Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна - Страница 53

— Что же, сейчас мне стыдно за свое поведение. Сначала просто хотелось твоего внимания, а позже понял, что влюбился, и тогда желание тебя задеть стало еще сильнее. А в одиннадцатом классе думал, что на выпускном все тебе расскажу. А ты не пришла. И потом как сквозь землю провалилась. Как-то услышал от одноклассников, что ты уехала в Москву жить. Думал, что уже никогда тебя больше не увижу. И вдруг три года спустя ты нашлась сама. Глазам своим не поверил, когда увидел, и снова это детское глупое желание возникло.

— И сколько еще раз возникало, — напоминаю я. Почему-то сейчас это уже не кажется чем-то плохим, скорее, забавным воспоминанием из прошлого, историей, которую буду рассказывать когда-то внукам.

— Мне стыдно, — выдает Марк и пытается принять серьезный вид, однако блеск его глаз выдает его с потрохами — он же едва сдерживает смех.

— Да-да, — качаю я головой, — охотно верю.

— Твое потрясающее упрямство всегда сводило меня с ума! — вдруг заявляет Марк, — и даже теперь!

— Только не вспоминай! — предупреждаю я, но он уже, кажется, заведен.

— Хотя бы в вопросе с Фирсовым! Ты даже не представляешь, чего мне стоит не врезать ему! Мы же в одной команде играем, и он постоянно отирается где-то рядом.

— Бедный Димка — ходит по краю. А ты чем лучше? — перехожу в наступление, — куда не глянь — везде эта Диана. Как ты вообще ее терпишь? У нее же не голос, а колокольный перезвон.

— Я тебе уже говорил про Диану — не думай о ней!

— Как я могу о ней не думать? — удивляюсь я, — после нашей первой ночи ты купил ей цветы! — черт, я-то думала, что пережила, а вспоминать все еще неприятно, — еще и подарил при мне!

— Ты глупенькая, — Марк поднимается со своего места, обходит стол и присаживается передо мной на корточки. Это так неожиданно и совершенно нетипично для него, что в первый момент я теряюсь.

— Почему?

— Потому что те цветы были для тебя, — вдруг говорит он, — хотел сделать тебе приятное, но ты так меня отшила, что сказал первое пришедшее в голову. А тут и Диана подошла кстати.

— Так значит ты мои цветы этой амебе отдал? — притворно возмущаюсь я.

— Амеба? Это так ты ее называешь?

— Не важно! — отмахиваюсь от его вопроса, — как ты мог отдать ей мой букет? Ты знаешь, кем я тогда себя чувствовала?

— Прости, но ты сама виновата, — смеется Марк, чем начинает меня злить. — Другое дело твой Фирсов! — да что же такое, опять двадцать пять!

— Марк, послушай, — перебиваю я, и на этот раз намерена договорить во что бы то ни стало. Пересаживаюсь со стула на пол, чтобы быть с Марком на одном уровне, смотрю прямо в глаза и произношу, — я приняла решение в этом вопросе. И больше не буду дурачить тебе голову, потому что то, что было забавным по началу, теперь выглядит совсем по-иному.

— Так значит, — произносит Марк, придвигаясь ближе, — больше никаких секретов, никакой двойной жизни? — энергично киваю, — и теперь я могу подойти к тебе в институте, и ты не будешь против?

— Не буду!

— И Фирсов переходит в статус бывшего?

— Не совсем, — говорю я, и лицо Марка тут же меняется, — то есть, мы будем друзьями, как всегда и было.

Сойдет за признание? Или нужно углубляться в наши с Димкой отношения? Внимательно вглядываюсь в лицо Марка и боязливо ожидаю его реакции.

— Вера, ты бы смогла терпеть среди моих друзей Диану? — вдруг спрашивает он, и, верно видя вопрос в моих глазах, продолжает, — если бы я обнимал ее при встрече, если бы она висела у меня на шее и целовала при любой возможности?

— Ты шутишь?

— По-дружески — в щеку! — между тем продолжает Марк. И я понимаю, что он просто глумится, но желание ляпнуть что-нибудь такое, от чего его настроение растечется лужицей под ногами, растет с каждой секундой.

— Ладно, я поняла! — делаю вид, что сдаюсь и задираю руки вверх, — никаких лишних телодвижений. Отныне доступ к телу имеешь только ты, доволен?

— Возможно, — загадочно улыбается Марк и тянет меня на себя, пока резко не перевешивает, и мы оба не валимся на ковер.

Вероятно, если бы я составляла список из самых лучших дней моего рождения, то этот по праву занял бы первую строчку. Бессонная ночь и доброе утро с кружкой ароматного какао прямиком в постель — должно быть о таком и мечтают все девчонки. Я никогда не мечтала, но каким-то невероятным образом все это досталось именно мне. Мы проводим в этом сказочном месте еще несколько часов и, стыдно признаться, успели опробовать многие местечки на предмет, так сказать, удобства. К вечеру чувствую себя выжитым лимоном, но невероятно счастливым лимоном.

Покидаю этот уютный домик с грустью, но Марк обещает, что еще непременно привезет меня сюда, и, не на один день, а сейчас приходит время возращения из нашей зимней сказки в суровую реальность. Марк довозит меня до дома и теперь мы, как самая банальная парочка сидим в машине возле подъезда и целуемся, и никто из нас не в силах попрощаться.

— Перед смертью не надышимся, — подшучиваю я.

На улице сильнейший снегопад, лобовое стекло уже давно завалило густой белой пеленой, а я все еще млею в объятьях Марка.

— Я не собираюсь умирать, — парирует Марк, — только не сейчас.

— И все же, мне нужно идти.

Это правда. Папа уже звонил и интересовался, когда его блудная дочь планирует вернуться домой, и, мой телефон снова вибрирует где-то в сумке — наверняка отец названивает. Марк с громким выдохом отстраняется, запечатляя на моих губах прощальный поцелуй, и позволяет мне идти.

Папа дома, он не злится на мое долгое отсутствие, но несколько раз уточняет все ли у меня в порядке со здоровьем — кажется, все еще припоминает мою утреннюю тошноту. Но, получив все интересующие его ответы, спокойной уходит в свою спальню, позволяя мне заняться подготовкой к зачету, назначенному на завтра.

Удивлена ли я, когда с утра получаю сообщение от Марка, в котором он пишет, что заедет за мной к половине восьмого? Уже нет. Его пафосное авто подъезжает к нашему подъезду минута в минуту оговоренного времени. Не хочу заставлять его ждать, да и желание увидеть уже давит на грудную клетку, поэтому поскорее прощаюсь с папой и спускаюсь во двор. Марк, разумеется, ждет у самой двери, целует так крепко, что забываю зачем вообще мне нужно попасть в институт, доводит до пассажирского места и галантно усаживает в авто. Все настолько идеально, что даже не верится.

Нет, никто из тех, кто видит меня, выходящей из автомобиля Марка с утра, не падает в обморок, не визжит и не начинает активно постить это во всех социальных сетях. Разумеется, мы живем в реальном мире, где сформированная новость будет попросту перемалываться в определенных кругах какое-то время. Но свою долю утренней популярности я все же получила.

Самым первым нас встретил Мартынов — он ждал Марка на парковке и, увидев нас не слишком-то удивился.

— Так значит, можно поздравить? — спрашивает он, окидывая нас взглядом, особенно задерживая его на наших сплетенных пальцах.

— Когда-то это должно было случиться, — отвечает Марк, наклоняется ко мне и целует в висок.

Заметила, что большинство парней, даже самых невменяемых, все же инстинктивно начинают демонстрировать свое «приобретение». Не думала, что и Марк будет вести себя подобным образом, но вместо раздражения его жест, наверное, даже необдуманный, пробуждает во мне что-то теплое, что провоцирует мня на улыбку.

— Понятно, — кивает Егор, и вдруг обращается ко мне, — как Скопцова?

Вопрос настолько неожиданный, что первые секунды стою и хлопаю глазами, раскрывая и закрывая рот, как рыба на суше.

— Ира… Кажется, хорошо. Учится, вроде неплохо, — черт, какой вопрос — такой и ответ.

Ну что мне ему про Ирку рассказать? Что его время проходит, и, что надо было клювом не щелкать в свое время, а теперь на горизонте другой ястреб нарисовался? Кажется, Мартынов сам жалеет о своем вопросе, поэтому тема сворачивается не начавшись.

Следом нас встречают Наташа и Оксана. Эти, конечно, свое удивление отыграли на два Оскара, хоть сейчас вручай. На Наташкином лице весь спектр эмоций отразился, начиная от банального непонимания, заканчивая откровенной обидой. Мне бы и было стыдно, но не то что бы не будь меня, и Марк бы ей достался, поэтому не вижу смысла й лить слез о несбыточной мечте.