Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 32

— Ты сказала, что мы не помылись, — хрипит дикарь и, сжав мои бёдра под водой, умудряется елозить моим телом по своему.

— Ты… ты понимаешь, что моя одежда намокла? Как я пойду за консервами для Василия? В чём? В панталонах Степановны?

— А тебе и не нужно. — Присасывается к моей шее дикарь и, тяжело дыша, продолжает возить моими бёдрами по своему огромному, снова возбуждённому прибору.

— Наглость — второе счастье, да, Даниил Александрович?

— Ты высушишь волосы и ляжешь отдыхать. Выспишься! А я пока схожу проведаю коня и заодно куплю всё, что нам необходимо.

— Даже боюсь представить, о чём ты.

— У тебя голос стал тише.

— Неправда, мне всё ещё ужасно отвратительна вся эта ситуация. — Закрываю глаза, а он гладит моё тело.

Ведёт руками по груди, талии животу и снова по груди.

— Ты хотела мытья. Вот тебе мытьё.

— Я имела в виду не это, — перехожу на туманный шёпот, когда он снова скользит руками между бёдер, ласкает сердцевинку.

— Ты думала, мы будем мыться в тазике?

— Нет, я имела в виду, что ты помоешь своего друга с хозяйственным мылом в рукомойнике.

— Очень смешно, красавица, а теперь сядь вот так и нагнись вперёд. Мне нужно кое-что сделать.

И, не дожидаясь, пока я выполню, заставляет принять нужное ему положение.

— Что именно тебе нужно, ох-х-х…

Не успеваю договорить, как внутри меня снова оказывается его крупный член.

— Мы так не договаривались, Михайлов! — Кусаю губы, потому что я очень возмущена, но ощущение его каменного сильного тела подо мной и его не терпящих возращений рук, просто сводит с ума.

Он вынуждает меня приподниматься и опускаться. Хватаюсь за край ванны. Вода плещется наружу. Катастрофически мало места. Ступни жёстко упираются в чугунное дно. Но всё это уходит на задний план, особенно когда он заставляет меня подняться, развернуться и сесть на него верхом. И вот он снова внутри меня, только теперь мы лицом к лицу.

И целует жадно в губы, схватив за мокрые волосы и грубо притянув мою голову к себе.

Ненормальный. Неадекватный безумец.

— Ты снова не надел…

— Разберёмся…

И приподнимает, жёстко таранит, бьёт. Входит в сумасшедший ритм.

А я кричу. Стоны получаются протяжными, громкими, рваными.

— А если опять кто-то… Кто-то придёт, — говорю неразборчиво, как будто давно нуждаюсь в услугах логопеда.

Всё потому, что он резко толкается в меня бёдрами, больно тянет кожу головы и при всём при этом запихивает язык мне глубоко в глотку.

— Пусть завидуют.

Даже его глубокий хриплый голос вызывает во мне всплески возбуждения. Эти его жестокость и бесстыдство, которые должны пугать, почему-то порождают обратную реакцию. Я начинаю дрожать. Всем телом. Дыша часто-часто, я почти ощущаю накатывающие волны пульсации, но дикарь не даёт мне кончить.

Я хочу возмутиться. Но мне не позволяют.

Отодрав меня от себя, он заставляет встать, нагнуться, схватиться руками за край ванны. Мокрому телу тут же становится прохладно. Теперь вода покрывает только наши ноги. Но мне сейчас не до этого.

Потому что грубый засранец, вцепившись в мои бока, с силой бьётся о мой зад, вколачиваясь до самого основания. Мне приходится держаться очень крепко, чтобы не перекувыркнуться и не упасть головой вниз.

Но и это заводит!

Ноги скручивает судорогой, по телу начинает катиться огромный огненный шар оргазма. Я не могу его остановить. Он вообще мне не принадлежит. Как и всё остальное.

Я даже немного пугаюсь того, насколько сильно взрываюсь изнутри. Дикарь соревнуется со мной в громкости стонов. И я вдруг понимаю, что мы опять не предохранялись. К счастью, он об этом помнит, потому что вовремя покидает моё тело и финалит наружу. А я даже сказать ничего не могу, настолько размякшей себя ощущаю. Интересно, он всегда такой ненасытный? Или это только со мной?

Глава 32

Глава 32

— Ладно, пока хватит! — Вылезает из ванны дикарь, ступает босиком на пол.

С него течёт вода, он даже не пытается одеться или хотя бы вытереться. И, ни о чём не задумываясь, он прямо так идёт на кухню, берёт чайник с плиты и хлещет воду из носика.

Едва удерживая себя на плаву, изнурённая и разбитая, я внимательно за ним наблюдаю. В какой-то момент ухожу под воду, потом снова хватаюсь за края ванны, я настолько обессилена, что боюсь утонуть. Я будто выжатый лимон.

Измученная, в изнеможении широко зеваю. И, откинув голову на бортик, прикрываю глаза.

— Может, ещё разочек? — звучит как угроза посреди почти обретённой мной нирваны.

Разлепляю веки. Надо мной стоит Михайлов. Ухмыляется, почёсывая голое пузо.

Резко подорвавшись, я поскальзываюсь на дне, но встаю. Хватаю с верёвки полотенце Степановны. И, обмотавшись им, спешу в спальню. Грозно топаю мимо сексуального маньяка, чем вызываю у него приступ смеха.

— Укутайся хорошенько, замёрзнешь!

— Хватит командовать! — Захлопываю перед его носом дверь и тут же забираюсь под одеяло.

Полы ледяные. Мокрое тело мёрзнет. Греюсь под одеялом. Заметивший меня Василий, довольно заурчав, тут же прыгает ко мне.

— Что тебя так злит? — Заваливается следом в спальню Михайлов.

— Я бы хотела прийти в себя. Ну знаешь, немного личного пространства. Побыть одной. Осмыслить случившееся.

— Зачем?

Осматриваю крепкого, жилистого, здорового, мускулистого, совершенно голого мужика посреди комнаты и даже не знаю, как бы ему это объяснить.

— Я так не привыкла! — Подтягиваю одеяло, прихватив с собой Василия.

Он у меня прям ходячий антистресс с шерстью. В любой непонятной ситуации я его наглаживаю.

— Ты имеешь в виду позы? Больно, что ли, было?

Вздохнув, закатываю глаза. Чурбан бесчувственный.

Васька трётся о меня влажным носом.

— Я имею в виду отношения. Ты меня не спрашиваешь.

— Понимаю, — нахмурившись, Михайлов скрещивает руки на груди и смотрит в упор, при этом с его прибора всё ещё капает вода, не могу перестать смотреть туда. А он продолжает разглагольствовать: — Тебя привлекают недотёпы вроде Семёна, такие, что будут просить разрешения, прежде чем присунуть.

Отрываю взгляд от нижней половины его мокрого тела и нахожу глаза.

— Меня не привлекает Семён.

— Уже хорошо.

— Но я хотела бы сама распоряжаться своим телом.

Дикарь сжимает челюсть, смотрит на потолок, на стену, потом на пол и, наконец, на меня.

— Тебе было хорошо. И ты хотела. Ты орала так громко, что медведи в берлогах у опушки раньше времени повыходили из зимней спячки.

— Что за глупости?! — Ёрзаю на месте, тормошу Василия, ещё сильнее натягиваю одеяло.

— Да-а-а, — кивает Даниил. — Причём, знаешь, что я заметил за тобой, Забава? — покусывает нижнюю губу, размышляя. — Бывает так, что я к тебе ещё даже не прикоснулся, а ты уже стонешь во всё горло. Как бы от предвкушения. Улетаешь только от мысли, что сейчас я тебя везде как следует потрогаю.

У меня аж челюсть отпадает от подобной наглости.

— Не было такого! Не сочиняй!

Дикарь пожимает плечами и начинает собираться, как и планировал, к коню. Ищет штаны. А у меня щёки горят. Мне не нравятся эти разговоры. Как будто он меня подловил.

Плюнув на усталость и условности, я оставляю Васеньку и уверенно шагаю к шкафу. Буквально выпрыгнув из постели, распахиваю дверцы и начинаю рыться в одежде Степановны. Мою-то он испортил. Гигансткие платья, несуразные треники, огромные свитера в ромбики… Для деревни пойдёт.

— Что делаешь? — Плечом опирается на дверцу.

— Кажется, ты спешил к своему больному коню.

— Подождёт. Ему уже стало лучше. Так что ты делаешь?

— Ищу, во что бы нарядиться, чтобы тебе понравиться, — поворачиваюсь к нему и отвечаю с жутчайщим сарказмом в голосе.

— Ты мне нравишься голой! — Подобрав момент, когда я, нагнувшись, залезаю внутрь шкафа почти наполовину, он со всей дури хлопает меня по заду.

Дёргаюсь. Ударяюсь башкой о полку.