Совесть негодяев - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/79
• Следующая

В тот вечер после сытного ужина первым начал развивать эту тему заместитель министра обороны. Как военному, да еще в военное время, ему грозило весьма неприятное наказание, вплоть до высшей меры. И он сознавал, что подобное наказание может стать реальностью, если оставшиеся на свободе другие участники заговора поведут себя неправильно или, не дай Бог, решатся на новое выступление. Благоразумия от своих товарищей он не ждал, поэтому и начал первым эту опасную тему. С «финансистом» они были знакомы уже давно, а к греку он пригляделся за последние несколько месяцев. Поэтому не опасался за свои слова.

– Говорят, скоро суд будет, – сказал многозначительно генерал, обращаясь к финансисту.

Тот пожал плечами, не понимая, куда клонит его сосед по камере. Он был невысокого роста, с ослепительной лысиной и небольшим брюшком, выдававшим пристрастие к жирной и острой пище.

– Должен же быть когда-нибудь этот суд, – сказал финансист, – не будут же они держать нас здесь сто лет.

– А ты хочешь сидеть и ждать сто лет? – спросил заместитель министра.

Грек насторожился. Кажется, они начали очень интересную тему. Заместитель министра обороны был высоким плотным человеком с большим животом, также выдававшим его пристрастие к нездоровой и очень обильной пище. Он тяжело задышал и, поднявшись, сел на своей кровати. Вообще-то это были нары, но благодаря положенному на них хорошему матрацу они превратились в неплохую кровать.

– Сто лет, да? – снова спросил он.

Финансист, тоже лежавший на своей кровати с не менее роскошным матрацем, отвернулся к стене.

– Сто лет все равно не будет, – уверенно сказал он.

Грек молчал. Когда они начинали политические споры, он обычно не вмешивался. Генерал был ультралевый, а финансист ультраправый, и оба сходились в неприятии нынешнего режима.

– Почему не будет? – удивился заместитель министра.

– Изменится что-нибудь, – ответил финансист, – у нас за последние семь лет семь правителей поменялось.

– А если не изменится? – спросил генерал.

Финансист не ответил, кажется, он начал засыпать. Это разозлило заместителя министра. Он вскочил на ноги и, подойдя к кровати своего соседа, резко потряс его за плечо.

– А если не изменится? – переспросил военный.

– Слушай, что ты от меня хочешь? – разозлился финансист. – Дай мне спокойно поспать. До суда еще далеко, столько месяцев пройдет.

– Это по твоему делу столько месяцев ждать, а по моему они уже заканчивают, – заорал генерал.

Финансист, поняв, что ему все равно не дадут вздремнуть, вздохнул и сел.

– Зачем просто так говорить, – укоризненно сказал он, – поэтому вы, военные, все проигрываете. Все языком можете говорить, а когда до дела доходит, ничего сделать не можете.

– Это ты мне говоришь? – разозлился генерал. – Я три деревни отбил, и ты смеешь мне такое говорить?

Финансиста не смутила столь бурная реакция. Он почесал волосатую грудь, поправил майку и сказал:

– Три деревни отбил, а три района отдал.

– Я отдал? – разозлился генерал. – Ты что мне говоришь?

– А кто переворот устроил?! – закричал вдруг финансист. – Кто все это придумал? Твои друзья. Зачем убрали законного президента? Это ведь вам он не нравился.

– Можно подумать, вам нравился наш президент. А вы убрали его, – сразу ответил генерал, – это ваши люди так радовались, когда он сбежал.

Спор грозился перейти в обычный политический спектакль, который оба заключенных давали раз в неделю. Обвиняя друг друга во всех возможных грехах, они обычно доходили до революции семнадцатого года, на которой останавливались, единодушно признавая ее пагубный характер. Потом они мирились и дружно поедали совместные запасы. Но только до следующей стычки. Политические симпатии обоих были резко полярны, и тут нельзя было ничего сделать.

– Стойте, – вмешался грек, – это вы потом выясните, какой режим был лучше. Вы, генерал, кажется, говорили, что здесь нельзя сидеть сто лет. Я правильно понял вашу трезвую мысль?

– Да, конечно, – сразу ответил заместитель министра, – нам нельзя здесь столько ждать.

На этот раз финансист его услышал. Он снова почесал свою грудь и, кивнув лысой головой, быстро сказал:

– Конечно, вы правы.

– Это совсем другое дело, – спрыгнул со своих нар Пападопулос-Ионидис, – теперь вы говорите, как разумные люди. Какие будут предложения?

– Нам нужно отсюда выйти, – несмело сказал финансист.

– И как можно скорее, – прогрохотал генерал.

– Только не так громко, господа, – взмолился грек, – вам, может, все равно, но если меня вдруг выдадут Турции, то мою жизнь можно считать законченной. Вы представляете, как будут относиться в турецкой тюрьме к несчастному греку?

– А почему несчастный грек сидит и ждет приговора? – спросил генерал.

– Потому что несчастный грек не знает, как отсюда можно убежать, – ответил Пападопулос-Ионидис, – но если ему подскажут возможный вариант, он будет очень благодарен своим друзьям.

– Ты что, правда торговец наркотиками? – спросил финансист.

– Разве не похож? – оскорбился грек.

– Очень похож. А может, ты армянский лазутчик? – вдруг спросил генерал.

– Как вам не стыдно, генерал, – вскочил на ноги грек. Этим баранам не обязательно знать о его бабушке-армянке, подумал Пападопулос-Ионидис. – Мы сидим с вами уже столько месяцев. Неужели вы еще не поняли, что перед вами честный человек?

– Честный, – фыркнул генерал, – а у самого в колоде пять тузов.

– Шесть, – сказал вдруг финансист, – шесть, я проверял. Он все время нас обманывал.

– Как не стыдно, господа, – весело сказал грек. По-русски он говорил прекрасно, однако хорошо понимал и турецкий язык, всегда зная, о чем говорят его соседи, когда они переходили на азербайджанский. Но им, разумеется, этого он не рассказывал. – Может, я просто решил как-то помочь вам разнообразить время, проведенное в тюрьме.

– Благодетель нашелся, – вмешался снова финансист, – а у меня, между прочим, на прошлой неделе триста долларов выиграл.

– Почему все богатые люди такие жадные? – спросил весело грек. – По данным ваших газет, вы входите в десятку самых богатых людей Европы. И вы еще смеете сожалеть о проигранных несчастных долларах. Считай, что потратил их на удовольствие.

– На твое, да? – напоминание о его богатствах неприятно разозлило финансиста. – А ты нашим газетам не верь, они про меня разные гадости пишут.

– Но разве это гадости? – возразил справедливый грек. – По-моему, вы должны гордиться. С такими деньгами можно жить где угодно.

– Иди ты к черту, – разозлился финансист.

– Вот такие, как он, – вмешался генерал, – и разорили наше государство. Продали нашу нефть и хлопок. И оставили нас нищими. Правильно пишут наши газеты.

– Генерал, – укоризненно сказал грек, – про тебя пишут еще более плохие вещи. Ты ведь половину армии оставил без оружия и продовольствия. Все, что можно было продать, – продал. Нужно быть справедливым.

– Кто пишет? – сразу рассердился генерал. – Кому я оружие продавал? Просто старые винтовки списал.

– Ага, – сказал финансист, – с ракетными снарядами.

Они снова заспорили.

Так они никогда не закончат, с досадой подумал грек и снова решил вмешаться.

– Господа! Время политических дискуссий кончилось. Теперь давайте перейдем к делу. У нас здесь сидит блестящий военный, без пяти минут министр обороны, человек, взявший два, пардон, три села. Наверно, еще какую-нибудь высоту, о существовании которой мы и не подозревали. Он почти народный герой.

Генерал слушал молча, подозрительно насупившись. Но грек говорил только приятные и в общем справедливые вещи. Против них нельзя было возражать.

– А рядом с ним сидит другой, не менее известный человек. Финансист от Бога, гениальный мыслитель. Настоящий профессионал с мышлением делового человека. Руководитель крупнейшей компании. И два таких выдающихся человека вынуждены сидеть в тюрьме.

Финансист подозрительно нахмурился.

• Предыдущая
• 30/79
• Следующая