Княжья воля (СИ) - "Константин" - Страница 29

Кроме того Рыку надлежит отыскать и привезти ко мне в Полоцк народного артиста языческой эстрады Кокована ибо шибко заскучал я по чарующим звукам музыки и хоровым песнопениям в сопровождении славного аккомпанемента дребезжащих Коковановских гуслей. Тяга к прекрасному у меня с детства. Музыку в нашей семье любили, несмотря на то, что кроме классно играющего на баяне дяди Коли, никто никаким инструментом не владел. У бати имелся огромный катушечный магнитофон с набором бобин и колонки на девяносто ватт. Эта адская аппаратура раскачивала дом мама не горюй — стекла в рамах дребезжали. Валерка тот и вовсе законченный меломан. Коллекционировал записи зарубежных рок групп и исполнителей на различных носителях, слушал музон в любое свободное время. Среди фроловских был некто Джон или по-нашему — Женя, служил стюардом на морском круизном лайнере. Помимо килограммов наркоты по налаженному каналу Джон таскал из загранки винил для себя и на продажу. Помню приобрел я у него пачку английского первопресса: четыре диска "Пинк Флойд", два первых Оззи и "Статус Кво" с "Тин Лиззи". Нормально так забашлял в баксах. Подарил Валерке на день рождения, он чуть не подпрыгнул от счастья, даже про классовую вражду забыл — сердечно обнял родного братишку. Перед самой разборкой с Анзоровскими это случилось…

В отличии от Валерки я больше уважал русский рок с понятными мне, далекому от знания вражьих языков, текстами. Братва в своих тачках и в "Полюсе" рок не крутила никакой, в полублатной среде бал правила современная попса и песни авторов-исполнителей на тюремную тематику. Слон, как я слышал, плотно "сидел" на Высотском и Розенбауме, а Фрол имел личное знакомство с музыкантами двух популярным подмосковных групп.

Вот с их нетленного репертуара я и планировал начать карьеру Кокована в качестве ресторанного лабуха. А что? Вечера живой музыки еще никогда не отпугивали случайного клиента, а совсем наоборот — приманивали и помогали расстаться с честно или не очень праведно нажитыми грошами.

С первой попутной лодкой Рык отправился выполнять задание, а я попросил Сологуба свести меня с местными рыбаками. Не с теми, кто на зорьке по выходным для удовольствия топают до ближайшего водоема покидать потертые снасти, а с профессиональными добытчиками представителей разнообразной безмолвной фауны. С лодками, неводами, сетями, сачками и другим специнструментом. На торге рыбой барыжит каждый пятый, речки кишат плотвой, карпами, щукой, угрями и прочими карасями, так же в больших количествах водятся в Двине деликатесные осетровые и даже лосось. Ставлю себе задачу выйти на поставщиков и договориться о взаимовыгодном сотрудничестве. Товара мне требуется много, мечтается наладить производство по копчению и заняться заготовкой вяленой рыбы на зимний период.

Добытая нами в набеге древнерусская соль оказалась сине-серой, грязноватой, крупного дробления, малосыпучей субстанцией. Для засолки и добавления в пищу ее предстояло перемолоть до подходящего состояния. С этой целью я одолжил у Диканя ручные жернова и каменный пестик со ступой, поймал первого попавшегося возле торга пацаненка и усадил за работу. Не закончив всех дел по обустройству и не дождавшись Младины с Кокованом, открывать двери корчмы для посетителей смысла не имеет. Поэтому, кроме наводящей марафет Росы и того мальчишки в дневное время в корчме безлюдно. Ничего, скоро грядет такое торжественное открытие — Полоцк отродясь не видывал.

Я с утра до вечера торчу на строительстве корабликов, изредка мотаюсь в корчму выдать ценные указания, примерно раз в три часа посылаю туда Жилу или Невула проведать обстановку. Оба десятка мой и Сологуба оказывают посильную помощь мастерам в основном на такелажных работах подай-подержи, в свободную минуту заставляю братву долбить Сильвестра — ставлю удар.

Раз в ясное небом предполуденное время на строительный двор пожаловала парочка вооруженных копьями отроков. Который постарше страшно лопоух, красные с прожилками уши просвечивают на солнце, кажутся тонкими как вощеная бумага.

Двигают прямиком в угол с Сильвестром. Подле отдыхающих Жилы и Мороза с открытыми ртами наблюдают как мешок привычно поглощает серии увесистых тумаков.

— Дрозд тебя прийти просит, — надтреснутым голосом объявляет лопоухий, едва я опускаю перемотанные тряпками кулаки.

— Куда?

— Где вы последний раз разговаривали, помнишь?

Как не помнить… В пыточной келье мы последний раз с Дроздом по душам болтали. Очень уж сердце не лежит снова туда попадать. Опять чудит "особист", без дешевых понтов как без пряников. Не могу сообразить где накосячил, чтоб меня на "ковер" вызывали, вроде ровно все было, без залетов, если не брать в расчет разборку с авторами наезда на корчму. Самоуправство мое не понравилось или еще чего?

Пацаны оба незнакомые. Небось, из гнезда Дроздова птенцы. Недавно вылупились, но чувства собственного достоинства хоть отбавляй.

— Прямо сейчас идти?

— Прямо сейчас.

Оружие оставить не просят и то ладно. Пролезаю потной головой в рубаху, демонстративно опоясываюсь перевязью с мечом.

— Где Голец?

— С Дроздом. Поторопись.

— Пойти с тобой? — спрашивает тихонько Жила.

— Не стоит, если меня крутить начнут, тоже под раздачу попадешь. Сидите, ждите, я думаю, обойдется.

Подзываю Врана, оставляю старшим по десятку. Настроение ухает как камень с горы. Смотрю, эти двое уходить не собираются.

— Я знаю дорогу, парни, расслабьтесь.

— Нам тоже в детинец надо.

Гляжу, пристраиваются сзади, в пяти шагах топают, старательно изображая на лицах всегалактическую лень. Ага, как же, надо им…

Огибаем корчму, проходим причалы. С удивлением и интересом таращится на нас встречный народ. Силы терпеть этот бесплатный цирк быстро иссякают. Ишь, удумали черти… ну, сейчас я вам устрою фокус с исчезновением…

Бью по тормозам, начинаю волнительно озираться, точно получивший промывочную клизму пациент перед операцией.

— Ты чего? — переживает ушастый.

— Вы идите, — говорю. — Мне кое-куда заскочить надо.

— Зачем?

— Подгузник поменять. Я мухой, еще вас догоню.

На этих словах, резко меняю направление движения и скорость ходьбы с первой на пятую. Я тут за месяцы курсирования туда-сюда выучил как лежит на дороге каждый камушек, каждую ромашку обнюхал. Все дома, ограды, бугры, ямы и сады в промежутке между моей корчмой и лодейным производством знакомы мне как буквы в русском алфавите. Вот, например, за углом, где кончается этот заборчик, есть короткий прогон для скота, в конце него — маленькая калитка в заброшенный сад. Тропинка сквозь дикий бурьян ведет в овражек и разветвляется там на три стороны. Уходящая направо выведет прямиком к торгу и корчме, средняя уткнется в чей-то огород, а левая — в пристани. Бегом заскакиваю в овражные кусточки, едва успеваю засесть, чтоб не отсвечивать, вижу, как мои топтуны, угрюмо пыхтя, несутся по крайней правой тропке. Притыкаюсь позади увлеченных погоней субъектов. У корчмы с печально разведенными руками их встречают еще двое олухов. Стоят вчетвером репы чешут. Молодняк… Сейчас в обратку ломанутся, до полудня точняк пробегают сердешные.

Отряхнувшись от прилипших к одежде листьев, краями через торг выбираюсь на дорогу к укрепленному городу. Уклоняться от вызова на базар не в моих правилах. Дрозду ничего не стоит прийти самому с более внушительной поддержкой, так что лучше сам схожу, чему быть того не миновать.

Давненько я в княжеском городе и детинце не был. Гляжу, народцу на улицах и площадях прибавилось. Бабы снуют, мужички работные с озабоченными лицами шныряют, типы какие-то при оружии расхаживают, торговцы с деревянными коробами и подносами, верховые проезжают, быки с телегами за хвостом ползают. Каждого второго оружного впервой вижу, знакомым киваю, некоторым приветливо улыбаюсь.

Рогволд подольскую часть дружины вниманием не балует. Мало того, что прокатил с пиром, который, как говорили, обязательно следовал раньше за возвращением с удачного полюдья, так еще и жалование зажимает, второй месяц мурыжит. Что-то сильно заботит нашего государя, ажно веселые охоты забросил…