Империя. Знамя над миром (СИ) - Марков-Бабкин Владимир - Страница 11

— Хотелось всё сжечь?

Отрицание.

— Нет, не только в плане умения изрыгать огонь. Я хотела быть величественной, прекрасной, и, одновременно, очень и очень опасной. Бесконечно опасной и прекрасной. Чтобы шелестела металлом и сверкала на солнце огнём моя чешуя, а крылья раскинулись на половину мира.

Маша помолчала.

— Парадокс. Люди никогда не видели драконов. Вероятно, их вообще никогда не было. Но отчего в нас такая тяга к их мифическому величию? Даже в твоё время были популярны всякого рода россказни о разных рептилоидах, которые тайно правят миром. Откуда это в нас? Почему именно рептилии вызывают такое мощное чувство? Но рептилии холодные и страшные, а драконы… Драконы прекрасны. Я всегда обожала их.

У Императрицы нередко случались вот такие вот потоки сознания. Впрочем, как и у меня, как и любого другого человека. Что она хотела этим сказать? Вполне вероятно, что и ничего. Просто хотелось высказаться. Что-то навеяло. И что меняется от того, что это говорит абсолютно нагая молодая женщина на фоне окна, за которым видна новая столица её Империи? Была ли она сейчас драконицей в душе?

Разумеется, меня она сейчас не видит. Но я всё равно пожимаю плечами.

— В моё время был анекдот. Всё вокруг сожжено, горит деревня, валяются обгоревшие трупы и всё такое. А на пригорке лежит дракон, смотрит на зарево и восклицает восторженно: «Да, вот такой вот я забавный зверёк!»

Но Маша не смеётся. Возможно, даже обижается моей глупой неуместной шутке, которая разрушила её настроение.

— А ты стал жесток.

Хмыкаю.

— В плане чего?

Пожатие голыми плечами.

— Не знаю. Вообще. За прошедшие годы стало в тебе чего-то больше, чего-то меньше. Жестокости стало намного больше. Твой взгляд стал холодным. Иногда даже ледяным. Даже мне бывает неуютно.

Лениво прикрываю глаза. Вот делать ей после постели больше нечего, как заводить философские разговоры, а мне потом всё это расхлёбывать? Но это Маша, с этим можно только смириться.

— Брось. Я прям душка сам по себе.

— Суворину расскажешь. Но факт есть факт — ты изменился. Я смотрела на тебя на Новой Земле. Холод так и шёл от тебя. Лёд. Даже атомный взрыв никак не тронул тебя.

— Это климат северный повлиял. Зато ты прямо сияла.

Хмурое:

— Да ну тебя…

Пытаюсь вернуть романтику. Подхожу и обнимаю любимую.

— Солнце, вот ты любишь философские разговоры после постели. Нафига оно нам? Мы столько летели, столько видели, а у тебя опять какая-то философия в голове. Давай-ка я лучше к тебе попристаю! Предлагаю повторить!

Маша, вздохнула, гоня мысли и дурное настроение, сладко и очень эротично потянулась на фоне окна, а затем промурлыкала:

— Ты же знаешь, когда мне сильно хорошо, во мне просыпается старая карга и я начинаю нудить…

В её голосе отнюдь не слышится отрицание. Сгребаю её в охапку и тащу в постель.

— Кто это у нас тут «старая карга»?

Визг… Смех… Постель сделала ПУФФФФФФФФ…

И тут СТУК В ДВЕРЬ. Событие очень редкое и очень недоброе. Спешное выбираюсь из-под одеяла и, накинув, халат, спешу к двери квартиры.

Мой адъютант генерал Качалов.

Шифрограмма.

Молния.

Миллион мгновений спустя возвращаюсь в нашу спальню.

Тревожное:

— Что случилось??!

Пожимаю плечами.

— Ники умер. В горах. Сердце.

Часть вторая. 1934. Глава 3. Атомный ветер

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. НОВАЯ ЗЕМЛЯ. ПОЛИГОН. 23 апреля 1934 года.

День истины.

Через неделю меня ждёт Москва и Первомай. Так уж сложилось, что Царь-батюшка, в моём лице, всегда встречает Первомай с жителями Первопрестольной. Маша бывает в Москве не так часто, предпочитая возглавлять праздничные мероприятия в куда более тёплом Константинополе, стоя рядом с моей сестрицей Ольгой, Местоблюстительницей Престола Ромеи. Из новшеств в этом году будут два события — Цесаревич Александр встретит Первомай в нашей нынешней столице Единства городе Новый Царьград, а стоящая второй в очереди на Престол Царевна Виктория почтит своим присутствием и вниманием славный Санкт-Петербург. Что ж, через пару недель близнецам исполнится по шестнадцать лет, так что пора им взваливать на себя и более тяжелый груз государственных обязанностей.

Сашке, к тому же, после этого предстоит вояж на поезде по маршруту Новый Царьград — Красноярск — Иркутск — Чита — Харбин — Архангело-Михайловск — Порт-Артур (на суперавианосце «Архистратиг Михаил» с группой прикрытия в виде суперлинкора «Святая Русь» с кораблями сопровождения) — Владивосток — Александровск-Сахалинский — Хабаровск и обратно в европейскую часть России. Пора будущему Императору земли свои посмотреть, с людьми познакомиться, да и себя показать тоже.

Вика тоже не ограничится Питером, посетив на обратном пути Ригу, Псков, Минск, Киев, Херсон, Николаев и Одессу. Встречи, выступления, экскурсии, открытия учебных заведений, благотворительность, много всяких мероприятий в рамках Ведомств Императрицы Марии. И это при том, что по пути в Санкт-Петербург из Города она уже почтила своим вниманием Ялту, Керчь, Мариуполь, Таганрог, Харьков, Белгород, Тулу, Москву, Тверь и Гатчину (будь она неладна со своим гротом, хотя, кто бы жаловался!). Пусть девочка опыта набирается. В жизни пригодится.

Вообще же, я был намерен вернуть старую традицию соправления, когда действующий правитель назначает себе соправителя-наследника и поэтапно, плавно, передает ему часть своей власти, а преемник набирается опыта государственного управления, интриг и всего, что будет сопровождать его всю жизнь, всего, что потребуется от него, как от мудрого и эффективного правителя огромной Империи.

Но это всё после и всё потом. Сегодня день истины. День, когда, возможно, изменится будущее. В очередной раз. Но разве мне привыкать? Как говорится, назвался попаданцем — лезь в историю!

Вообще же, страна всё быстрее милитаризировалась и это, как мне кажется, чувствовалось даже в воздухе. Впрочем, она и до этого была милитаризирована до неприличия, пусть часто это было скрыто под какими-то красивыми обёртками, типа Императорского Корпуса Служения и прочего. Или тех же Ведомств Императрицы Марии, где всё, по сути, было подчинено подготовке кадров и структур для будущей войны и жизни населения в военный период, хоть и прикрывалось это всё благотворительностью, заботой о сирых и убогих, повышением грамотности населения и прочей борьбой с беспризорностью и безграмотностью, которых у нас давным-давно и нет.

И, конечно же, обязательную воинскую повинность мы не отменили, лишь переименовав её в почётный воинский долг. Эффективность таких солдат в бою была невелика, по сравнению с кадровой армией, но решительно нельзя допустить ситуации, чтобы десятки миллионов потенциальных солдат мобилизационного резерва не знали элементарных вещей и вели себя как бараны в случае призыва на фронт. Пока мы оценивали наш мобилизационный потенциал в пятьдесят миллионов человек. Разумеется, мужики старших возрастов, которые не прошли Великую войну, считались условно годными, но за последние пятнадцать лет мы заново подготовили больше тридцати миллионов тех, кто точно знал, с какой стороны держать гранатомёт, автомат или винтовку, как взаимодействовать с бронетехникой или как против неё воевать. Не говоря уж о том, что в отличие от сухопутной обычной армии, где служили два года, три года у меня служили не только на флоте, но и в Лейб-Гвардии, в десантно-штурмовых, в танковых войсках, авиации, в общем везде, где служба связана со знанием техники и умением с ней обращаться. Техника требует навыков и опыта, два года службы для этого недостаточно. Кстати, попасть в эти войска было голубой мечтой любого крестьянского сына, ибо это был золотой билет в будущее — служба была жирной не только в плане тягот и лишений, но и жирной в плане содержания и обучения. Дембель из танковых войск или Лейб-Гвардии был не просто белым человеком, он ещё и носом воротил, выбирая из множества предложений относительно работы по окончанию срока службы.