Сделка с вечностью (СИ) - Хай Алекс - Страница 20

Норберт же продолжал неистовствовать.

— Ваше величество, мы же не раз говорили об этом. Королеве Хайлигланда не пристало принимать участие в мужских занятиях, будь то охота, турниры и сражения! Охота — только с птицами. Турниры и бои — только смотреть с трибуны! — Норберт ткнул перстом в воздух возле груди Истерд. — От вас ждут мягкости и кротости. Вы — покровительница этой земли, а его величеству Грегору нужна милосердная и мягкая помощница, которая будет слушать...

Веззам видел, как исказилось в гневе лицо рундки. Истерд шагнула к церковнику, схватила того рукой за воротник рясы, толкнула к верстаку так, что Норберт шлепнулся на него задницей.

— В первый раз Грегор выбрал себе мягкую и кроткую жену — и где она? — прошипела королева, нависнув над съежившимся от неожиданной вспышки ярости монахом. — Принесло это радость Хайлигланду? Принесло это мир и счастье хоть кому-то?

— Но...

— Молчать! Ещё раз перебьешь меня — проткну насквозь. — Она взмахнула мечом в воздухе, явно наслаждаясь произведенным эффектом. — Желай Грегор мягкую и милосердную благодетельницу, женился бы не на мне, а на одной из высокородных хайлигландских девчонок. Поверь, я знаю, что после смерти первой жены Грегору было плевать, на ком жениться. Но он выбрал меня. Ему не нужна была нежность. Грегор Волдхард хотел силы.

Норберт заскулил.

— Госпожа, я всего лишь забочусь…

— Заткнись хотя бы сейчас. Я не закончила, а от твоих поучительных речей каждый день раскалывается башка.

— К-конечно, госпожа, как пожелаете…

Истерд не останавливалась:

— Когда Грегор впервые уехал в империю, его женщину отравили. Когда он отправился в Рундкар помогать моему отцу, Эллисдор едва не захватили Эккехарды. Я лишь смотрю назад, брат Норберт. И я вижу, что каждый раз, когда Грегор Волдхард покидает Эллисдор, в этом городе происходит что-то очень скверное. И я хочу быть готовой, если и в этот раз кто-то посягнет на нашу безопасность.

— Уверяю вас, граф Урст…

— Не справится один, — перебил церковника Веззам. Оба — Истерд и Норберт удивленно на него обернулись, словно позабыли о его присутствии. Щеки королевы залил легкий румянец, и она отпустила монаха.

— Видимо, я и правда переусердствовал в наставлениях, — проговорил он, поправляя перекосившуюся рясу. — Прошу простить меня, госпожа. Теперь я вижу, что ваше желание сражаться продиктовано не варварскими привычками, а заботой о новом доме.

Лицо Истерд лишь едва дрогнуло, когда монах сравнил ее народ с варварами, но она сдержалась.

— Я буду обучаться владению мечом, брат Норберт, — твердо проговорила она и положила оружие на верстак. — Если для этого нужно особое разрешение графа Урста, добудьте его, пока с ним не пошла разговаривать я.

И без того лошадиное лицо церковника вытянулось еще сильнее. Норберт печально вздохнул, прикоснулся к висевшему на шее серебряному диску, очевидно, ища у него успокоения.

— Даже если Адалар ден Ланге и позволит… До первой легкой травмы, ваше величество. Если хоть волос упадет с вашей головы, и король узнает, что я был тому виной, я заплачу жизнью.

Истерд поздновато осознала, что наверняка нажила себе врага. Прогуливаясь по полупустым залам Эллисдорского замка, она слышала шепотки и ловила косые взгляды. Неужели этот поганец Норберт успел так быстро растрепать всем о случившемся? Истерд в который раз ругала себя за несдержанность. Отец, братья и Долгий язык не раз ее предупреждали перед свадьбой: следует молчать, не давать волю чувствам, проявлять осторожность. А она спустила петухов на этого монаха просто потому, что тот слишком ответственно выполнял поручение Грегора и брата Аристида. Но, видели боги, как же он надоел. После этой вспышки ярости ей полегчало, хотя оставалось лишь догадываться о том, к каким последствиям все это могло привести.

Она отложила обглоданное фазанье крыло и уставилась в окно. Что ни думай об этих южанах, но красивые вещи они создавать умели. Королевские покои украшал поистине роскошный витраж, а из распахнутых окон открывался великолепный вид на Вагранийский хребет. Зимой, правда, спальня мгновенно выстывала, ибо стекла совсем не защищали от холода. Но до чего же великолепно сверкали эти разноцветные стекляшки в лучах солнца.

— Еще вина, госпожа? — девчонка из свиты Истерд потупила взор. Явно наслышана о случившемся с Норбертом и боялась рундского гнева.

Истерд качнула головой.

— Пока хватит, спасибо. Но я попрошу тебя спустится на кухню и принести свежих лепешек с травяным маслом. В этом фазане есть нечего.

— Конечно. Сейчас принесу.

— Не торопись.

Едва девчонка вышла, Истерд бросились к двери и заперлась в покоях. Хорошо, что дам при дворе почти не осталось: после того, как мужи отбыли в поход, женщины, что состояли в свите королевы, одна за другой принялись отпрашиваться домой. Вести хозяйство на землях стало почти некому, и не у всех оставалась опора в виде самостоятельных детей. После их отъезда Истерд вздохнула с облегчением. Так было лучше. Меньше пустой болтовни и бессмысленных церемоний.

Она подошла к сундуку с вещами, что привезла с родины. К нему не притрагивались ни слуги, ни дамы, а ключ Истерд носила на шее. Она опустилась на колени, вытащила из-под ворота платья длинный шнурок и отперла замок.

— Ну же, где они?

Руки торопливо перебирали фибулы и гребни, пальцы путались в нитях жемчуга, серебряных цепочках и стеклянных бусах. Были здесь и ножи в плотных богато инкрустированных ножнах — лучших инструментов для ведения хозяйства никто, кроме мецев и рундов, не придумал. Наконец, под несколькими расшитыми поясами, почти на самом дне, Истерд нашарила нужный мешок.

— Ну-ка...

Она по привычке воровато зыркнула по сторонам. Хотя дверь была заперта, Истерд давно приучилась искать лишние шлага и уши. Она захлопнула крышку, развязала шнурок мешочка и высыпала костяные руны в ладонь.

— Нужна жертва, — тихо проговорила она и огляделась. В кубке оставалось вино. Хорошее. Такое не стыдно смешать с кровью и напоить этим дерево, связанное со старыми богами. Таких деревьев в замке было несколько.

Она придвинула чашу ближе, сняла с пояса маленький ножичек и, прошептав просьбу богам, сделала надрез на ладони. Несколько густых капель упали в сосуд и перемешались с вином. Истерд облизала рану, окунула пальцы здоровой руки в чашу и затем сбрызнула руны. Ритуал получился слишком торопливым. Серьезные гадания так не проводились, но оставалось уповать на понимание богов: обстоятельства полноценному прошению не благоволили.

Она перемешала руны в руках и бросила на крышку сундука. Свечное пламя играло на шероховатых костяшках с грубо вырезанными символами.

— Отец всех богов, открой мои глаза, — взмолилась Истерд. — Помоги увидеть, что ждет впереди. Помоги отличить важное от неважного. Открой мои глаза.

Тревога внутри нее нарастала. Она долго всматривалась в получившийся узор, не понимая, как трактовать расклад. И все же взгляд зацепился за одно сочетание.

— Королевское дитя. Дорога. Но откуда она ведет? И чьей короне принадлежит дитя?

Руны говорили слишком туманно. Истерд зажмурилась и попробовала взглянуть еще раз, но услышала шаги за дверью.

— Ваше величество! — тонкий голосок служанки глухо посовещался из коридора. — Зачем вы заперлись?

— Черт! — выругалась рундка. — Сейчас. Подожди.

— Ваше величество, это брат Норберт, — донесся такой же глухой голос монаха. — У меня новости. Могу ли я войти?

Ворча по-рундски, Истерд наспех сгребла руны в мешок. Возиться с сундуком времени не было, поэтому она набросила меховой плащ на сундук и спрятала в его складках драгоценный кошель.

Подойдя к двери, она ещё раз обернулась. Одна руна упала под стол, но доставать не времени не было. Истерд отперла дверь.

— Я немного устала, — сказала она, впуская девчонку и Норберта. — Решила прилечь.

Церковник остановился на пороге.