Княжья воля (СИ) - "Константин" - Страница 28

Подворье барыги в дальнем конце Заполотья, после окончания дневной движухи на торге, все подручные хозяина имеют обыкновение собираться там на ужин. С собой я беру Стегена, Врана, Мороза и Праста. Пять на пять. Остальная дворня не при делах, ее трогать я не рассчитываю. Установка для парней — не миндальничать, действовать жестко и безжалостно.

Ворота усадьбы раскрыты настежь, средних размеров домишко в живописном окружении раскидистых вязов расположен метрах в ста от входа. Чуть ближе и левее за корявым столом под небольшим навесом с соломенной крышей сидят трое. Еще двое умываются в пяти шагах, помогают друг другу лить на голые торсы воду из большого ведра. С одного края к столу привалены два копья, на лавке лежат топор, меч, еще какое боевое железо.

Осторожные ребятки и рожи у них как на подбор уголовные. Головы бритые, загорелые, у одного из тех, что без рубах, с макушки по левому уху на плечо мокрой мочалкой свисает длинный сивый чуб. Не мудрено было бедняге Неждану расслабить сфинктер при встрече с этой, без сомнения, опасной кодлой. Бессердечно задавив в себе промелькнувшее чувство жалости к опальному дружиннику, запускаю процедуру мщения.

Глазами показываю Прасту, чтобы блокировал выход из дома и сек с низкого крылечка всю поляну. Близко к навесу мы не подходим, чтобы не лишать себя пространства для маневра.

— Вечер в хату, хулиганы!

— Чего надо? Вы кто такие? — настороженно вопрошает тот, что с чубом. Он отдает товарищу ведро и хватает с лавки топор.

Так, этот, похоже, у них самый здоровый и самый нездоровый на голову, сразу врубает бычку, подрывается, значит, не по-детски конфликтовать. Даром, что варяг.

— Сюда ходи, дефективный, базар есть.

— Кто такие, я спрашиваю?

С самого начала я не хочу ни на кого переводить стрелки. Эта разборка на девяносто процентов моя и только на одну десятую князева. Сам, так сам. Варяга я должен успокоить собственноручно и это не обсуждается.

Он приближается медленным, упругим шагом. Блестит мокрая, прокачанная грудь, вокруг пупка видна круговая вязь черных татуировок. С правой руки свисает топор на средней длины ручке.

— Ну? — цедит, вздыбив верхнюю губу и нагло щурясь. — Чего надо? Ты кто?

Видит мою правую ладонь на мече, напрягается, хмуря густые брови.

— Перед тобой десятник княжеской дружины, прости, удостоверение не захватил. Зато принесли вот это. Праст, подай.

Уроженец Вирова вытряхивает из кожаного свертка засохший кусок человеческого дерьма, пинает поближе к варягу.

— Кто из вас не добежал до ямы? — скалится тот.

— Поясняю для забывчивых — это из корчмы, которую вы разгромили, — говорю. — Сожрешь — отпущу всех. Слово десятника. Можешь с корешами поделиться, я не против. Только уговор — в Полоцке больше не появляйтесь, здесь и так полно вонючих пастей.

С удовлетворением отмечаю происходящие с лицом варяга метаморфозы: вытянувшись поначалу, собирается в кучу желваков и наливается пунцовым окрасом. Нет, кушать кал он не станет, однозначно, гордость бандитская не позволяет.

Мои ребятки грамотно расходятся в стороны веером, разбирая каждый своего оппонента. Кто-то из бритых пронзительно свистит, из-за дома и дальних углов подворья появляются новые персонажи в количестве четырех голов с копьями и шипастыми дубинами в трясущихся лапах. Все повылазили даже конюхи…

— Не суйтесь! — кричит им Стеген. — Не то всех покромсаю!

Боевой топор урмана описывает в воздухе свистящую "восьмерку". Работные в испуге пятятся.

Впиваюсь взглядом в обнаженные плечи варяга — жду первого движения рукой. Начнет он, начну я. Настал твой звездный час, Мишаня, сейчас я твою давнюю идейку испробую на деле. Раз ковбой, два ковбой…

Топор не меч, ему размах нужен. Мой клинок длиннее и легче, из ножен вылетает мгновенно, едва я просекаю напряжение мышц руки с топором. Вправо вверх до зенита и тут же по короткой нисходящей влево. Чубатый варяг демонстрирует неплохую реакцию, успевает податься назад, отворачиваясь от сверкнувшего перед глазами стального росчерка. Самую малость не дотянул. Меч Харана оставляет на шее варяга широкий красный лепесток.

— Хра-а! — ошалело всхрапывает чубатый и норовит ответить топором, но обезумевшие от боли и страха глаза уже не видят цели. Махнув в пустое пространство, варяг опускается на колени, обеими руками пытается зажать смертельную рану. Висящий на кистевой лямке топор царапает ему залитые кровью ляжки.

Варяг исторгает из разрубленного сонника остатки крови, а дружки его бросаются в отчаянную атаку. Похвально, но глупо. Кричу Стегену, чтобы оставил одного. Исполнительный урман виртуозно в момент удара ловит в захват руку противника с мечом, отбрасывает свой топор и дважды сует тяжелым кулаком в лицо. Слышен отчетлвый хруст в локтевом суставе, выпущенный из объятий мужик со стоном оседает у колен урмана и начинает выплевывать резкие, режущие слух слова.

— Дан… — пренебрежительно сплевывает Стеген после того, как досконально обшмонал жертву.

— Где ваш общак? — трясу обмякшего дана.

Трясет бритой башкой: или не понимает о чем я, или нарочно дуру гонит.

— Вещи где я спрашиваю?

Кто-то из дворни уже ведет Мороза показывать логово беспредельщиков. Делаю Стегену отмашку — не нужен, под треск разрубаемых шейных позвонков отвожу взгляд в сторону и фиксируюсь на новом действующем лице. Из хозяйского дома выперся двухметровый ломоть с непропорционально маленькой головой и глазами навыкате. Морда белая, взгляд растерянно шарит по трупам, в руках боевой лук с наложенной стрелой. Шмальнет в кого, считай труп…

Растяпа Праст помогал нам справиться с шайкой варяга и не соизволил вернуться на точку.

Мягко опускаю меч в заботливо смазанные накануне ножны. Выпячиваю перед собой правую ладонь в умиротворяющем жесте, сближаюсь с нерешительным стрелком.

— Все в порядке, командир, — говорю. — Княжья гридь вершит правосудие. Убирай лук, подходи, пошепчемся.

Обосновать рыночному торговцу случившуюся на его территории резню не составляет мне большого труда. До смерти напуганный барыга во избежание сурового наказания за крышевание организованной преступной группировки покорно изъявляет желание раз в седмицу подвозить в корчму кое-какие продукты. Безвозмездно, естественно. Мы расстаемся почти друзьями.

Полностью удовлетворенные свершениями, груженые трофейным железом и шмотом из выпотрошенного в качестве контрибуции бандитского схрона, где, к слову, обнаружились все мои вещи из корчмы и много всего по мелочи, мы покидаем обитель неразборчивого в связях торговца.

На следующее утро, когда я с докладом о проведенной работе являюсь в дом корчмаря, разыгрывается третий, заключительный акт представления — Дикань отказывается возвращаться в корму.

— Вот что, отрок, — говорит он мне, потрясая плешивым черепом со следами побоев. — Забирай-ка ты корчму под себя. Старый я стал, руки-ноги сами по себе в плясовой бьются, не работа это — маята сущая. Муторно мне, сил нет и уже не будет. Бабе грудину знатно отбили, кашляет, нет-нет да кровью харкнет, жалко старую, постоянный досмотр нужен. Ты отрок хваткий, отродясь у меня в мошне так не звенело как при тебе. Так что распоряжайся.

Я пытаюсь что-то вякнуть в возражение, но получаю суровую отповедь-угрозу.

— Не отказывайся и не перечь, выгоню как пса шелудивого, на заслуги не взгляну. Не предложил бы такого кому другому отродясь.

Сумрачно блеснув зеленоватыми глазами, Дикань снова добреет.

— Да ты не робей. Все ведь знаешь что да как. Купчишек нужных укажу и советом всегда подмогну, для поддержания штанов мне со старухой станешь приносить долю выручки. Роська с тобой будет, но еще кого-нибудь найди ей в помощь.

Вот так сбылась мечта идиота — стал я совладельцем и управляющим древнерусского ресторана. Жаль Миши рядом нет, порадовался бы за корешка.

Первые предпринятые мною действия в должности управляющего свелись к переброске кожаных тюков с солью с лодейного двора в корчмовые сусеки и отправке Рыка в командировку в Виров. Обещания нужно выполнять, ведь условленный год почти прошел, Роська в одно лицо поварню и зал не осилит. Настала пора красу-девицу Младину звать. Не замуж, естественно, а помогать бизнес на новый лад налаживать. Работой и жильем я ее обеспечу в лучшем виде.