Н 4 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 32

С площади лилась музыка, толчея была такая, что к месту, где собиралась наша команда, я добрался с трудом и слегка помятым. Все, кроме Льва Витаутовича, уже были на месте, со скучающим видом стояли в скудной тени лип, которые только-только начали распускать листья, и смотрели на сцену, возвышающуюся над головами. Огромный красный плакат с портретами Маркса, Энгельса, Ленина и Горского должен был ее закрыть, но купола все равно выглядывали.

Под воодушевляющий марш я пожал руки парням.

— А где твоя? — полюбопытствовал Погосян.

— Спит, — отмахнулся я.

Он щелкнул языком и с завистью сказал:

— Ай, красавчик! — Мика улыбнулся сально и объяснил Жеке, не понимающему, о чем речь: — Ты бы видел, какая у него девушка! Актриса! Модель!

— Круто, — уронил Жека без энтузиазма, ему точно находиться здесь было в напряг.

И вот грянул гимн СССР. Стайка старушек, стоявшая в тесной близости, начала подпевать, закрыв глаза, а на сцену вышли мужчины в пиджаках. Отсюда не понять, кто есть кто. Наверное, и генерал Вавилов там был. Может, Лиза не захотела идти, чтобы не пересечься с дедом.

Гимн закончился, и речь взял Шуйский, у него одного костюм был не синим, а темно-серым.

От Пятилеток в этом мире отказались. Шуйский говорил о том, каких успехов область добилась за год: о новой лесопилке, наращивании вала легкой промышленности в Михайловской области, о том, какие мы все вместе сильные, и сможем успешно противостоять натиску буржуазии, которая спит и видит, как бы рассорить братские народы и стереть нас с лица земли по отдельности.

А ведь знает Шуйский, о чем говорит! Взять хотя бы привычную реальность: кто кому мешал? Откуда полезла межнациональная рознь? Впрочем, тактика стравливания соседей стара, как мир, ее использовали еще со времен Пунических войн: купили племенного вождя, он получил свои бонусы и повел свой народ воевать против римлян. Народ полег, вождь в лучшем случае сбежал.

Хорошо Шуйский говорил, с задором, заразительно! Аж некий подъем ощутился, и дело было не во внушении. Внушать, как Горский, Шуйский, скорее всего, не умел.

Просто народ и правда ощутил единение, радостно хлопал и выкрикивал «ура».

Минут через пятнадцать Шуйский от общего перешел к частному, перед тем напомнив, какие михайловцы талантливые и вообще молодцы.

Первым он пригласил на сцену хирурга, на счету которого множество спасенных жизней, чтобы вручить ключи от «волги-кросс». Хирурга не оказалось около сцены, Шуйский попросил его найти.

— Он что, не предупрежден? — поинтересовался я, стараясь перекричать аплодисменты.

Все пожали плечами.

— Нет, — громко ответил Лев Витаутович, подошедший со спины. — Валентин Григорьевич всегда так делает. До последнего неизвестно, кого поощрят.

— Меня бы так поощрили, — вздохнул Левашов и мечтательно протянул, закатив глаза: — «волга-кросс»!

Тирликас сунул руку в нагрудный карман и отдал мне два пригласительных билета на матч «Сокол-Титан». Билеты включали не только лучшие места, но и ужин в ресторане «Спорт».

— Спасибо, — улыбнулся я, аккуратно сложил билеты вдвое и спрятал во внутренний карман ветровки.

Теперь осталось Саныча уболтать, чтобы отпустил меня с тренировки. Только я подобрался к нему, чтобы поговорить, как слева поперла толпа студентов, стиснула нас, прижала друг к другу, и я понял: не место и не время бля беседы.

Я еще раз осмотрел наших и не нашел ветеранов-динамовцев, Гребко и Дрозда, они были в Москве с семьями.

Шуйский снова заговорил и пригласил на сцену пожарного, который, рискуя жизнью, вынес из горящего дома мать и ребенка. Пожарный тоже не вышел, и был объявлен милиционер, обезвредивший преступную группировку, которая вымогала деньги у фарцовщиков.

Шуйский говорил и говорил. Я знал троих Шуйских: этого, Валентина, а также Аристарха и их родственника Владимира Наумовича, который крутился среди сомнительных личностей, в частности был на беспредельных боях в Лиловске. И кто из них одаренный? Двое братьев, или кто-то один из них?

Дальше речь зашла о спорте, Валентин Григорьевич пригласил михайловского легкоатлета, получившего бронзу на общесоюзных соревнованиях, затем — Барановского, которому я сдался на боях без правил.

Затем объявил благодарности коллективам заводов, колхозов, ферм и муниципальных предприятий.

Когда он называл коллектив, определенные группы людей начинали хлопать особенно громко, и по ярым крикам и аплодисментам было ясно, кто где расположился.

У некоторых коллективов были платформы, на которых сидели в основном дети и некоторые взрослые, возвышаясь над толпой, махали флагами.

— Мы че, в пролете? — возмутился Левашов. — Зря приперлись?

— Угу, обидно, — поддержал его Гусак. — Выигрываем, забиваем, и — ни слова…

— А теперь на сцену приглашается коллектив, который успешно выступает за Михайловск на футбольных турнирах и имеет все шансы не только выйти в Первую лигу, но и подняться в Высшую! Приветствуем, товарищи, нашу футбольную команду «Титан»! Две победы, две ничьи и ни одного поражения!

Димидко подтянулся, заулыбался и подался вперед.

— В свою очередь мы сделаем все возможное, чтобы помочь… — продолжил Шуйский, но народ на площади взревел так, что заглушил его голос, среди красных флагов взвились белые, с Прометеем.

Кто-то хрипло проорал:

…чемпион! Ура!

— Пропустите! — громогласно объявил Димидко.

Выстроившись «свиньей», наш коллектив начал победоносное шествие к сцене, пробиваясь сквозь толпу. Люди расступались, улыбаясь, жали нам руки, желали побед. Приятно, черт побери!

К моменту, когда Шуйский закончил, на сцену начали подниматься те, кого он объявлял ранее. Он жал им руки, представлял еще раз, благодарил. Толпа вяло аплодировала, всем хотелось поскорее начать шествие, а потом отправиться на шашлыки — или самостоятельно, или в зоны отдыха, коих оборудовано было великое множество.

Мы высыпали на сцену последними, я сосредоточился на Шуйском — ну а вдруг я почую одаренного, как Дарт Вейдер чуял Люка Скайокера, ну, или наоборот. Но нет. На первый взгляд человек как человек. Обычный костюм, обычная внешность, никаких тебе золотых часов, цепей и бриллиантовых запонок.

Толпа заорала, заметались флаги нашей команды — и не поленились же болелы их принести! У меня дыхание перехватило от ощущения причастности к чему-то великому, мощному. Когда смотришь на обожающую тебя толпу сверху, невольно ощущаешь себя на вершине мира, и сердце колотится от восторга.

— Нерушимый! — заорал тот же хрипатый болела, в толпе его было не отыскать.

Я помахал рукой. Шуйский тем временем обещал, что у нас будет финансирование, и лучшее оборудование, и все, что пожелаем — по запросу мгновенно. Я не слушал. Да и, судя по восторженным лицам титановцев, не слушал никто.

Потом Шуйский объявил:

— Представляю вам талантливого тренера, который ведет нашу команду к успеху. Александр Димидко, вам слово! — Председатель обкома протянул ему микрофон, и Сан Саныч, гроза всех кривоногих, стушевался, как школьник.

— Товарищи! — произнес он и покосился на Шуйского в ожидании подсказки. — Мы сделаем все возможное, чтобы… победить. И… оправдать ваше доверие. А теперь я представлю нашу команду. Номер один, наш вратарь, который не пропустил ни одного мяча. Александр Нерушимый!

Я вышел вперед, еще раз помахал рукой, и болелы сразу себя обозначили радостными воплями.

— Титан — вперед! Ура!!!

— Номер два, Игорь Думченко. Номер три — Василий Ан. Номер четыре — Андрей Матвеев. Эти талантливые парни — наши защитники.

Димидко осмелел, расправил плечи и представил всех нас, кроме запасных, а потом под аплодисменты и крики «Ура!» мы спустились со сцены.

Жаль, что Лиза этого не видела. Впрочем, Микроб тоже пришел без Леры. Может, она ждет его неподалеку, а может, и нет.

Наконец началось торжественное шествие. Трудовые коллективы покатили движущиеся платформы под стандартные речевки, которые я помнил еще с детства: «Вся власть советам!», «Мир! Труд! Май!», «Слава человеку труда!», «Правда и справедливость — политика коммунистов!», «Наша Родина — СССР», «Заветам Горского верны!»