Эскортница (СИ) - Вечная Ольга - Страница 75

— Это правда, что Артём Истомин был вашим клиентом? Платил за секс.

Диктофон был уже включен, и беседа велась корректно. Я ответила:

— Нет.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно.

— Как долго вы занимались проституцией?

— Я не занималась.

Следователь пододвинул ко мне фотографии.

— Это ваше?

— Нет. Это шутка какая-то. Фотошоп.

— Алина Мирославовна Драгунская, мы хотим предложить вам сделку. Нам точно известно, что вы занимались проституцией с июля по начало ноября прошлого года. Но сумели оставить это дело. Если информация дойдет до декана и до вашего работодателя, вы останетесь без образования и работы. Навсегда. Вряд ли с такой славой вам светит достойное будущее. Однако мы готовы пойти вам навстречу, если вы поможете следствию, а потом дадите показания против Истомина. В этом случае информация о вас не просочится за пределы суда. Итак, я повторяю вопрос. Чиновник Артём Истомин платил вам за секс?

Страх скользнул вдоль позвоночника. Нельзя выйти из системы безнаказанно, Артём говорил об этом. Отказ в типа реконструкции завода забудут нескоро. Артёма решили подставить. Через меня.

— Я же сказала, что этого не было.

— Да он все равно сядет, с вашей помощью или без. Подумайте о себе, девушка. У вас вся жизнь впереди. Семья, братишки-сестренки. Карьера. Оценки отличные. Вы всё потеряете. Из-за бывшего клиента.

Я посмотрела следователю в глаза. Пульс давно частил, но виду я не показывала.

— Алина Драгунская, сейчас все только от вас зависит. От вашего желания сотрудничать. Неужели вы готовы поставить на карту свое будущее? Работу. Отношения с семьей. Какой удар это будет для родителей? Подумайте. Хорошо подумайте.

Предать Артёма, чтобы сохранить работу? Сохранить образ достойной семьи, в которой все терпят друг друга из чувства долга, а слово «счастье» давно лишь часть молитвы, что мы произносим за столом?

Я собрала волосы в хвост, распустила. Пожала плечами. Что ж. Снова посмотрела в глаза следователю и сказала:

— Не понимаю, о чем речь.

Когда я вышла на улицу спустя десять часов, потряхивало. Вдохнула прохладный воздух жадно, словно напитываясь. Ощущение было — будто неделю просидела в заточении. Кислорода не хватало. Три допроса почти подряд, угрозы, крики. Я просто молчала. Пить хотелось адски, но не дали и глотка сделать. Пытка.

Быстро дошла до ближайшего магазина, выпила целую бутылку ноль пять, расплатилась. Потом попросила у парня, что стоял на кассе рядом, телефон. Мой давно разрядился, а до дома ехать было не менее двух часов.

Артём ответил после одного гудка.

— Да?

Услышав родной голос, я впервые почувствовала облегчение. Дала слабину и чуть не расплакалась. Захотелось к нему на руки. Обнять, спрятаться!

Одного слова было достаточно, чтобы понять: Артём встревожен, напряжен. Он сразу же ответил. Волновался и искал. Возможно, уже навел шороху: у него связи в прокуратуре. Вот меня и отпустили.

— Это я, Артём.

— Алина! — не то выдохнул, не то рявкнул он. — Малыш, ты куда пропала? Я уже в аэропорту, жду рейс. Потерял тебя.

— Меня задержали, Тём. В полиции. У них информация есть на меня. Требовали, чтобы призналась во всем. Не могу говорить подробнее, я в магазине, мобильный сел.

Мальчик, что стоял рядом, открыл рот и приподнял брови. Я мило улыбнулась ему. И продолжила говорить:

— Сейчас до дома доберусь, заряжу телефон и позвоню. Будь осторожнее. И знай, что я ничего не сказала. И не скажу. Ни единого слова.

Следующие события закрутились, завертелись, вихрем подхватили. Окрасили мир темными красками. Расставили новые приоритеты и безжалостно смяли былые планы, цели и мечты. Закатали их в асфальт

Не помню, как оказалась дома. А дальше ждала Артёма. Казалось, он уже не придет. Поздно.

Я не знала, кому звонить. Кто на нашей стороне, а кто против. Петра не было в стране, а остальные...

Я металась от окна к окну, пока не присела на диван. Потом легла и уткнулась в рубашку Артёма, брошенную здесь накануне. Мы в спешке собирались, и я не успела убрать. Прижала к себе ткань, вдохнула запах.

Артём все же был прав: невозможно жить и спать с человеком, от запаха которого не сходишь с ума. Нужно обязательно найти такого. С другими не надо. Без радости это будет. Как на плаху.

Артём появился около десяти утра следующего дня. Глаза у него были усталыми, воспаленными. Одежда несвежей. Заметно было, что он сутки на ногах. Но появился, боже!

Я кинулась на шею и прильнула всем телом. Он обнял в ответ.

— Устал, малыш.

— Боже, боже... помоги, спаси, — шептала любимую детскую молитву. Она баюкала меня ночью, когда я повторяла заветные слова раз за разом. В глубине души верила, что поможет. — Я так за тебя волновалась!

В тот момент я по-настоящему расплакалась в первый раз за следующие три года. Расплакалась горько, дав слабину.

Еще по телефону Артёму повторила десять раз, что не били. Не прикасались. Не раздевали. А только орали и угрожали, но это похрен, слов я не боюсь. Они давно не ранят.

Но Артём все равно начал ощупывать, осматривать. Лицо, руки, шею. Обеспокоенно, нервно. Немного грубо. Навыдумывал себе страшного.

— Я в порядке, — убеждала его. — Родной, не трогали. Честное слово. Я бы тебе сказала. Наябедничала бы.

— Суки, — ругался он. — Я нанял тебе охрану. Будешь с ними пока. Поняла? Познакомлю вечером.

Костяшки его пальцев были покрасневшими. Значит, подрался. Кому-то вмазал без подготовки, не обмотав до этого ладони бинтами, как всегда делал ранее, если было нужно. Истомин не из тех парней, кто дерется спонтанно. Он всегда думает о последствиях. А тут... плохой знак. Куда уж хуже!

Артём скинул обувь, прошел в ванную, по пути раздеваясь. Я следовала по пятам. Он умылся.

— Это была моя ошибка, малыш. Не надо было выебываться перед Тумановым и звать их с женой на свадьбу. Давать понять, насколько у нас серьезно. Да и вообще тащить тебя, показывать. Зря я.

Я сглотнула. Он продолжил:

— Надо было тебя прятать, как изначально и планировал. Из-за меня тебе прилетело.

— Да это ничего!

— Блть! — рявкнул Артём. — Ни хрена се ничего! Десять часов в клетке держали! Пытали, какие-то уроды конченые! Сука, я обещаю, погоны полетят.

— Ну а как иначе-то? Я же твоя.

— Да очень просто! Не надо было ничего афишировать! — Он впервые повысил на меня голос.

Я как с цепи сорвалась, завопила в ответ:

— Если бы ты меня прятал, если бы не таскал на работу, к матери, на встречи с друзьями, я бы считала себя пропащей! Ты не понимаешь, что ли, как много мне дали эти месяцы?! Не видишь, каким я человеком стала?!

— Да мне похрен на количество хуев, что ты видела. Неужели до сих пор не ясно?!

— Нет! — закричала. — Я из общины! Ты опять забыл?!

Он снова умылся, затем сунул голову под поток воды, вздрогнул от холода, но после этого чуть успокоился. Я тоже закусила губу, часто дыша. Всё плохо. Мы ругаемся или выпускаем пар?

Артём разделся полностью, залез под душ. Я стояла рядом и любовалась. Старалась каждый миллиметр своего мужчины сохранить в памяти.

Выключив виду, Артём начал вытираться и произнес значительно спокойнее:

— Там пакет в прихожей. В нем компромат на тебя. Я достал всё, больше ничего нет. В том числе и электронных копий. Ты свободна.

— А ты?

Он мазнул глазами.

— Побудешь со мной эти сутки?

— Артём, а ты? — повторила я.

— Я хочу их провести наедине с тобой. Никого не хочу больше видеть. Пристрастился к твоей ласке. — Он коснулся груди. — Вот тут ты греешь. Хуй знает как и почему, но привык, и надо.

Слезы брызнули из глаз.

— Мать твою, Артём!

— Потом ты съедешь в другую квартиру, я ее уже нашел. Она близко от работы. У тебя будет охрана некоторое время. Продолжишь учебу и практику. Деньги Осадчий будет платить официально, я уже договорился о сумме. Никому ее не называй: столько студентам не платят. Проведут по докам, как надо, это для налоговой. Так у тебя будет на что покупать еду, без пятен на биографии. То, что ты со мной немного пожила, со временем забудут.