Дядя самых честных правил 2 (СИ) - Горбов Александр Михайлович - Страница 13

Знак повис в воздухе, дрожа по контуру. Вокруг пропали звуки, а мир будто выцвел, как старая акварель. Для проверки я щёлкнул пальцами и не услышал ничего. Всё правильно, работает как надо. Я кивнул Александре, и она нарисовала в воздухе символ “Z”.

— Отлично, — голос вернулся ко мне. — Знак тишины действует как поглотитель звука и немного цвета. Для обычного использования он практически бесполезен. Но в связке с другими Знаками и Печатями проявляет неожиданные свойства.

— Становится защитой?

— Правильно, Александра. А теперь попробуйте догадаться, чем Знаки отличаются от Печатей?

Рыжая задумалась, нахмурившись и наморщив лоб. Одно удовольствие смотреть, как она размышляет — сосредоточенно, не отвлекаясь на окружающее. Даже шмель, пролетевший перед лицом, не заставил её вздрогнуть.

— Печати…

— Смелее, это не экзамен.

— Печати меняют работу Знаков?

— Меняют, но это не главное отличие.

— Усиливают?

— Ход мыслей почти верный. Смотрите — Знаки преобразуют вложенный в них эфир в нужное действие. Закончился эфир, и Знак рассеивается. Печать же ничего не делает, а только собирает и концентрирует тот самый эфир. Когда мы их соединяем, Знак или длится дольше, или становится мощнее. Я понятно объясняю?

— Да, Константин Платонович, я всё поняла. А может такая связка работать вечно?

Я рассмеялся.

— Нет, Александра, вечные двигатели запрещены даже в магии. Печать тоже рано или поздно рассеивается, так как состоит из эфира.

— А можно…

— Это будет вам домашнее задание. Придумайте схему, как можно продлить жизнь печати. А сейчас, будьте добры, нарисуйте мне Знак воздуха.

Три дня до бала пролетели в одно мгновение. Раз — и уже пора одеваться и ехать. Я даже облегчённо вздохнул — ожидание мне не нравится гораздо больше, чем балы.

Чёрный с золотой вышивкой костюм, пошитый для меня, оказался очень даже ничего. Марья Алексевна, лично выбравшая этот фасон и цвет, осталась довольна. Старая княгиня считала, что так я буду выделяться и выглядеть таинственно.

— Обычных-то магов они каждый день видят. А ты деланный, птица неизвестная. Пусть смотрят и удивлённо ахают.

Александра в белом платье и кружевах казалась натуральной эльфийкой — воздушной, светлой и возвышенной. Того и гляди взлетит над землёй под вздохи очарованных поклонников. Может, её верёвочкой привязать, как воздушный шарик? И мне будет спокойнее, что не украдёт какой-нибудь сердцеед.

Бобров тоже был здесь и крутился вокруг Диего. Испанка, одетая в вычурный мундир, принимала его ухаживания с холодком, но не прогоняла.

— Все здесь? Тогда едем, — скомандовала княгиня и первой пошла к выходу.

Нас ждали две кареты: позолота, кучера одеты лучше иного дворянина, лакеи в ливреях ждут у дверей.

— Со мной поедешь, — кивнула мне княгиня, — поговорить хочу.

Испанка с Александрой и Бобровым погрузились во вторую карету, а мы с Марьей Алексевной пошли к первой. Я подал ей руку, помогая забраться внутрь, и запрыгнул следом. Откинулся на сиденье и увидел ещё одного пассажира. Молодая орка-дворянка в простом скромном платье и высокой причёской. На кого она похожа? Я моргнул, и до меня дошло.

— Таня?!

Марья Алексевна расхохоталась.

— Ну и лицо у тебя, дружок! Только ради этого стоило ехать на бал.

— Не понял.

— Что ты не понял?

— Зачем Таня едет с нами?

— Тебе жалко, что ли? — княгиня усмехнулась. — Пусть девочка посмотрит, ей интересно. — Она снова рассмеялась. — Будет в роли моей компаньонки. Не твою же рыжую заставлять носить мою фляжку с ромом.

Я закашлялся.

— А ничего, что она крепостная?

— Ой, я тебя умоляю. Кто об этом расскажет? Не ты же? Нет?

Княгиня наклонилась ко мне:

— Обожаю такие штуки. Тем более девочка настоящая красавица, смотреть приятно. Две трети дворянок за пояс заткнёт, — она вздохнула, — жаль, если пропадёт такая старинная оркская красота.

Однако, неожиданный поворот событий. Я встретился взглядом с Таней. В глазах у неё пылал огонь, а на лице горел румянец. Прямо как в сказке — Золушка едет с феей-княгиней на бал. Жаль только, что туфельки у неё были самые обычные, а не хрустальные.

Здание дворянского собрания меня разочаровало. Прямоугольная коробка в три этажа без архитектурных изысков, словно строители пожадничали и сделали как проще. Такой дом больше подошёл бы под мануфактуру или какой-нибудь скучный архив.

Карета остановилась возле входа, тоже предельно скромного, я спустился на землю и подал руку княгине, а затем Тане. Александра, вышедшая из второй кареты, увидела орку, несколько раз моргнула, и брови у неё полезли вверх. Но рыжая благоразумно промолчала, а Диего только хмыкнула.

Лакеи, спрыгнув с запяток кареты, выгрузили два тяжёлых сундука и быстро потащили их к чёрному входу.

Марья Алексевна, заметив мой удивлённый взгляд, пояснила:

— Только самое необходимое для бала. — Взяла меня под руку и кивнула на парадный вход: — Идём. Ты никогда не был на балах?

— Простите, Марья Алексевна, как-то не доводилось.

— Придётся заняться твоим просвещением, а то потеряешься. Смотри, всё крутится вокруг главного зала для танцев — молодёжь будет развлекаться именно там. Кто постарше, после первых обязательных танцев уйдёт в залы с закусками и столами для карт.

— По-крупному играют?

— А сам как думаешь? Со стариками даже не садись — вмиг разуют. Я покажу, с кем стоит сыграть: спустишь рублей двадцать-тридцать, чтобы не считали скрягой, и откланяешься. И не смотри так возмущённо, это называется политика.

— Понял, сделаю.

— Кроме того, есть отдельные “мужские комнаты” — курительная, рюмочная и для “отдыха”. Туда относят, — княгиня хмыкнула, — проигравших зелёному змию, чтобы не позорились на людях. Но ты у нас мальчик умный, не должен туда попасть.

— Уж постараюсь, — я улыбнулся, — а есть ещё “дамские” комнаты, верно?

— Есть конечно. Отдышаться от танцев, припудриться, обсудить мужчин.

Теперь понятно, что за сундуки: обычные женские “косметички”. Удобно придумано.

Стоило войти внутрь, как аскетичность здания оказалась обманом: на нас обрушилась показная пышность. Лепнина, золото, массивная хрустальная люстра на сотню магических свечей, мраморный пол, лестница с ковровой дорожкой, тоже вышитая золотом. Помпезность сочилась из всех щелей, обрушивалась на гостей водопадом и буквально кричала о богатстве местных дворян. На мой взгляд, очень безвкусном.

Возле парадной лестницы гостей встречала дородная дама — напудренная, напомаженная, в парике огромного размера. Рядом с ней, натянув вымученные улыбки, стояли три девушки — жгучая брюнетка и две блондинки, миловидные, но не красавицы.

— Елизавета Васильевна с дочерьми, — шепнула мне княгиня, — супруга предводителя дворянского собрания Дубасова. Кстати, он и ведёт Реестр, мы обязательно с ним поговорим.

Дама заметила нас, колыхнула монументальным бюстом и шагнула навстречу.

— Марья, милочка! — голос у неё оказался низкий и громкий, будто медная труба. — Как я рада тебя видеть!

— Здравствуй, душенька Елизавета! А я-то как рада!

Они чопорно расцеловались.

— Всё так же хороша! — голос Марьи Алексевны стал елейным. — С каждым днём всё краше. Пополнела, расцвела, будто цветок.

— Ах, ты мне льстишь, Марья! С этими заботами, балом да делами я прямо исхудала. Всё бегаю, суечусь, помогаю Николаю Васильевичу. Где уж тут хорошеть?

— Что ты! Не скромничай, выглядишь будто королева.

Дама заулыбалась и наигранно изобразила застенчивость.

— Разреши представить тебе Урусова Константина Платоновича.

Дубасова благосклонно кивнула и протянула руку для поцелуя. Я изобразил самое приветливое выражение лица, поклонился и чмокнул пухлые пальцы. Следом полагалось приложиться и к ручкам дочерей. Брюнетка улыбнулась мне уже теплее и даже попыталась стрельнуть глазками, а блондинки смотрели свысока и прохладно. Кстати, брюнетка совершенно не была похожа ни на мать, ни на сестёр.