Никогда с тобой (СИ) - Черно Адалин - Страница 9

Хлопок двери в почти абсолютной тишине звучит словно раскат грома. Резко поворачиваю голову и сталкиваюсь с незнакомой студенткой. Высокая, стройная, одета по последнему писку моды. На ней одни туфли стоят как весь мой наряд. Она пришла не одна. В компании еще трех девчонок. Той, которая облила меня супом-пюре, среди них нет.

Вспоминаю наставления отца о том, что нельзя показывать своего страха и слабости. Задираю голову вверх. Храбрюсь изо всех сил, но все же едва слышно всхлипываю. Она это слышит. Ухмыляется. Почему-то сразу понимаю, что именно она главная. Остальные пришли то ли за компанию, то ли чтобы сразу пресечь любые попытки протеста с моей стороны. В неравной битве победить сложнее.

— Простушка, — хмыкает она, скривившись. — И, судя по всему трусиха.

Я поднимаю голову выше, но как только ее подружки наступают, съеживаюсь и вдавливаюсь поясницей в бетонную стойку.

За всю свою жизнь я ни разу не вступала в конфликты и тем более не дралась. В школе у нас были прекрасные отношения с одноклассниками. То ли потому что многие остались до выпускного еще с первого класса, то ли потому что мы стояли на одинаковой социальной ступеньке, но никаких конфликтов у нас никогда не было. Ссорились периодически, но до травли, испорченной одежды и драк не доходило.

— Не знаю, что вам нужно, но лучше оставьте меня в покое.

— Мне нужно, чтобы ты ушла из этого университета, — произносит девушка, скривившись.

— Я пришла сюда учиться и никуда не собираюсь.

— Зря, — ухмыльнувшись, она кивает своим сообщницам.

Я забиваюсь в угол. Перемещаюсь так, чтобы видеть их всех и не позволить им себя окружить. Если они будут впереди меня, уверена, смогу хоть как-то ответить.

— Проучите ее, — командует она.

Первый удар приходится по лицу. Я его не ожидаю, поэтому когда получаю пощечину, меня практически сразу оглушает. Мне не настолько больно, просто поверить в то, что такое происходит в одном из самых популярных ВУЗов сложно. Дальнейшие их действия словно в тумане. Я чувствую, как они тянут меня за грудки, вынуждают подняться на ноги, разрывают блузку на груди.

— Злата!

Даже сквозь призму шока распознаю того, кому принадлежит голос.

— Пошли вон отсюда!

Меня практически сразу оставляют. Холодные неприятные касания исчезают с моего тела.

— Тан.

По всей видимости, эта самая Злата пытается оправдаться, но натыкается лишь на холодное презрительное:

— Вон!

Еще один хлопок двери, и я понимаю, что мы остаемся наедине. Я инстинктивно пытаюсь закрыться. Нащупываю разодранную рубашку и натягиваю ее на грудь. Получается плохо из-за приталенного силуэта, но кое-как закрыться удается. Не выходит лишь убрать горящий след от пощечины. Я не вижу, но почему-то знаю, что на моей щеке отпечатана чужая рука. Чувствую это.

Он подходит ближе. Не вплотную, всего на несколько шагов. Тормозит на достаточном расстоянии, но дышит тяжело и шумно. Я отсюда вижу, как медленно и высоко вздымается его грудь.

В какой-то момент… совершенно безумный, неоправданный и глупый момент, мне хочется, чтобы он подошел ближе. Чтобы успокоил и… пожалел. Я смахиваю это видение так же резко, как позволяю ему ядом просочиться в мозг. Прогоняю его и, резко вздернув подбородок вверх, спрашиваю:

— Доволен?

Напоминаю себе, что у него нет сердца. Нет души, которая бы болела при виде моего унижения. Нет ничего живого, что присуще обычному человеку. Он — чудовище, погрязшее в собственной ненависти ко всему живому.

— Нравится? — повышаю голос почти до истерики. — Тебе нравится видеть, как унижают людей по твоей указке? Твоей больной фантазии сейчас хорошо?

В этот момент я его ненавижу. Так сильно, как никогда и никого прежде.

— Сталкер…

Я мотаю головой. Его голос звучит совсем иначе. Мягче, нежнее, спокойнее. Так, словно ему не плевать.

— Уходи отсюда, — прошу из последних сил.

Я обещала себе, что буду держаться до тех пор, пока он не оставит меня одну, но несколько слезинок все же скатывается по моим щекам. Я отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он думал, что сломал меня. Не хочу, чтобы видел меня слабой.

— Снимай блузку, — командует резко.

— Серьезно?

Не могу поверить, что он на такое способен, но резко дергаю полы в сторону и стаскиваю с себя ткань. Действую в состоянии аффекта.

— Лифчик тоже? — хмыкаю.

— Дура, — выплевывает, а в следующую секунду продевает через мою голову свою толстовку.

Я инстинктивно протягиваю руки в широкие рукава. Тону в них, но меня мгновенно окутывает теплом и запахом его тела. Я не успеваю ничего понять и найти объяснений его поступку. Ловлю взглядом лишь широкую оголенную спину. Оставив меня одну, Тан покидает туалет, громко хлопнув дверью.

Тан

— Не понял, — хмурится Ким, протягивая мне свою кофту. — Твоя где?

— Потерял.

— А конкретнее?

— Конкретнее — не твое дело.

Ким затыкается, но смотреть с подозрением не перестает. Подкалывать не решается, но он этим никогда и не занимался. Все подъебы в нашей компании за Само с Филом. Поэтому, оставшись без кофты, я не позвонил ни одному из них. Слушать их раздражающий хохот и смелые приколы после случившегося хотелось в последнюю очередь.

— Что происходит? — тяжелый взгляд Кима проходится по мне сканером.

В какой-то момент думаю, что стоило позвать Фила или Само. Да можно было вообще пройтись в одних штанах по коридору, чем выдерживать допрос Кима.

— Все в порядке.

— Уверен, что твой голый пресс это в порядке?

Приходит моя очередь смотреть на Кима взглядом “это не твое дело” и “отъебись с расспросами”, но он умело делает вид, что не понимает.

— Зачем ты с ней так? — допытывается, рискуя довести меня до крайности.

Он это знает. Видит, что я буквально киплю от злости, но продолжает ковырять и без того кровоточащую рану. Специально вгоняет крючок поглубже и проворачивает. Ким единственный, кто всегда следит за ситуацией, кто никогда и ничего не спускает на тормозах. Умолчать о проблеме он ни за что не позволит. Выведет на эмоции, доведет до крайности, вытащит и расставит по полочкам.

Сейчас мне не хочется рассказывать. Ни о том, как я стащил с себя толстовку и отдал этой… инфузории, ни о той злости, которая сейчас меня переполняет. Я просто хочу тишины. Абсолютной. Без нравоучений со стороны Кима и насмешек от ребят. Просто, блядь, пусть оставят меня в покое.

— Ты слышишь меня?

— Я слышу треск ткани. Ты ешь вообще? — раздраженно спрашиваю, буквально натягивая на себя его кофту. А ведь Ким обычно выбирает оверсайз. То, что на нем болтается, как на вешалке.

— Ты переводишь тему, — хмыкает.

— Я забочусь о твоем здоровье.

— Это водолазка, вообще-то, — замечает, хмурясь.

— У тебя в гардеробе есть водолазки?!

Эта информация меня отвлекает. Напрягаю память, силясь вспомнить Кима в чем-то обтягивающем. В кофте там, свитере или водолазке, вот. Не выходит. Блядь, конечно нет, потому что он ни разу ничего подобного не надевал. На соревнованиях только, но там на нас несколько слоев одежды, экипировка.

— Почему не носишь? — допытываюсь. — Все еще паришься из-за худобы?

— Умгу… — мычит что-то нечленораздельное.

Окидываю его пристальным взглядом. Одно время мы с парнями его подкалывали. Когда заканчивали школу он едва не ходил за ветром. На первом курсе он стал пошире, но по-прежнему не надевал ничего, что помогло бы угадать его фигуру под одеждой.

— Прогресс на лицо — ты купил водолазку.

— Ты съезжаешь с темы.

— Уже съехал. Увидимся.

Перебросив через плечо принесенный Кимом рюкзак, вылетаю из раздевалки. Не удивляюсь, когда запрыгиваю в машину и пассажирская дверь тут же открывается.

— Тебе на пары не нужно? — спрашиваю у Кима.

— Я уже пропустил.

— Еще есть время.

— Оставь ее в покое! — говорит с нажимом.

— Это еще почему?