образовании и до определённого срока решил ограничить нашу половую жизнь. Бесил этим безмерно, особенно учитывая тот факт, что, оказывается, беременная я ещё более голодная, чем до этого.

Михайлов завалил мой дом гранатовым соком и принялся варить для меня морскую рыбу. Много разной рыбы. На все возражения просил помолчать, объясняя это тем, что рост и развитие плода поддерживают жирные кислоты омега-3. А ещё приобрел льняное масло, грецкие орехи и яйца. Много яиц. Как будто птицефабрику ограбил. Но это ладно, когда он притащил мне таз, доверху наполненный мороженой брокколи, я напряглась и устало закатила глаза.

Больше всех досталось Василию, его Михайлов отвёз в ветеринарную клинику проверять на все болезни сразу, и, сколько я ни доказывала, что это глупо, всё равно я всё время была с ним в контакте, моего дикаря было не остановить. В итоге он собственноручно помыл его несколькими шампунями и подстриг когти.

Моей квартире тоже «повезло». В ней Михайлов устроил генеральную уборку. Выкинув всё, что ему показалось накопителем пыли или возможным источником аллергии. И, так как спорить с дикарём бесполезно, мы с Василием только переглядывались.

Подошел день икс. День, когда мы с Михайловым должны пойти на первое УЗИ.

Мне казалось, что ещё слишком рано, но Михайлов утверждал, что надо исключить внематочную, убедиться, что всё прикрепилось правильно, да и вообще, поскорей увидеть нашу «фасолинку».

Я естественно волнуюсь. Но всё равно это приятное волнение.

Мне дадут маленькую фотографию, где будет ничего не понятно, но которую я буду разглядывать с замиранием сердца. Я положу её в альбом для фотографий и, когда ребёнок родится и подрастёт, буду её показывать вместе с тем самым тестом, который показал две полоски.

Как бы Михайлов ни рвался внутрь, мы с узистом входим в кабинет вдвоём. Он говорит мне раздеваться. Просит лечь на простынку. В кабинете темно и холодно. Но всё это неважно. Главное, мой будущий малыш.

Специалист дежурно сообщает о размерах, подтверждает, что беременность есть, что плод прикрепился к задней стенке, спрашивает про последний день месячных. А потом…

— Судя по размерам плода — это шесть с лишним недель, по вашим срокам — конец пятой. Сердце уже должно биться, но сердцебиения нет. Подозрение на замершую, думаю, это она и есть, — совершенно безразличным тоном говорит доктор. Убирает датчик и садится за стол, начинает писать заключение.

А я ничего не понимаю. Я ничего не вижу. Меня словно ударили в солнечное сплетение. Мне так резко становится больно и страшно, что даже не хочется что-то ещё спрашивать. Даже не то что не хочется… Я не могу! Как я выйду и скажу Даниле, что внутри меня не бьётся сердце его ребёнка?! В глазах застывают слёзы. Это он виноват! Этот чёртов доктор с его равнодушным лицом, побитым глубокими морщинами.

Глава 51

Глава 51

— Что значит сердце не бьётся? — Михайлов, взяв доктора за грудки и оторвав от пола, трясёт его и ревёт как огромный, разбуженный от спячки раньше положенного времени медведь. — У моего пацана сердце не фурычит? Типа мой пацан больной, по-твоему? Или совсем того? Не жилец? Ты вообще охренел, доктор?

— Поставьте меня, пожалуйста, на место, — пищит узист, беспомощно болтая ногами и кашляя. — Я всего лишь говорю то, что вижу. По всей видимости, у вашей жены замершая беременность. Такое бывает. И довольно часто. Я здесь ни при чём.

— То, что она моя жена, это ты правильно говоришь, но очки всё равно протри и ещё раз посмотри. Может, тебе самому к врачу надо? Может, у тебя эта, как её, катаракта?! — рычит громче.

— Охрана, позовите охрану! — скулит, умоляет, просит врач, глядя на меня с таким несчастным видом, что мне его даже жалко.

Даниле наши переглядки не нравятся, хотя мне вообще не до того. Мне плохо.

— Ты чё это, к моей женщине таким образом подкатываешь? Какого чёрта она должна для тебя охрану выискивать? Ты же мужик, защищайся, раз виноват. Я так-то сам доктор. Только ко мне пациенты после смерти попадают. Ой, не дай бог нам с тобой снова встретиться, узист. Ой, не дай бог!