Сводный гад (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra" - Страница 14

Ловлю себя на том, что непослушные пальцы, уже не столько разминают, сколько изучающе рисуют по её коже, пытаясь подняться выше по икрам.

И тоже самое делают её губы — на каждый выдох скользят по моему уху.

Искры сыпятся из глаз.

Мать его!

— Чай закипел… — хриплю я.

Аааа!!!

Ссаживаю Ясю, сбегая от грядущего пиздеца.

Снимаю чайник, разливаю по кружкам. Выхожу на крыльцо. Последняя сигарета!

У магазина мы так и не припарковались…

Прикуриваю.

Сердце колотится отбойным молотком, и я "стою", готовый к бою, пьяный от её дыхания и уверенный на все сто, что эта чокнутая меня не тормознет!

Как дожить до утра и не тронуть еë??

Как фараон — обёрнутый от пояса и ниже простыней и с голым торсом, Иван, колдует с чаем. Я любуюсь, не смея отвести глаз.

Пахнет травами…

За окном перестаёт грохотать, ливень чуть стихает.

Иван даёт мне чашку и конфеты.

— А ты?

— А я просто чай. Мне сладкое отменили.

— Ну не в этой же ситуации! — возмущаюсь я.

— Какой? Нормальная ситуация…

Нихрена себе нормальная! Это мой самый аховый экстрим за всю жизнь.

— Ты зачем сюда рванула-то?

Вздыхаю, опуская взгляд.

— А я собаку нашла. У неё хозяин умер и её усыпить хотят, если никто сегодня-завтра не заберёт. Я решила забрать. И заблудилась…

— Ясно. Ну, ничего, завтра позвонишь, заберём. Что за собака-то?

— Стафф…

— Щенок?

— Нет. Взрослая.

— Хм… Такая себе затея. Ты представляешь, сколько надо сил на такую собаку? Времени? Терпения? Любви?

— Ты тоже думаешь, что я легкомысленная и брошу еë?! — с обидой отворачиваюсь.

— Допускаю такую мысль.

Дуясь на него, смотрю на огонь.

— Уж лучше не брать, чем потом бросить. У нас, когда кого-то забирали, а потом возвращали обратно… — появляются стальные нотки в его голосе.

Сердце моë сжимается.

— А тебя забирали?

— Нет. У меня группа здоровья была стремная. Больных брать не хотят.

— У тебя?!

— Ага, — смеётся. — Дохлый был совсем, мелкий. До нормы по весу не дотягивал. То бронхит, то пневмония, то гастрит…

— А как же ты в спорт попал?

— Дрался… как берсерк, — улыбается. — В какой-то момент до меня дошло, что не дрочат только тех, кому плевать какой перед ним соперник и сколько их. Его мочат, а он всегда встаёт и убивает в ответ. Не может встать, убивает потом, как очухается. Но неотвратимо достанет тебя, не руками, так лопатой. Ну и на отборе Бес меня забрал в школу на детские сборы. Дразнил Ванькой-встанькой. Сколько не роняй, я все равно поднимался. Откормил, вылечил, накачал, мозги вправил… Он мой батя, на самом деле.

— Папа тоже хороший, — немного становится грустно за отца.

— Я не спорю, — пожимает плечами. — Но у меня его не было. А Бес был.

— Чай вкусный.

— Согрелась?

Да, согрелась. Но я хитрю, чтобы получить опять его объятия.

— Нет… Морозит.

Встаю с кресла, намекая, чтобы уселся на свое место. Тяжко вздохнув, приземляется. Довольная устраиваюсь сверху. Втыкаюсь носом в его щеку.

— А у тебя совсем никого-никого родного не было? До Беса твоего?

— Никого-никого…

Пытаюсь представить его маленьким, мне становится так больно за него. Сижу, глотаю слезы, поглаживая его по затылку.

— Ты чего, Ясь? — насторожено.

Ведёт пальцами по моим мокрым щекам

— Ничего… — рвано вздыхаю. — Я буду тебе как родная, обещаю, — крепче обнимаю за шею, тыкаясь в ухо мокрым носом.

— Да ладно… — тихо смеётся. — Завтра же опять поругаемся.

— Ну и что… Все ругаются… Я с родителями по пять раз на дню могу. Это же не делает нас чужими?

— Родная… — скрипит его голос. — Уж лучше бы — нет.

— Почему?

— Потому… — шепчет с надрывом, касаясь своим носом моего на мгновение.

Закрывая глаза, улетаю в это ощущение — мгновения до поцелуя. Внутри накаляется добела, рассыпаясь сладкими искрами.

Но он отворачивается.

О чем мы говорили?

Сижу растерянная…

— Я в детстве очень брата хотела старшего, — признаюсь я. — А потом насмотрелась, как старшие с младшими воюют, перехотела… Захотела сестрёнку младшую… А потом меня папа в лагерь отправил с вашими. Я резко всех перехотела. Захотела собаку. Но мне не разрешили.

Свеча догорает и гаснет.

— Какая ты непостоянная девица! — улыбается в темноте своей белозубой улыбкой.

Разворачиваю за скулы его лицо к себе. Очень хочется поцеловать. Но он не целует, и я не решаюсь.

— Ясь, что ты делаешь?.. — тихий выдох.

— Смотрю…

Глажу большими пальцами его лицо.

Ну, поцелуй меня пожалуйста!

Но он, не дыша, не двигается.

Ерзаю, ощущая, как его эрекция вдавливается мне в бедро.

— Мм… — чуть слышно гасит стон.

Не контролируя себя, утыкаюсь своим лбом в его лоб. Закрываю глаза. Его пальцы сминают мою спину, и мне кажется, сейчас мы снова улетим. Ласкаемся в порыве лицами, губы скользят по губам…

— Ясь, — хрипло и дрожащим голосом. — Иди, ложись спать.

— Что?

— Иди… — давяще и зло, сквозь зубы.

Пальцы, до боли впиваются в мою спину. Мы дышим тяжело друг другу в губы.

Оглядываюсь. Диванчик очень маленький. Это надо совсем к Эдику в руки залезть.

— Туда?!

— Дыа! — зло.

От обиды вспыхиваю. К нему он меня отправляет?! Сердце обрывается от этого. Припечатываю в эмоциях ему по щеке, слетаю с коленей. Хватает за руку, дёргает обратно!

Лечу, приземляясь в его руки, тихо взвизгиваю, боясь удариться обо что-нибудь в темноте. Но он ловит так, что я надёжно опять упакована в его объятия. Стискивает меня до боли.

— Не ходи!.. — выдох в шею.

Прижимается щекой к моей груди. А я — к его волосам. И дышу его мужским запахом, наполняясь им до самого низа. Там всë болезненно ноет от желания.

Перекидывая бедро, сажусь на него верхом. Мы обнимаемся, и снова замираем.

А под простыней на нём тоже совсем ничего…

Его член, напрягаясь, вдавливается мне в живот.

Только не отпускай меня, пожалуйста! — зажмуриваюсь я.

— Я… очень… очень… очень… — рвётся его шёпот, — хочу… но… мы же… не можем…

Да. Отец нас просто убьёт, если узнает о чём-то таком!

— Мы никому не скажем… — шепчу ему в губы.

— Ммм… — мучительно.

По его телу идёт судорога. Я, не контролируя себя, прогибаюсь, пытаясь, поймать трение о его член.

— Блять… блять… блять!! — дрожит и срывается его голос.

Кусаю его за верхнюю губу.

— Я-я-ясь… — жалобно. — Нет!

Сгребает меня, укладывая лицом к себе на плечо.

— Засыпай… Ну, пожалуйста!

Как засыпать?! У меня сейчас сердце грудную клетку взорвёт!

Он откидывает голову на спинку. Прижимаюсь своей щекой к его.

Плавимся…

Видимо в лице сестры небо изобретало пытку эксклюзивно для меня. Чем я так провинился? Ну не могу я её выгнать к этому Эдику! Это ещё сложнее, чем не трогать её. А не трогать невозможно.

Она смотрит мне в глаза. Эти глаза гипнотизируют меня, отключая тормоза.

Нельзя!

Нельзя!

Нельзя!

Напоминаю себе каждые пять секунд. Но что именно нельзя, уже не соображаю. Её ласковые трепетные пальчики рисуют по моему затылку, сводя с ума. Надо это остановить!

Ловлю её кисти, сжимая в своих. Пальцы наши сплетаются. Медленно скользят друг по другу, расставаясь, вырисовывают круги на ладонях, и снова сплетаются.

И я даже представить себе никогда не мог, что мои ладони настолько чувствительная эрогенная зона. Это так хорошо… Что я с трудом распахиваю ресницы.

Веки тяжёлые, и желают сомкнуться. Но это будет рубильник. Я закрою глаза и тогда всë… Ночь сотрёт все табу и барьеры.

И мы, задыхаясь от своего громкого надсадного дыхания, продолжаем свой чувственный танец пальцами. Касаемся подушечками… Ладони пульсируют, их притягивает словно магнитом. Ещё касание… И снова на мгновение отрываемся, чтобы вновь сплестись пальцами.