Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 36

— А ты точно уверена, что это безопасно? — нехотя натягивает куртку.

— Я его не брошу!

— А если нас прибьют? Ты Елизавету не знаешь, она дама упёртая и с богатой фантазией. Если ей что-то надо, — а ей точно надо! — она до конца пойдёт.

— Это то, что я думаю, Сёма? Расскажи! Некий поступок, то, из-за чего они развелись и её ненавидит собственная бабушка? Ты знаешь, что у них случилось? Ну-ка расскажи мне! Немедленно! — на эмоциях выдаю приказным тоном и топаю ножкой.

Семён резко отворачивается. Опять молчит. Прикусывает себе язык. Он явно пообещал хранить чужую тайну.

Смотрю на него со злостью и негодованием, даже его же вилами угрожаю. Но этот партизан прям рот себе зашил и ни слова.

Ладно! Потом! Сейчас главное не это.

Гуськом, пригнувшись к земле, пролезаем через дыру в заборе и по стеночке добираемся до крыльца Степановны. Держим наши орудия, надеемся на удачу и отсутствие у напавших огнестрельного оружия.

Вваливаемся в дом, а там… Дикарь спокойно вяжет бывшую жену Елизавету к стулу. Она аж малиновая от злости, даже с закрытым скотчем ртом понятны те слова, что она мычит, мотая головой и глядя на Михайлова с ненавистью. Мужики тоже тут. Лежат на полу. Спина к спине. Крепко-накрепко связанные между собой бельевыми верёвками.

А я заворожённо наблюдаю за тем, как работают мышцы на руках дикаря, как ловко он чуть приседает, как вяжет узлы, как даже не напрягается при этом. Майка облепила торс, взмокла от пота, джинсы туго обтянули бёдра. Это так красиво, что даже страшно.

Но вернёмся к нашим баранам. Моргаю, стараясь проанализировать ситуацию. То есть я переживаю за него, волнуюсь, а он всех победил?

— Просил же не ходить сюда, — командным тоном рычит на меня Михайлов и недовольно поглядывает искоса.

— Я думала, тебя убивают. Я хотела помочь!

— Хм, — усмехается, — фитильки у них не отрасли Данилу Михайлова убить. Просто это не для глаз кукол вроде тебя. Зачем тебе этот стресс? А это что?

Кивает на мои вилы. Смеётся. Издевается.

Тут же бросаю их на пол. То же самое делает Семён со своими граблями. Выходит громко. Михайлов недовольно хмурится. А я развожу руками. Ещё, блин, переживала за этого чурбана неблагодарного!

— Откуда я знала, что ты не судмедэксперт, а Брюс Ли?

— Брюс Ли?! — кривится дикарь и приподнимает правую бровь. — Ты так не говори, Барби, а то сразу понятно, что ты не так уж и молода и гораздо старше, чем выглядишь. Сейчас никто не знает, кто такой Брюс Ли.

— Ну знаешь ли! — Ставлю руки на пояс, после этих насмешек и уничижительных намёков я сама хочу его прибить.

— Молодёжь, Забавушка, говорит сейчас Капитан Америка, ну или, на худой конец, Человек-паук.

Закатываю глаза. Но всё равно внутри будто отпускает. Разжимается пружина, прорывает плотину, становится легче оттого, что он не пострадал.

Переглянувшись с ним ещё раз, перевожу взгляд на мычащую Елизавету и, пожалев женщину, отклеиваю ей пластырь. Она начинает истошно орать, причём с употреблением дичайшей нецензурной лексики. Я и не знала, что она так может:

— Ах ты паскуда, Михайлов! Ну ты и ***! Я твой *** засуну в ***! Ты пожалеешь, что на свет родился, мне теперь подпись твоя не нужна, мне твоя жизнь нужна. В особо жестокой манере…

Дикарь снова заклеивает ей рот.

— Я что тебе говорил, Забава? Всегда слушай мужчину! Не надо ей давать говорить, она сошла с ума. Такое бывает от переизбытка дорогого тонального крема.

Обалдев от реплик Елизаветы, послушно киваю и отхожу от неё подальше.

— Допустим! А кто эти ребята, что крутятся на полу как червячки для наживки на крючок? Мой дед любил таких плотненьких. Ну я не в смысле, что вы полные, не обижайтесь, просто ассоциация, извините. — Наклоняюсь к ним.

Они тоже смотрят крайне недоброжелательно. Думаю, если отклеить их пластыри, будет то же, что с его бывшей.

— Ой, как же неловко, я вас не представил. Ну Елизавету ты знаешь. А это мои коллеги. Пришли рассказать, что со мной будет, если я вдруг перестану молчать о том, что они немного ошиблись, выполняя свою работу. Ну я всё понимаю: подумаешь, засадили невиновного в тюрьму, с кем не бывает.

— О! Это про то, что я знаю?

— Ага!

Пугаюсь. Начинаю метаться по дому, заглядываю в окна. За мной бегает Семён. Он, кажется, даже за локоть меня держит. Ему тоже не по себе.

— А если они приведут подмогу, Михайлов? — задёрнув шторы, перехожу на шёпот.

— Да, Данила, ты бы поосторожнее, мало ли на кого они работают, — поддакивает Семён.

— Это вряд ли, ребята, да и потом, и так понятно, на кого они работают. Кого отмазали, тот и виноват. Вот пройдёт нормальная экспертиза, ларчик-то и откроется, правда? — подмигивает, отвечая шёпотом дикарь, а потом на нас смотрит. — А чё это вы опять вместе-то ходите? Ты и Семён? Я не понял, Забава? Я думал, мы со старостой решили.

Отворачиваюсь, машу рукой на дикаря. Надоел с этой темой, честное слово.

А Михайлов продолжает, осматриваясь и о чём-то размышляя:

— Хотя ты, Забава, знаешь, я ведь случайно им пальцы сломал, они теперь точно меня не забудут. И не простят. Ты бы слышала, как они угрожали. Такие вещи планировали. От пожара до потопа. Сказали, что у меня дома уже побывали. Разнесли там всё. Но меня больше всего моя бывшая жена впечатлила. Пока мы тут с тобой «общались», — Михайлов рассказывает, я краснею, опустив глаза, а Елизавета мычит что есть силы и дёргает ногами, — она их надоумила не только у меня порыться, так ещё и сюда наведаться. И они думали, что я их боюсь. И всё сам отдам. Вот такая у меня сообразительная и ревнивая бывшая жена. И надо же, как всё совпало. И гости, и Степановна в больнице, и Елизавета сюда как к себе домой катается то за подписью, то за флешкой!

— Данила... — Я прям аж теряюсь. — Но пальцы-то зачем?

— Самооборона! Я как Брюс Ли, кошечка, не забывай.

Охаю! Ахаю! Слишком много всего. Голова кругом.

Но тут оживает староста.

— Подай мне вилы, Забава, — указывает он на названный предмет, — я домой пошёл. Мне всё это не нужно. Я человек на должности. Строю карьеру. Короче, я ничего не видел.

И хлопает дверью.

— А что мы теперь с ними будем делать? — имею в виду мужиков на полу.

— Будем ускорять процесс установления справедливости в геометрической прогрессии. Они могли бы просто признаться, но напали первыми. Поэтому придётся работать с тем, что имеем.

— Это как?

— Сдадим их как стеклотару, вместе с потрохами. Мы ждём участкового и отряд ему на подмогу. Они уже выехали. Это же ни в какие ворота. На дом глубокоуважаемой Степановны напасть! До такого додуматься надо! — Швыряет один стул, потом валит другой, вытаскивает ящики, вытряхивая из них содержимое. — К счастью, мы успели вовремя. Мой дом тоже перевернули, потом вот сюда пришли. У нас тут серийные домушники нарисовались, Забава. Надо этот преступный элемент давить на корню.

Идёт в спальню и оттуда приносит шкатулку. Высыпав горсть старомодных побрякушек и золотые коронки на пол, пихает одному из мужиков в карманы. Тот, естественно, недоволен, мычит активнее.

— А почему ты сразу не отдал информацию?

— Так повода не было. Думал, что и как лучше сделать. А теперь, Забавушка, когда они уже не просто разговаривать пришли, а напали, сам бог велел. Выбора-то уже и нет.

Дикарь подходит к одному из пленных и пихает его ногой. Приседает возле его башки.

— Когда тебе, милый, статью за грабёж пришьют, очень вовремя всплывёт моя информация. И всё будет хорошо! Не переживай. Тебе уже никто не поверит. Это же надо! Додумался! Старушек обворовывать! Вам там мало платят, что ли? В вашей районной судмедэкспертизе? Вначале заключения за бабки подделываем, а потом по домам чужим шатаемся. Ай-ай! Нехорошо! Пошли мужики по наклонной!

Тот мычит так сильно, что аж багровеет. А я, взявшись за голову, присаживаюсь на стул. Вздыхаю.

— Я собиралась просто кормить кота.

Глава 37