Мой папа рок-звезда (СИ) - Ветрова Татьяна - Страница 12

— Это мое место, — произносит Аля, занимая стул напротив и смотря на меня таким взглядом, что я прямо сейчас готов ей уступить. Только бы она не делала вид, что меня не существует.

— Теперь мое, — парирую в ответ, подцепив вилкой огурец.

— Даже не мечтай об этом! — рассмеявшись, тыкает в меня вилкой. — Ты в этом доме гость, поэтому так уж и быть сегодня можешь посидеть на моем месте. Но только сегодня! Больше на такую роскошь не надейся.

«Спасибо, родная, что указала на мое место», — так и хочется сказать в ответ, но я, сцепив челюсти, молчу. Молчу и жую самую вкусную картошку на свете. И готов это делать очень долго, только бы не открывать рот. Иначе сорвусь и наговорю столько лишнего, что задолбаюсь потом разгребать. А разгребать мне и так достаточно. Взять, к примеру, то, что мы пятнадцать лет прожили врозь. Я думаю, достаточно того, что я слепо поверил в ее смерть и все пятнадцать лет ходил на ее могилу и ругал себя за то, что не сберег самое дорогое и ценное в своей долбаной жизни. А если сейчас открою рот, то снова потеряю то, что еще не обрел.

В самый раз собраться духом и начать собственное расследование. Не думаю, что нам помешает узнать, кто во всем этом виноват. Но я не могу вот так вот взять и уехать из этого поселка и погрузиться в рутину расследования. Меня будто магнитом тут держат. Конкретно в этом доме.

Я ужасно сильно хочу наладить свою жизнь. Хочу быть с ними и хочу, чтобы они хотели быть со мной. Вроде бы все просто, но если углубиться, то здесь столько подводных камней, что черт ногу сломит. Тут есть с чем работать, и работа предстоит тяжелая. У нас раньше относительно доверия положение было шаткое, сейчас тем более. Но я готов сделать все, что в моих силах, лишь бы вернуть себе семью, которую я пока не заслуживаю.

— Пап, я распаковал приставку, осталось только все подключить, и можно играть, — влетев на кухню, словно вихрь, начал тараторить Антон. Смотрю на него и не понимаю, а в какой момент он успел свинтить. Неужели я настолько сильно погрузился в свои мысли, что прозевал?

— Хорошо, только давай для начала поужинаем, — засовываю в рот огурец и начинаю хрустеть.

— Да, конечно, — кивнув, Антон садится рядом и повторяет за мной. Кидаю взгляд на его тарелку и вижу на ней недоеденную картошку. Хочется спросить, а какого, собственно, хрена он снова сел за стол, если уже поел?

— Играть? Серьезно? — насмешливо произносит Аля, будто до сих пор не верит в происходящее.

— Ну ма-а-ам, — жалобно протягивает сын, вытягивая на столе руки и ударяясь лбом об стол.

— Антон, я сколько раз тебя просила не делать так?

— Да, да, знаю. Волосы на столе оставлю. Ты серьезно думаешь, что я в свои четырнадцать уже лысею? — уперевшись подбородком в стол, смотрит на Алю смеющимися глазами. Не выдерживаю, когда Аля закатывает глаза, и начинаю смеяться.

— Не думаю. Просто сейчас ты делаешь некрасиво.

Замолкаю, впиваясь в Алю протестующим взглядом. В каком смысле некрасиво? Пацан не сделал ничего такого, чтобы его отчитывать.

— Ок, понял, — подняв руки, убегает в гостиную.

— А ты не слишком строга? — произношу серьезным тоном. — Мне кажется, он ничего такого не сделал.

— Слушай, отец недели, не умничай, а.

— Ок, понял, — поднимаю руки и смеюсь.

Сдаюсь, чувствуя, как пахнет паленым.

Пораскинув мозгами и слопав еще парочку вкуснейших огурцов, я понимаю, что Аля все-таки права.

— Разреши остаться с ночевкой? — произношу, когда за окном в который раз раздается гром. Я никогда не любил дождь, он навевает щемящую тоску. А возвращаться в такую погоду в город чревато необратимыми последствиями. Вся надежда на Алю.

— Лисов, ты совсем уже? — вскрикивает, складывая в раковину грязную после ужина посуду.

— Я в гостиной переночую, а ты что подумала? — улыбаюсь самой соблазнительной улыбкой, что только есть в моем арсенале, окидывая ее с ног до головы жадным взглядом. Лицо Али вспыхивает алой краской, прикусив губу, она стремительно отворачивается к раковине и приступает к мытью посуды. Не могу удержаться и продолжаю, получая нереальное удовольствие от ее смущения. Господи, пусть она сейчас вспоминает о том, как нам было хорошо вместе. — Хотя знаешь, если ты хочешь, я вовсе не против присоединиться к тебе.

— Даже не надейся, — замахнувшись на меня полотенцем, прогоняет прочь из кухни.

Громко смеясь, я забегаю в гостиную и падаю рядом с сыном на пол. Пока меня не было, он поставил заряжать джойстики и очки. Жаль, их одна пара, но это поправимо — возьмем еще одни. Мы быстро подключаем приставку к телевизору, выбираем стрелялку и пропадаем на счастливых два часа.

— Народ, ау, час ночи, — разрушает нашу идиллию внезапно появившаяся Аля.

— Мама, еще немного.

— Знаю твое немного, потом до обеда будешь спать.

— Мама права, — вмешиваюсь в спор между сыном и Алей. — Завтра поиграем, если так хочешь.

— Спасибо, пап, — обнимает за шею и убегает. — Спокойной ночи, — доносится с лестницы, ведущей на второй этаж.

— Пригласишь к себе? — закидываю руки за голову и падаю на пол. Взгляд Али скользит по моему животу и останавливается аккурат на…

— Пошел к черту! — швырнув в меня постельное, убегает наверх.

— Как вы себя чувствуете? — сквозь сон слышу чужой голос. С трудом удается разлепить веки и оглядеться по сторонам, насколько позволяет сковывающий шею бандаж. Светлые стены кажутся чужими, а тошнотворный запах медикаментов это только подтверждает.

«Я что, в больнице?» — первая мысль, которая приходит в голову, когда я обнаруживаю над собой седовласого мужчину в белом халате и с планшетом в руках. Высокий и худой, с осунувшимся лицом он не вызывает доверия. Но в моем положении выбирать не стоит. Единственное, что меня волнует — это где мои друзья и Аля.

Открываю рот, чтобы спросить, где остальные. Живы ли они. Но вместо слов вырывается хрип, сковывающий горло. От боли во всем теле, стоит попробовать слегка пошевелиться, начинают слезиться глаза и гореть губы. Моргаю, прогоняя слезы и чувствуя, как мной начинает овладевать паника. Она спешно окутывает темным покрывалом сознание, с каждым вздохом сопротивляться становится сложнее.

И я сдаюсь… Мне страшно. За себя, за ребят и за мою Алю.

От резко нахлынувших эмоций я сжимаю кулаки и кусаю губы. По телу прокатывается адская боль, я чувствую ее везде. Такое ощущение, что по мне проехались катком, затем забинтовали и уложили на кровать, не забыв подключить кучу проводов. Перед глазами пролетают последние минуты перед аварией. Они становятся триггером…

— А-а-а-а-а, — кричу, понимая, что не в силах контролировать эмоции. Они мне неподвластны.

— Антошка, не кричи, все хорошо, — сбоку от меня раздается мамин голос, вынуждая меня прекратить истерику.

Я замолкаю, слегка поворачиваю голову и удивленно смотрю на нее. Она, как всегда, великолепна. Платье-карандаш, подчеркивающее изгибы ее тела, с откровенным декольте, списывает с ее настоящего возраста лет десять точно. Идеальная прическа, свежий маникюр и улыбка, с которой она никогда не расстается. Даже на похоронах деда она умудрялась улыбаться. Неужели это была плата за то, что он всегда называл ее бестолковой невесткой?

— Сейчас, погоди немного, — женщина, общения с которой я по возможности стараюсь избегать, тянется к стакану с водой, подносит его к моим потрескавшимся губам. Через трубочку делаю несколько жадных глотков и моргаю. Слезы катятся по вискам, мне не стало лучше.

Перед глазами выбеленный потолок и яркая люминесцентная лампа. Она слепит глаза, заставляет невольно жмуриться и отводить взгляд на мрачную стену. За окном стеной льет дождь. Мокрая погода усугубляет и так хреновое самочувствие. Надежда, что кто-то выжил после столкновения со встречной машиной, падает к нулю с неизмеримой скоростью.

Закрываю веки, позволяя горьким слезам скатиться по лицу и упасть на больничную подушку. Перед глазами пролетают кадры трагедии, из-за которой я оказался прикован к больничной койке. Напрягаю память, с огромным трудом складываю картинки распавшегося пазла воедино и ужасаюсь, понемногу вспоминая произошедшее.