Совок 5 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 41

— А ты пока поешь домашнего, десять минут даю тебе! — разрешил я скисшей нахалке, — Теперь ты нескоро мамкиных пирожков попробуешь! Иди к холодильнику, попитайся напоследок!

Железная мадам Шевцова свое слово относительно невмешательства сдержала, но моих издевательств над дочкой наблюдать не захотела или не смогла. Она встала и не глядя ни на меня, ни на неё, торопливо удалилась с кухни. Только после этого, до непутёвой младшенькой стало всерьёз доходить, что шутки, действительно, подошли к самому, что ни на есть, но финалу. И она безудержно разрыдалась.

— Хватит реветь! — одернул я её, — Есть, я так понял, ты не будешь? — не прекращая слёзно горевать, девушка замотала головой.

— Тогда иди, переоденься! — я помог ей подняться и придерживая за плечи, повел её в их с Викой комнату. — Пять минут тебе, не управишься, я зайду и будешь при мне одеваться! Дверь до конца не закрывать!

Была бы она поопытней в сидельческой карьере, то от моего великодушного разрешения напитать свой молодой организм из мамкиного холодильника, полного деликатесов и гастрономического дефицита, не отказалась бы. Впрочем, опыт, это дело наживное..

Марина успела, через минут пять она вышла из комнаты в коридор, где я ее ждал. С распухшим от слез лицом и отрешенным взглядом. Она остановилась и несколько секунд потратила на разглядывание закрытой двери в комнату матери. Потом обреченно, со всхлипом вздохнула и двинулась ко мне.

— Не переживай, и в тюрьме люди живут! — успокоил я ее, — Главное, чтобы туберкулёзных в камере поменьше было. И, чтобы сокамерницы не злые попались! А, если бить будут, так ты кричи, как можно громче! Агарок твой, наверное, уже стыренные лифчики своим шалавам дарит и деньги твоей матери пропивает с ними в кабаке. И вообще, завтра у его настоящей и самой любимой подруги день рождения. То-то он ее подарками осыплет! Золота и барахла он из вашей квартиры богато вынес, удачно подгадал к именинам своей подруги! — сделав провокационный проброс, я искоса взглянул на криминальную Джульетту.

Мадемуазель Шевцова-Капулетти дёрнулась, будто ей дали подзатыльник и еще больше сгорбилась. Мы вышли с ней из квартиры и я погнал девушку по лестнице вниз, поскольку следственно-оперативная группа уже заждалась нас в машине.

В РОВД нас тоже с нетерпением ждали. Хотели по рации нашу группу перенаправить на порез, но мне надо было заселить в камеру Марину Шевцову. Поэтому водитель включил мигалку и энергичную музыку через СГУ на крыше дежурного УАЗа.

Не желая никого подставлять, я сам составил на привезенную девицу протокол по мелкому хулиганству, в котором заодно расписался и за свидетелей. Тоже сам. И объяснения от них написал к этому протоколу на двух бланках. Надо только будет предупредить через Нагаева Толика Еникеева и второго внештатника. Это, если спалит приехавший вдруг проверяющий из УВД. Аскер-заде поворчал, но противодействовать не стал и отобрав у мелкой хулиганки Марины Шевцовой поясок от куртки, отвёл её в камеру. Пообещав мне не вносить в журнал задержанных данные Марины. Давать ход этому материалу я, разумеется, не собирался. Прокрутив в голове всю комбинацию и не найдя в ней слишком явных прорех, я поехал на порез. Кляня себя за то, что так опрометчиво отказался пополдничать у Светланы Сергеевны.

В райотдел я вернулся часа через три, по дороге очень надеясь, что в ближайшие пару часов районный криминалитет даст мне времени продых.

— Друг твой в "угле", у Гриненко в кабинете, чаи гоняет, — сообщил мне дежурный Аскер, — А так пока спокойно. Из больнички телефонограмма полчаса, как пришла. Непроникающее. И терпила там, сука, бухой. Ты пока не дергайся, я туда Храмова пошлю, пусть затаптывает, там "баранка" неподъемная!

Понятно, если дежурный опер терпилу сумеет зашугать, то тот ему заяву напишет, что неудачно отрабатывал приемы самообороны с использованием ножа. И что сам себя порезал. Потому, естественно, претензий ни к кому не имеет и проверки по данному факту категорически не хочет. Ну и показания даст соответствующие. А, если у него, то есть, у опера это не получится, то придётся этой бодягой заниматься уже мне. И ведь в полном, блядь, объеме придется заниматься...

— Звякни Гриненко по внутреннему, пусть ко мне идут! — попросил я Аскера и побрёл в сторону лестницы. Усталость и ночь, проведённая почти без сна, сказывались.

Я успел снять шинельку и пристроить её в стенной шкаф, служивший когда-то складом для стеклотары. И даже воткнул вилку чайника в розетку, когда в кабинет ввалились Гриненко с Нагаевым.

— О! Руководитель следственно-оперативной группы угощает! — опер-халявщик с энтузиазмом начал потирать руки, глядя на чайник. — С тебя магарыч, Сергей Егорыч! — довольный своим сомнительным каламбуром хохотнул он.

— Что? — замер я, боясь сглазить добрую весть, — Получилось? Сработала Тайка?

И видимо, сглазил, так как Гриненко жизнерадостности на лице поубавил.

— Пока нет, но обязательно сработает! — убеждённо зачастил он, — Девка и без того уже кислая была, когда её к Сульдиной подселили. Сработает!

— Ну ладно, будем надеяться на лучшее, доставай из окна припасы, чай пить будем! — распорядился я.

Стас начал ёрзать шпингалетами внутренней створки окна, между рамами которого я приберёг обеденный НЗ. Вот и принесенная младшей Болдыревой колбаса с батоном дождались своего часа.

— Как попросится Таисья на дальняк, так её и приведут! Аскера я предупредил, — Гриненко уже стелил на соседний стол газету.

Отступление. Обезьянник Октябрьского РОВД.

От дальней стены камеры, на два метра по всей ширине к двери были сплошные нары. Крашенные в темно-коричневый цвет и даже относительно чистые. После унизительного досмотра специально вызванной из отдела вневедомственной охраны женщиной в милицейской форме, Марину отвели сюда. Под потолком, в нише стены за металлической сеткой тускло светила лампочка. Может быть, поэтому она не сразу заметила лежащую в углу женщину. Та расположилась на расстеленном пальто, вытянув ноги и заложив руки за голову.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровалась девушка, стараясь дышать вполовину.

Слишком уж воздух в этом помещении был неприятным. К тяжелому смраду застарелого пота и немытых тел, пропитавшим стены и потолок, добавлялось зловоние от регулярных обработок полов и нар хлоркой и лизолом.

Женщина на приветствие Марины не ответила. Поднявшись на ноги, она прошла к краю нар и села на них, свесив ноги на пол. Только после этого она повернулась к сокамернице.

— Что, свиристелка, не просто так менты тебя ко мне подсадили? — тётка злобно вытаращилась на отшатнувшуюся девчонку, — Только вот хер они угадали! Если уж им ничего не сказала, то тебе, ссыкухе, точно душу не открою!

Женщина оказалась совсем не молодой. Пожилая была баба. Старше марининой матери.

— Что вы! — загорячилась Марина, — Никто меня к вам не подсаживал! Меня саму из дома только что забрали и сюда привезли! Правда! — ей очень не хотелось, чтобы эта суровая женщина с неаккуратной наколкой чуть выше запястья, посчитала её подсадной доносчицей.

Неровный кинжал, обвитый змеёй, набитый на предплечье, выглядел зловеще.

— За что это тебя из дома привезли? — с еще большей подозрительностью придвинулась к ней Сульдина, — Харэ базлать, сявка! Ты чего мне тут фуфло гонишь? У меня три ходки, я стукачей на раз вижу! — перекошенная от злобы образина придвинулась еще ближе, пыхнув в лицо девушки несвежим дыханием.

Марина уже приготовилась звать на помощь милиционеров, но побоялась навлечь на себя еще большую ненависть со стороны уголовницы.

— Честное слово! — запинаясь, затараторила она, — Меня саму за кражу арестовали, я не стукачка! Я никого не выдала и к вам меня не подсаживали! Меня просто арестовали! Совсем недавно арестовали!

Похоже, что ей немного удалось убедить эту злобную особь. Уголовница с сомнением разглядывала её, склонив набок голову.