Дикарь (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 15

— Выходит, дикарь спас женщину.

— Точно, её бы упекли в тюрьму ни за что. — Наливает чай, к потолку подымается дымок, пахнет земляникой и мятой. — Но ты же понимаешь, часто бывает, что подобные писульки, подделанные, кому-то не просто так нужны. В общем, Михайлова в очень строгой форме попросили уволиться. Дабы не рылся там, где не нужно. С тех пор он людей сторонится. Держится сам по себе. А что про лошадей, так это ещё его родители держали, теперь сюда городские отдыхать ездят и кататься, а Даниил за всем тут следит.

Не могу прийти в себя. На автомате вожу рукой по кошачьей шерсти и глажу Ваську ещё активнее. А он урчит. Кажется, ему нравится.

Вот это да. Вот тебе и дикарь.

Глава 14

Глава 14

— Что-то разболталась я с тобой, Забавушка. Много лишнего наговорила. Давай лучше спать пойдём.

Убирает со стола. Моет чашки, вытирает их вафельным полотенцем.

А мне так хочется узнать побольше. Особенно про сделанное Елизаветой, но Степановна даже говорить о ней не хочет, так сильно злится.

Иду в закреплённую за мной комнату, сажусь на кровать. Думаю о том, что произошло. Начинаю зевать и не замечаю, как укладываюсь на бок. Прямо в одежде, в которой проходила целый день. Проваливаюсь в сон и вижу совершенно голого дикаря и кучу бумаг, которые он без перерыва подписывает. Он красивый, крепкий, мускулистый, а я будто бы голодная, но нуждаюсь совсем не в пище.

Дальше я вижу себя верхом на Призраке. А ведь ещё моя мама говорила, что скакать на лошади во сне, как правило, сулит успех в запланированных делах. Только вот это не мой случай. Если дикарь действительно настолько целеустремленный, то, скорей всего, он слов на ветер не бросает. И ничего не подпишет.

Продрав глаза, выползаю в кухню, где уже вовсю хозяйничает Степановна. Солнце едва поднялось, а она как будто и не ложилась. Бегает из сеней в комнату, что-то таскает.

— Доброго и бодрого утра тебе, Забавушка. Я воды нагрела, можешь ополоснуться. И Ваську с собой прихвати, а то твой кавалер всю кровянку перетаскал. А потом я каши тебе дам, она у меня всю ночь в печи томилась. Очень вкусная.

— Ваське, значит, кровянку, а мне кашу?

— Так он мужик, — хохочет хозяйка. — Ему силы нужны, чтобы дом от мышей чистить.

Позавтракав и выполнив несколько поручений Степановны, решаюсь отправиться на почту. Телефон в этой глуши почти не работает, поэтому решаю позвонить Елизавете с автомата. Это лучше, чем пропустить половину слов собеседника и с трудом понимать, что вообще ему надо.

Мне необходимо отчитаться перед боссом, хотя, честно говоря, я не знаю, что ей сообщить.

У меня ничего для неё нет. Поэтому, едва дотащившись до небольшой избы в центре деревни — так называемого узла связи, я захожу внутрь, покупаю жетоны и начинаю нещадно врать о том, что ещё чуть-чуть — и я всё сделаю.

Хотя на самом деле подвижек никаких. Ну кроме того, что дикарь активно издевается, пытаясь забраться ко мне в трусики. И вот, размышляя над тем, что начальница дала мне всего два дня до того, как она найдет кого-то получше, спускаюсь с хлипкого крыльца.

И в этот момент на меня набрасывается какая-то женщина, хватает, с воем принявшись таскать меня за волосы.

По закону жанра в этот момент поблизости должен был оказаться дикарь и спасти меня.

Но это в кино, а не в жизни. Да и слишком много уже было этих самых спасений. В реальности же незнакомка визжит, что она жена Петра, и изо всех сил старается снять с меня скальп.

Мне никто не помогает, все просто таращатся. Пока она не останавливается, угомонившись.

Она грозит мне убийством. А я просто несусь обратно в гостевой дом. Боясь, испытывая дичайший стресс, опасаясь, что из-за угла выпрыгнет какая-нибудь бывшая возлюбленная Семёна и изобьет меня.

Но за мной никто не бежит.

А Степановны дома не оказывается. Благо у меня ключи. Я снова стою у двери и не могу отдышаться. Совершенно не зная, что мне делать. Я скидываю куртку и сползаю по стене в сенях и сижу так, кажется, целую вечность. Не знаю, сколько проходит времени, но на пороге, стряхивая снег, появляется мой лучший враг.

— Если ты к Степановне, то её нет. Дрова можешь поколоть, хозяйка будет рада.

В глаза чёрные смотрю и теряюсь. Вроде бы всё тот же дикарь, но теперь уже ощущается иначе. Взгляд кажется умнее и глубже.

— Ты просто притягиваешь к себе неприятности, Барби. Наслышан о твоих новых приключениях на почте.

— С ума сойти, у вас тут интернета нет, а информация разносится быстрее, чем на новостных каналах.

Я жду ответа, а он скидывает дубленку и шагает ко мне, задирает мой свитер вместе с лифчиком и оголяет мигом затвердевшие соски. Сжимает их пальцами и неожиданно резко наклонившись начинает лизать, кусать, дёргать и сосать.

И страх, стресс и переживания мигом превращаются в огненное желание. Потому что он очень хорош в этом. Правый лижет, а левый теребит ногтем. Тело наливается жаром, сердце беснуется, между ног всё течет и плавится. А дикарь переходит к другой груди и точно так же кусает, а вторую ласкает рукой.

Я закрываю глаза от удовольствия, дикарь толкает меня в какую-то бездну. Не могу остановить его. Не подозревала, что бывает так классно. И эти его движения руками, губами буквально взрывают. Не предполагала даже, что так умею. Только от груди.

Но, сжав бёдра, понимаю, что кончаю.

Смотрю в его чёрные глаза и не могу понять, что с моим телом. Таращусь. Не веря тому, что происходит. Чувственная дымка затягивает мой разум и не даёт думать.

Судорожно свожу бёдра снова и снова, но не могу остановить пульсацию.

Одуреть. Как же хорошо.

Я же считала себя какой-то не такой. Но его руки на моём теле, язык и губы на моей груди. Властные пальцы, сдавливание и контроль… Краска заливает лицо, и я понимаю, что не принадлежу себе. Я как глина, из которой он лепит.

Дикарь отпускает. И начинает возиться с ремнём, расстёгивая брюки. В темноте его глаз бьётся нечто звериное. Он хочет самку. Он желает получить меня. И я, кажется, не против. Вот прямо сейчас я разомлевшая и тупая как пробка.

Но во дворе скрипит калитка, поскуливает от радости собака. И становится понятно, что откуда-то вернулась Степановна.

Искривлённое желанием лицо дикаря приобретает оттенки злости.

— Уезжай, чужачка, ты только доводишь меня. Проваливай!

И уходит сам. Отлично. Я ещё и виновата.

Глава 15

Глава 15

Не торопясь подхожу к окну, отодвигаю шторку. Никак не могу прийти в себя. Не думая о правильности и рациональности своих поступков, слежу за ним. Странно, но он никуда не ушёл.

Я всё ещё вижу его. Михайлов набросил дубленку и, не застегнув её, разбирает дрова под навесом. И, будто почувствовав мой взгляд, оборачивается, замирая с топором. От тёмных мужских глаз всё внутри переворачивается и дрожит. Я хочу отвернуться. Но не могу с собой справиться. Лучше бы он исчез. Лучше бы уехал. Не могу унять сердцебиение.

Безумие какое-то. Сглатываю подступивший к горлу ком. Сама себя не понимаю. Ведь он ужасен, он груб…

— Зачастил ко мне Данила, — хохочет Степановна, отвлекая меня.

Она снова возится на кухне.

— Так помогает вам. Вы пожилая. Это правильно, — едва отдираю язык от нёба, с трудом собираю слова в предложения.

Щёки пылают, голова шальная. Сейчас Степановна поймет, что он со мной сделал. И осудит. Высмеет. Расскажет остальным, как тут у них принято.

Но хозяйка вдруг останавливается. И, всплеснув руками, начинает причитать:

— Забыла. Как же так? Ведь специально за этим ходила и забыла Ивановне отдать деньги за комбикорм. Теперь бежать через всю деревню. Правильно говорят, что у дураков ноги страдают. Но ничего не попишешь, до пенсии она не дотянет.

И начинает одеваться. Суёт ноги в валенки, набрасывает тулуп.

Смотрю на неё с ужасом. Но в то же время сердце ускоряет бег. Оно не моё, оно как будто само по себе.