Заговор мерлина - Джонс Диана Уинн - Страница 69

• Предыдущая
• 69/93
• Следующая

Комната внезапно наполнилась людьми, беззвучно скачущими на высоких лошадях. Вместе с ними в комнату ворвался беззвучный ветер. Он захлопал страницами моей Книги, взметнул крашеные волосы Доры. Дора с визгом ухватилась одной рукой за волосы, а другой прижала юбку, чтобы ветер не задрал ее выше пояса. Тот же ветер развевал плащи всадников. Всадников вокруг нас было куда больше, чем могло поместиться в комнате, и тем не менее все они однозначно были здесь. Тот, что был ближе всех ко мне, нес нечто вроде боевого штандарта, только на самом деле это был просто корявый шест, на который был насажен конский череп, и клочья сырой, окровавленной конской шкуры развевались на ветру. Я взглянул на этот штандарт — и мне сделалось нехорошо.

Всадник, скакавший впереди, сидел на белой лошади, а сам был весь в черном, если не считать подкладки развевающегося плаща.

— Я вынужден извиниться, — сказал он. Казалось бы, я не должен был расслышать его за визгом Доры, но я его слышал прекрасно. Он говорил с сильным валлийским акцентом. — Прошу меня простить, — сказал он, наклоняясь к Максвеллу Хайду. — Я делаю это исключительно по принуждению заклятия.

Он протянул руку и обхватил Максвелла Хайда за талию. Он поднял его так же легко, как котенка, и бросил его на белую кобылу, поперек холки, лицом вниз. Максвелл Хайд успел сказать только: «В чем де?..», пока его поднимали, а потом умолк, как будто потерял сознание.

Тоби был единственным из нас, кто вел себя более или менее достойно. Он бросился наперерез белой лошади и крикнул:

— А ну прекратите! Отпустите дедушку!

— Я бы с удовольствием, молодой человек… — ответил всадник.

И двинулся вперед, прямо на Тоби. Тоби пришлось отскочить с дороги. Столик, фигурки и одно из кресел полетели на пол. Всадники ускакали прочь из комнаты, забрав с собой ветер. Не то чтобы они прошли сквозь стену. Они как бы умчались прочь в том пространстве, где они находились, и забрали с собой это пространство, и Максвелла Хайда тоже.

Когда они исчезли, Дора принялась верещать еще громче.

— Он забрал папу! — визжала она. — Это был Гвинап Нудд, Владыка Мертвых! И он забрал с собой папу!

Она подняла такой шум, что мы еле услышали, как кто-то стучит во входную дверь.

Миссис Кендейс была не только очень старая, но еще и немного хромая, и ходить ей приходилось с палочкой. Так что проводила она нас только до двери. Там она торжественно, очень старомодно пожала руку Грундо, а меня поцеловала на прощание. Когда ее сухие старческие губы коснулись моей щеки, я слегка вздрогнула — не потому, что мне было неприятно, но потому, что благодаря этому легкому прикосновению я каким-то образом узнала, что у нее сломано правое бедро. Совсем как у той хромой леди из разрушенной деревни. И я подумала: «Неужели у всех женщин с сильной магией всегда бывает сломано бедро?»

— Поезжайте с Солсбери, дорогие мои, — сказала она. — Все устроено.

Мы вышли на улицу следом за Солсбери, который широко шагал в своих зеленых сапогах, и пошли по городу. К тому времени, как мы дошли до угла, рядом с сапогами появились два больших гладкошерстных ретривера, черный и золотистый. Они скромно трусили по обе стороны от Солсбери. Грундо был в восторге.

— Это ваши? — спросил он, заглядывая в лицо высокому Солсбери.

Солсбери кивнул.

— Я без собаки никогда не хожу, — сказал он. — Хотя У них, конечно, и хозяева имеются.

— А-а… — сказал Грундо. — Понятно!

Как бы то ни было, ретриверы бежали за нами всю дорогу до окраины города, то отбегая, то возвращаясь назад, как всегда делают собаки, пока мы не вышли к месту перед небольшим, но довольно высоким холмом, где они разбежались по сторонам. Один из псов задрал лапу и помочился на колесо квадратной старой коричневой машины, которая стояла у холма.

— А ну прекрати, ты, грязное животное! — завопил кто-то из-за холмика.

На самом деле, если приглядеться, холмик был довольно необычный. Казалось, он состоит из погребенных под землей домов. Видны были окна, двери, куски стен, полускрытые травой, наваленные друг на друга от земли до вершины. На полпути к вершине, под деревом, склонившимся над засыпанным дверным проемом, на заросшем травой пороге сидел старый бродяга.

— Ты, это, следи за своими чертовыми псами! — заорал он на Солсбери пронзительным, надтреснутым старческим голосом.

— Я слежу, — ответил Солсбери. — На моих улицах они никогда не гадят. Это мой брат, — пояснил он. — Древний Сарум.

Мы в изумлении уставились на бродягу. Бродяга встал и легко сбежал вниз по холму. На нем тоже были резиновые сапоги, только черные, потрескавшиеся и грязные, а его куртка и штаны были такие старые, что трудно было даже сказать, какой цвет они имели изначально. Рядом с высоким Солсбери он выглядел почти карликом. Он ухмыльнулся злобной улыбкой прямо в лицо Грундо, продемонстрировав кривые зубы, и сказал:

— Старший брат, чтоб вы знали! У меня была своя хартия, когда Солсбери еще и в проекте не было. И я по-прежнему посылаю от себя члена парламента в Винчестер. Я — гнилое местечко, вот я кто.

— Мой брат не настолько привязан к своим зданиям, как Я, — объяснил Солсбери. — Поэтому он сможет отвезти вас в Лондон.

Лицо Древнего Сарума жутко исказилось. Сперва оно вытянулось и приобрело форму длинного-длинного яйца, и нижняя губа выпятилась так сильно, что мы подумали, будто он вот-вот зарыдает. А потом съежилось и схлопнулось с треском, как у сердитого щелкунчика.

— Привязан! — сказал он. — Да ты шутишь! Как можно быть привязанным к груде старых развалин? Нелегко быть гнилым местечком, чтоб вы знали! У меня ведь и людей-то совсем не осталось.

Он развернулся и раздраженно уставился на своего высокого брата.

— А ты можешь гарантировать, что Лондон меня впустит? А? — осведомился он.

— Довези их хотя бы до окраин, — сказал Солсбери. — А потом поговори с ним.

— Так ты с ним свяжись и позаботься о том, чтобы он меня ждал! — ответил Древний Сарум. — Я не хочу сниматься с места и ехать в такую даль, и все впустую!

— Ну, даже если он тебя не впустит, они всегда могут проехать оставшуюся часть пути на автобусе или на такси, — сказал Солсбери, разворачиваясь на зеленых резиновых каблуках. — Но я дам ему знать. Поезжайте.

— Да ладно, ладно! — пробурчал Древний Сарум. — Я всего лишь гнилое местечко. Я делаю за тебя грязную работу. Ну, поехали, — сказал он нам. — Чего встали-то? Вам в Лондон надо или нет?

Он побрел к старой коричневой машине и уселся на водительское сиденье.

— Давайте залезайте! — крикнул он из окна. — Эта машина — радость и гордость Солсбери. Обычно он катает на ней только епископа или эту даму Кендейс. Так что нам нынче оказана большая честь!

Мы с Грундо переглянулись, наперегонки бросились к машине и открыли блестящую коричневую заднюю дверь. Мы плохо представляли себе, что такое «гнилое местечко», но Древний Сарум и впрямь вонял гнилью. Когда он проходил мимо нас, от него пахнуло слабо, но мерзко. А уж в машине, посреди блестящей кожаной обивки, вонь стояла несусветная — не столько даже сильная, сколько всепроникающая, как вонь от забитой канавы в жаркий день. А день был действительно жаркий. Мы с Грундо поспешно опустили до отказа тонированные окна машины. Но окна опустились только до середины, и потом, из-за тонировки смотреть сквозь них было довольно странно. Сквозь нижнюю часть фигура Солсбери, уходящего в сторону домов вместе со своими двумя собаками, казалась озаренной неестественным грозовым светом. Через верхнюю, открытую часть все по контрасту выглядело слишком голубым. А вонять меньше не стало.

— Собачник фигов! — буркнул Древний Сарум, заводя мотор. — На своих улицах он им гадить не дает, нет! И поэтому они бегают за город и постоянно гадят на меня. Я вам говорю, нелегко быть гнилым местечком.

Он продолжал бурчать так большую часть пути. Мы не знали, то ли он с нами разговаривает, то ли просто сам с собой, так что мы сидели на скользких сиденьях и время от времени отвечали: «Угу!», «Да ну?», «В самом деле?» и так далее, чтобы Древний Сарум не обиделся, и старались держать лица поближе к окошку, чтобы не так сильно воняло. Но ветер был горячий, так что помогал он не особо.

• Предыдущая
• 69/93
• Следующая