Н 4 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 34

В квартире, где базировался молодняк, то есть я, Мика, Клык и Микроб, прибавилось народу: к нам поселились Игнат и Жека, которые промотали все свои сбережения и не могли себе позволить отдельную квартиру, и Погосяну пришлось перебраться к Микробу.

Чтобы успеть на поезд в Саратов, вставать мне нужно было в два ночи, потому я улегся в восемь. Все, наверное, подумали, что я еду мириться с Лизой.

— Сердце красавицы, склонно в измене, — напевал Микроб.

Когда я закрыл дверь и улегся, он прервал песню и переместился на балкон, где что-то тихонько бренчал — видимо, сочинял гимн «Титана».

И вот я гружусь в ночной поезд. Сонная проводница в темно-синем костюме и пилотке проверила билет, пробила меня по базе, впустила в вагон. Я взобрался на свою верхнюю полку, поворочался немного и вырубился. Проснулся рано утром, на подъезде к родному городу.

Отодвинул штору и замер, разглядывая до боли знакомые места. Вот в Михайловске вроде все то же, да не то. И трава не так зеленеет, и нет Кумысной поляны и Лысой горы, отгораживающей ее от города. И вокзала такого нет.

Выйдя из поезда, я растворился в ощущениях. Вроде бы и то же место, но не то. В моей реальности здание вокзала покрашено в светло-зеленый, здесь оно полностью белое. Да и дело не только в этом, а в мелочах, которые я отлично запоминаю благодаря фотографической памяти: другие цветы в клумбах, не та плитка, не те деревья. Сколько раз я возвращался сюда домой, и вот впервые приехал в гости!

Алена жила в маленькой квартире с мамой. Звягинцев — в новенькой трешке на Кирова и совмещал должность заместителя декана и вел лекции в институте истории и международных отношений, который в этой реальности остался самостоятельным, а не влился в СГУ. Где жила мама, я не знал, но бабушка — точно в нашей старой малосемейке.

С кого начать? Как говорится, начни с себя. И я отправился в институт. Хотелось бы, конечно, пройтись по знакомым улочкам, где все хожено-перехожено, но времени у меня было до пяти вечера. Вот если все дела сделаю, время останется, тогда и предамся ностальгии.

Я вышел на привокзальную площадь, заполненную машинами. Козырнул Дзержинскому на постаменте и направился к стоянке одинаковых желтых «волг», сел в ближайшую и назвал адрес.

Таксист, говорливый пенсионер, принял меня за студента и долго расспрашивал, на кого учусь и какие преподы нравятся — оказалось, у него в этом институте внук на втором курсе. Я назвал себя. То есть Звягинцева. Таксист покивал, сказал, что препод он сильный, но очень уж требовательный. Ну вот зачем историку экономика?

Что-то доказывать таксисту не было ни смысла, ни настроения.

Я смотрел на знакомые дома, улицы и переулки, и возникало странное ощущение раздвоенности: вроде бы тот же город, те же здания, но совсем другая атмосфера. Больше деревьев, красные флаги вдоль столбов… совсем других столбов с другими фонарями. Все оконные рамы, выходящие на улицу — белые, асфальт ровнее, бордюры ниже, везде тюльпаны — красные, желтые, белые, пестрые.

Старинное здание института я узнал издали. А вот треугольную клумбу вокруг памятника Чернышевскому расширили и скруглили, в тени молоденьких лип поставили скамейки с резными спинками, где вокруг кофейного аппарата роились студеозусы, как пчелы над медом.

Грань, разделяющая миры, была почти осязаемой. Я потянулся к двери, коснулся ее. Она поддалась тяжело, будто не хотела меня впускать.

И внутри здания все почти так же, да не так. Здесь больше чувствуется атмосфера старины, меньше пластика, больше мрамора и дерева. Запах совсем другой. Пальмы в горшках. А еще — заходи кто хочешь, бери что хочешь. Никакого контроля над посетителями.

По знакомым ступеням я поднялся на второй этаж, где находилась администрация. Прошел до кабинета замдекана с табличкой: «Звягинцев А. М.» Поднял руку, чтобы постучать, опустил. Как стремно посмотреть на себя со стороны!

И все-таки я пересилил себя, потарабанил, и из-за двери донеслось:

— Да! Входите.

И я вошел. Звягинцев стоял возле шкафа, с черной папкой в руке. Тучный, оплывший, с потухшим взглядом. Под серым пиджаком угадывалось брюхо. Н-да, сытая спокойная жизнь не пошла ему на пользу. Я сосредоточился на его желаниях и ужаснулся: их не было, будто бы передо мной стоял живой труп.

А у меня не было родственных чувств к этому человеку, ведь он ни ко мне, ни к тому Звягинцеву, каким я был, не имеет никакого отношения.

— Здравствуйте, — хрипнул я, не совладав с голосом, — Александр Михайлович. Меня зовут Александр, я представляю Добровольное спортивное сообщество.

Звягинцев смотрел будто бы сквозь меня, но слушал, не перебивал.

— В рамках популяризации физкультуры и спорта, — продолжил я, — наша организация приняла решение поощрить выдающихся сотрудников сферы образования и здравоохранения. В благодарность за ваш труд мы дарим вам билет на футбольный матч «Сокол-Титан», который пройдет 6 мая на стадионе «Локомотив». Будем рады вас видеть.

— Дарите? Мне? — удивился Звягинцев, и в его глазах вспыхнул интерес.

У нас общее прошлое, он точно так же гонял в футбол и мечтал играть серьезно. И я знал, что под слоем жира, под защитной броней, наросшей из-за постоянных претензий жены, — живой пытливый ум. Он обязательно пойдет на матч. Давай же, дружище, просыпайся, пора жить, а не мотать срок!

Я протянул ему конверт. Он взял его осторожно, открыл, достал билет. Зачем-то посмотрел сквозь него на свет.

— Вы ведь любите футбол? — уточнил я.

— Да, — кивнул он и улыбнулся. — Кому выразить благодарность?

— Можно мне, можно — на странице сообщества.

Я протянул руку, Звягинцев пожал ее. Нет, не это лицо я видел в зеркале сорок два года подряд.

— Спасибо за ваш труд, — повторил я и откланялся.

Первый пункт моего плана выполнен.

Получается, живи я благополучно, это не пошло бы мне-Звягинцеву на пользу? Вон в какого тюленя снулого превратился мой двойник. Выходит, так. Я никогда не был жирным и таким нелюбопытным.

Страшно представить, что же стало с моей Аленой. Нет, не с моей.

В этой реальности у нее самая скучная в мире работа, совершенно не подходящая ее характеру — бухгалтер. Моя Алена с иронией говорила, что повесилась бы, если бы связала жизнь с цифрами и отчетами. Наверное, сейчас Алена на работе, а где это, выяснить так и не удалось.

Потому прежде, чем садиться в такси, я написал на конверте: «Елене Игоревне в благодарность за ударный труд — от Добровольного спортивного сообщества» — на случай (скорее всего так и будет), если никто мне не откроет.

Уже устроившись в такси и назвав адрес, я думал, как же здорово, что здесь нет замков в подъездах, зато есть камеры. Можно спокойно войти на вокзал, не толкаться на досмотре, не выворачивать полные мелочи карманы. И, наверное, здесь люди не так боятся открывать незнакомцам, на что я очень рассчитывал. А если нет, придется положить билет в почтовый ящик и надеяться, что Алена заглянет туда, найдет билет и таки пойдет на матч.

А дальше они сядут рядом со Звягинцевым и, дай бог, между ними пробежит искра.

К невзрачной пятиэтажке на окраине я приехал в полдесятого. Поднялся на четвертый этаж и сразу же позвонил. За дверью раздались шаги. Кто-то выглянул в глазок, и слегка подзабытый, но такой родной голос сказал:

— Вы к кому?

— Мне нужна Алена Игоревна Кириченко, — ответил я: — Меня зовут Александр, я представляю Добровольное спортивное сообщество, за примерный труд… — и дальше — по заученному.

Мамы учат девочек не открывать незнакомцам. Это с ее стороны было бы правильно — не открыть мне.

— Но я уволилась, — ответила Алена из-за двери.

— Да? Значит, вам просто повезло. Бюрократическая система неповоротлива. — Я поднес к глазку билет. — Я понимаю ваши опасения, вы меня в первый раз видите, мало ли что у меня на уме. Сейчас я положу билет под дверь и уйду. Сходите, пожалуйста, на этот матч, он обещает быть интересным.

Вопреки ожиданиям — щелчок замка, как выстрел, и мое сердце сорвалось в галоп. Дверь открылась. Эта Алена была вроде как ниже и тоньше той. А может, просто я выше Звягинцева, и мне кажется, ну какая же она маленькая! Как ее хочется обнять. Я протянул билет и улыбнулся, вопреки желанию делая шаг назад и говоря: