Её звали Лёля (СИ) - Десса Дарья - Страница 57

Девушки слушали комполка с придыханием. Так всё интересно, ново, необычно! И ещё оружие, о котором у большинства не было ни малейшего представления. То есть видели зенитки, конечно, но как из них стрелять, как заряжать, как обслуживать? Этому, – Герман в том был прав, – им только предстояло обучиться. Благо, что основной костяк полка составляли мужчины, хотя большинство – такие вот, как лейтенант Медведь, выпускники коротких офицерских курсов. Дева научившись самостоятельно управляться с зенитками, им теперь предстояло научить этому своих подчиненных.

После того, как командир закончил своё обращение, вышел другой офицер и, зачитывая списки, стал распределять девушек по подразделениям. Лёля Дандукова оказалась в санитарной роте, – её назначили на должность санинструктора, учитывая полученное медицинское образование.

Глава 59

Я подошёл к первому, кого убил на этой войне. Мозг до сих пор отказывается верить в реальность происходящего. Помню ведь, как в играх: вот лежит покойник, которого ты застрелил. Но когда пойдёшь обратно по этому же месту, его уже не будет – игры так устроены, чтобы не перегружать компьютер лишней графикой. Но этот немец никуда не исчез. Он так и лежал на спине, глядя широко распахнутыми глазами в синее небо.

На вид ему было лет двадцать пять. Щетина стала пробиваться на скулах и подбородке. Жиденькие тёмные усики. Видимо, собирался их отращивать. Серо-зелёная пыльная форма, и на груди – большое бордовое пятно с крошечной дырочкой. Так вот, значит, куда я попал. Посмотрел на руки немца. Заскорузлые, грязные. Видать, много пришлось ими работать. Кто он? Шофёр? Плотник или слесарь? Водопроводчик, может? Сапожник? Я не знаю, какие есть в Германии профессии.

Надо бы расстегнуть китель и взять документы. Что там ещё может быть? Но не полезу. Не могу прикоснуться. Кровь, опять же. Страшно. Я уселся на землю и задумался. Дикость какая. Взял, да и лишил человека жизни. Вот так запросто. Бахнул из винтовки, и судьба прервалась. Надежды, мечты, желания, – всё закончилось от крошечного кусочка свинца. У меня не было жалости. Всё-таки я же помню: они напали на нас, и если бы не я его застрелил, уж он-то не стал бы медлить. Полоснул из автомата поперёк груди, и готово.

У меня другое чувство. Горечь. Всё со мной происходящее как-то неправильно. Я же ездовой, почему в бою оказался? И вообще, оказался здесь из далёкого будущего! То есть, выходит, занимаю чьё-то место? Надо будет, когда вернусь, посмотреть, кто такой этот Кадыльбек Агбаев. Может, о нем на сайте «Память народа» есть что? Хотя вряд ли. Там в основном награждённые или погибшие.

Тут у меня нервный ком в горле образовался. Погибшие. Вдруг окажется, что сержанта убили? Мне стало не по себе, даже холодок по спине пробежал, несмотря на жару. Я поёжился. Подумал, что немца надо бы закопать. Не оставлять же его вот так валяться. Лето, а он всё-таки человек, не животное. Тут вспомнил, что, кажется, где-то должен быть второй. Поднялся и пошёл его искать, но меня прервал Петро:

– Николай! – крикнул он из балки. – Автомат забери. Патроны с гранатами. Пригодятся. И давай сюда, пора лошадей кормить!

Я остановился. Да, напарник прав. Старшина оставил нам боеприпасы, но если немцы вернутся, нам потребуется больше. Опять же, вспомнилось: в компьютерных играх, если уровень не слишком сложный, повсюду находишь ящики с патронами. Или у покойников забираешь. А тут всё не бесконечное. Потому я вернулся, поднял с земли потёртый MP-40, и всё-таки пришлось дотронуться до немца. Вытащил у него из подсумка на поясе три рожка, забрал. «Ладно, лежи тут, – подумал, поднимаясь. – Отвоевал ты своё, фашист».

Я шёл обратно и думал, отчего меня снова не выворачивает наизнанку. Потом понял: так ведь всё правильно. Или они нас, или мы их. Третьего не дано. Разве что плен, но лучше уж смерть. Уж как гитлеровцы с нашими там обращались, все знают. За людей не считали, потому и вернулись немногие. Нащупал гранату. Лежит, моя последняя надежда на честную погибель. Передёрнул плечами. Что я такое говорю, а? Страшно.

Вернулся в балку, сложил оружие в окопчик.

– О, шмайсер надыбал! – улыбнулся Петро, рассматривая немецкий автомат.

– Почему шмайсер? – спросил я.

– Да кто его знает, – пожал плечами напарник. – Все так говорят об этой машинке, ну и я тоже.

Я покачал головой. Вот точно помню, что никакой это не «шмайсер», а почему – не могу сказать. Но мысль словно заноза в голове застряла. Пока лошадей кормили, навешивая им торбы на морды, всё думал, думал. Не выдержал, вернулся к окопчику, взял автомат и давай рассматривать. И нашёл! Клеймо: «М. Р.40, Patent Schmeisser C.G. Haenel, Suhl». Вот откуда слово-то взялось! Рассказал об этом Петру, но тот лишь мотнул головой. Мол, какая разница-то?

Вскоре начали сгущаться сумерки. Мы до самой темноты лежали и смотрели в ту сторону, где наши вторые сутки отбивались от немцев. Ждали, что снова придётся отвозить раненых. Но вместо этого примчался всё тот же солдат и сказал, нам срочно надо выдвигаться на позиции батареи.

– Чего случилось? – спросил Петро.

– Отходим! – прозвучало в ответ, а дальше только топот копыт.

Мы быстро собрали свои вещи, связали коней и погнали к передовой. Когда достигли её, то оказалось, что нашей батареи уже и нет. Обе пушки были повреждены вражеским огнём, прислугу посекло осколками. Так что нам пришлось не только орудия забирать, но и раненых, как прошлый раз. Пока возились, подошёл капитан Балабанов. Посмотрел на меня, спросил:

– Сильно ранило?

Я только сейчас вспомнил о повязке на голове, которую Петро мне наложил после боя.

– Ерунда, товарищ командир, пулей задело.

– Везучий ты, Николай, – усмехнулся Балабанов, но тут же нахмурился. – Да, – протяжно сказал он. – Была батарея, и нет.

Я не нашёлся, что ему ответить. Поддержать бы словом, но разве оно поможет?

– Выходит, товарищ командир, стали мы пехотой? – спросил я.

– Выходит, так, – ответил Балабанов. – Ничего. Дело поправимое.

Он коротко вздохнул и отошёл. Мы впрягли лошадей, и те потянули изломанные орудия на восток. «Заодно и раненых доставим в медсанбат, уже хорошо», – думал я, стараясь себя приободрить, а на душе стало очень горько. Петро поговорил с бойцами и выяснил: потери очень большие. У нас в батарее треть осталась, остальные погибли или ранены. У пехоты, что оборонялась перед нами, так и вовсе из десяти – два-три выживших.

– А Серёга Глухарёв? – вспомнил вдруг я того солдата, который мне напомнил лицом внезапно выросшего подростка.

– Кто такой? – удивился Петро.

– Ну, как же… Мы с ним… Ах, ну да, – поник я. Петра ведь там не было, он в балке оставался. Но снова не могу успокоиться. У меня всегда так. Если втемяшится в голову что, пока не узнаю или не сделаю, буду дёргаться. Пока не отъехали, я стал расспрашивать всех подряд. Где Глухарёв? Но все только устало мотали головами. Не слышали… не знаем такого… И вдруг один раненый с телеги слабо сказал:

– Слышь, браток.

Я метнулся к нему.

– Убили его, – ответил боец. – Немцы разведку пустили. Говорят, в тылу они нарвались на кого-то.

– На нас с Петро, – подсказал я.

– А, ну вот. Так когда обратно убегали, Серёга с двумя ребятами остановить их хотел. Так те из пулемёта. Ему в сердце попало. Сам видел, – солдат устало замолчал.

– Спасибо, – горько ответил я и отошел.

Вот так. Не успел пообщаться толком с парнем, а его уже на свете нет. Жуть какая! Ведь я в привычной жизни прежде никого не терял. Не считая старых родственников, так ведь там же люди пожилые, больные. А тут молодой парень. Захотелось расплакаться. Слёзы сами наворачивались на глаза, но я усилием воли заставил остановить эту мокрядь. Сжал посильнее челюсти и уселся на лошадь. Пора было выдвигаться.

Глава 60

К новому, военному образу своей жизни Лёля привыкла довольно быстро. Ей даже стало нравиться, как все вокруг говорили, – «на войне». Хотя до сих пор немецкие самолеты в раздвоенными хвостами (их называли «рамами») лишь высоко кружили в голубом бездонном небе, не опускаясь слишком низко, чтобы не оказаться под прицелом зенитных расчетов. Все знали – это фашистские разведчики. Но гоняться за ними наши истребители не спешили. Слишком высоко летали враги, к тому же были и другие дела, более важные.