Proxy bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 21

Внимательно осмотрел.

И выдохнул.

— Нет, к счастью, нет. Кустарный. Но похож.

— Разберитесь с этим. — довольно строго произнесла супруга генсека, которую вся эта история крайне напрягла. Впрочем, особых указаний начальнику охраны давать не следовало. Он сам знал, что делать. И, кивнул, прошел к телефону, вызывая нужных специалистов…

Любовь же Петровна, пока суть да дело, невольно огладила свой револьвер, запустив руку в сумочку. Это был советский вариант знаменитого английского «Бульдога» под патрон, аналогичный .45 Adams. Большой калибр и убедительная, массивная пуля в нем сочеталась с маленькой начальной скоростью. Это позволяло относительно комфортно стрелять из компактных револьверов, которые не получилось бы из-за размеров взять полноценным хватом. Дистанция же боя таких револьверов была — в упор. То есть, не дальше 10-15 метров. Из-за чего каких-то выдающихся показателей баллистики от них не требовалось.

Сам же по себе револьвер не представлял собой ничего особенного. Короткий такой, компактный, но крепкий и добротный аппарат с рукояткой, имеющей «бобровый хвост», откидывающийся в бок пятизарядный магазин с экстрактором и достаточно мягкий механизм двойного действия. Вполне подходящий даже для слабых женских рук.

Их мал-мало начали с января выпускать на гражданский рынок. Как компактное оружие самозащиты. Что стало возможным из-за принятия, наконец, нормальных законов об оружии и самообороне.

В Союзе в 1931 году, несмотря на все ухищрения советской власти предыдущих лет, на руках находилось огромное количество «стволов». Да и толку от попыток максимально их изъять не было никакого. Потому как выходило, что разоруженное общество оставалось один на один с вооруженными преступниками. Люди это отчетливо понимали, сталкивая повседневно с этим злом. Поэтому сдавать оружие не спешили. А там, где удавалось более-менее решить этот вопрос, начинала стремительно расти преступность. Полиция ведь могла реагировать в основном только постфактум. Ибо к каждому гражданину ее не приставишь, чем злоумышленники и пользовались.

И это — на фоне очень жестких расправ, которую правительство вело с организованной преступностью. И Фрунзе в ужас приходил от мыслей, что там получилось бы, если не эта борьба с ОПГ.

Вот и решился.

Колебался.

Долго колебался.

На него давил и старый опыт России из XXI века, и действующий опыт молодого Союз, которые старались максимально разоружить простых граждан. И поначалу он действовал в той же парадигме. Но сначала пришлось пойти на уступки для народной милиции, позволив ей приобретать и хранить в том числе боевое оружие. А потом и принять нормальные законы, регулирующие оборот оружия, нормы его ношения и самообороны для остальных граждан. Включая вот такой вот «короткоствол[2]». Без него оказалось никуда, ибо постоянно таскать по улицам что-то большое и длинномерное выглядело откровенно плохой идеей. Излишне провокационной…

[1] Револьвер для самообороны хорош тем, что его можно держать заряженным и готовым к бою годами. Чего не получится с пистолетами, так как пружины заряженных магазинов постепенно ослабевают, как и прочие, если сам пистолет взвести, дослав патрон в патронник. И револьвер не нужно взводить, что в ситуации, когда требуется малоопытному пользователю выхватывать его и экстренно применять крайне важно.

[2] В качестве «короткоствола» гражданским был разрешен револьвер как класс оружия. Особняком стояли спортивные пистолеты, но это отдельная тема с массой ограничений.

1931, июнь, 8. Москва

Михаил Васильевич с наслаждением опустился в кресло и расслабился. Тяжелый день, полный беготни подошел к концу. Наконец-то. До полуночи еще было время и он решил просто побездельничать.

Любовь Петровна принесла ему чай, поставив на журнальный столик чашку с блюдечком. И сама села рядом, разместившись на соседнем кресле.

— Ты как? Отпустило? — подув на горячий напиток, спросил ее муж.

— Странно как-то. За день по много раз ловлю себя на мысли, что рука оказывается в сумочке. На револьвере.

— Доставала?

— Нет. Просто проверю, что он на месте и уберу руку. Иной раз даже поглажу, словно кошечку. Странно так… гладить металл…

— Ну и славно. Я думаю, что это даже хорошо. Такая встряска нам всем на пользу. Заодно нашли недоработки твоей охраны. Этого кадра ведь ребята пропустили.

— Он на вид не представлял угрозы.

— Он на вид не представлял и ценности для ювелирного магазина. Было видно, что у него нет денег. Нужно было его хотя бы опросить — зачем он туда идет. И проводить. Но нет. Отмахнулись.

— Не суди их строго. Я тоже не обратила на него внимания.

— Ты и не должна была. Это не твоя профессия.

— Ты думаешь, он шел за мной?

— Судя по результатам психиатрической экспертизы, этот парень явно имеет серьезные проблемы с «кукушкой». Идеалист. То есть, живет в выдуманном им мире. Хуже того, с рядом навязчивых идей. Ты разве не заметила странные взгляд?

— Нет. Он не смотрел никому в глаза, когда входил. Все больше под ноги глядел. Но это и понятно — там ступеньки.

— А зря. Взгляд его выдает с головой. Он туда пошел по наводке, как выяснил Артузов. Сейчас этого знакомого пытаются найти. Тот ему сказал, что в магазин завезли новые украшения из золота и скоро будет инкассация. То есть, там есть и наличность, причем много, и в достатке изделий из золота, которые можно переплавить и реализовать потом без оглядки на его происхождение.

— Но это ведь не правда. — нахмурилась Любовь Петровна.

— Верно. Не правда. Инкассация была с утра и наличности в кассе хватало только для размена и сдачи. Да и с золотыми изделиями там проблема. Магазин специализируется на камнях и кости. Так что, следствие, в сотрудничестве с врачами, предполагают, что он начал бы психовать, когда узнал, что нет ни денег, ни золота. Скорее всего стал бы стрелять. И вероятность твоей гибели они оценивают выше чем в семьдесят процентов. Магазинчик маленький. Людей почти нет. И… ну ты и так понимаешь.

— Покушение?

— Скорее всего. Но хитрое. Враг стал интереснее работать.

— Не удивлюсь, если попробует в следующий раз действовать через банщика или массажиста. Я уже поставил задачу службе безопасности. Они формируют сетку людей, с которыми мы постоянно контактируем вне работы. И проверяют их контакты и то, чем они живут.

— Ты представляешь, сколько это работы? Особенно в моем случае?

— Представляю. Поэтому тебе нужно будет водить с собой… хм… секретаря.

— И что люди подумают? — усмехнулась Любовь Петровна. — Молодой, здоровый парень, ходящий хвостиком рядом. Даже в баню. Нужно ли нам это?

— Ну… — задумался Фрунзе. — В принципе да, ты права. Лучше, чтобы тебя сопровождала специально подготовленная женщина.

— И тебя тоже, — вполне серьезно произнесла супруга.

— А ты ревновать не будешь?

— Брось. Раньше я постоянно ездила за тобой из-за ревности и страха потерять семью. Но сейчас дел так много, что на это почти не остается времени. Поэтому я стала относится спокойно к твоим разъездам.

— Ты ведь понимаешь, о чем я.

— Понимаю. И надеюсь, тебе хватит ума не спать с подчиненными. А ты вроде как не дурак.

— Отрадно это слышать. — усмехнулся Фрунзе.

— Ты уже знаешь, где подбирать этих женщин? Сам понимаешь — не каждая для такого сгодится.

— Думаю, что тут без тебя не обойтись. Для мужчины женщина — темный лес. И я не хочу, чтобы всякие прошмандовки пробрались в службу безопасности. Да, проверять — проверим. Но мало ли какие мотивы той или иной особой двигают? Поможешь?

— Разумеется. — усмехнулась Любовь Петровна. — И я бы обиделась, если бы ты не попросил моей помощи.

— И какой, на твой взгляд, ключевой критерий?

— Бесплодность.

— Оу… и почему?

— Потому что если твоя секретарша родит ребенка, то доказывать общественному мнению, что он не от тебя — пустое дело. А это ударит по нашему имиджу. Понятно, что во времена старых царей те позволяли себе и не такое. Иной раз заводя по выводку бастардов. Но ты ведь стоишь за крепкие семейный ценности, так что такие слухи ни к чему.