Семь мармеладных поцелуев (СИ) - Зарецкая Рацлава - Страница 32

— Почему не обработала ссадины?

Стыдно признать, но я с самого детства до ужаса не любила жжение от йода или зеленки. Все мои ссадины и порезы всегда обрабатывала мне мама, осторожно, едва касаясь кожи и всегда дуя на больное место.

— Боюсь, — тихо сказала я.

— Чего? — не понял Ларский.

— Жечь будет сильно…

Пробормотав что-то себе под нос, он завел машину и тронулся. Вспомнив, что Никита несколько раз предупреждал меня не пускать Ларского за руль, я всполошилась и воскликнула:

— Остановите, я поведу!

— Не глупи, ты не в том состоянии, — ответил Ларский, то и дело бросая взгляд в зеркало заднего вида.

— А вы разве в том?

— Все нормально, я могу водить, если не идет… — Ларский замолчал, увидев, как по капоту машины забарабанили капли дождя.

— Вы не можете водить в дождь? — уточнил я, но Ларский мне не ответил.

Сжав руль так, что побелели костяшки пальцев, он нервно сглотнул и сбавил скорость до двадцати километров в час. Проехав так метров сто, он свернул направо, на узкую улочку с односторонним движением. Впереди виднелся небольшой супермаркет, и Ларский поехал к нему. К моменту, когда он припарковался, его руки начали сильно трястись, а лицо сделалось белым, как мел.

— Александр Сергеевич, насколько все плохо? — спросила я, коснувшись его плеча.

Ларский пробубнил что-то непонятное. Откинулся на спинку сиденья, запрокинул голову и глубоко задышал. Я открыла бардачок, достала пачку мармелада, вскрыла ее и протянула ему. Ларский посмотрел на мармелад как на гадкое лекарство, нехотя взял и закинул в рот пару мишек.

Дождь усиливался и напряжение в салоне автомобиля тоже. Ларский медленно жевал мармелад и, кажется, приходил в себя. Я же наблюдала за каплями, барабанящими по капоту, и размышляла о том, почему дождь так действует на Ларского. Первый раз на моей памяти ему стало плохо, когда он сел за руль своей машины, но тогда не было дождя. Второй раз был в лифте, и приступ, скорее всего, спровоцировало отключение света и остановка кабинки. Видимо, фобий у него достаточно, раз приступы почти всегда случаются при разных обстоятелствах. Знали бы об этом сотрудники, никогда бы не назвали бы его Тирексом…

— Аня, — вдруг тихо позвал меня Ларский.

— Ммм? — Я повернула голову к нему и поймала на себе взгляд его усталых зеленых глаз.

— Наверно, нам надо вызвать водителя, как думаешь? — голос Ларского был непривычно тихим, словно он говорил не об обыденном, а о чем-то тайном, личном.

Я кивнула и полезла за телефоном, но вспомнила, что он перестал работать после плавания в луже.

— Позвони с моего. — Ларский протянул мне свой разблокированный телефон.

Поколебавшись несколько секунд, я взяла у него телефон.

— Колени надо обработать, — все так же тихо произнес Ларский.

— Да, дома сестру попрошу, — кивнула я, ища в поисковике нужный сайт.

— А сама?

— Боюсь.

— Вот же трусиха, — буркнул Ларский.

Не успела я моргнуть, как он наклонился ко мне, взялся за икры и осторожно, но быстро положил мои ноги к себе на колени.

— Вы чего? — От неожиданности я чуть не выронила телефон.

— Коленки твои содранные хочу обработать, — нахмурился Ларский. — А ты что там себе надумала?

Он достал из пакета перекись, йод, ватные диски и пластыри. Я замерла, наблюдая, как он залил мои колени перекисью, а затем взялся за йод.

— Ой, божечки! — пролепетала я, зажмурившись.

— Спокойно, больно не будет, — деловито сказал Ларский.

— Будет жечь, — заныла я, не открывая глаз.

— Не будет, обещаю.

Я закусила губу и приготовилась к жжению, но ее не последовало. Я чувствовала, что Ларский мажет мне колени, но никакого жжения не было. Ссадины лишь слегка пощипывало, но вполне терпимо. А потом я ощутила легкий холодок на коже, приоткрыла глаза и увидела, что Ларский очень осторожно мажет йодом мои ссадины и, не переставая, дует на них.

— Как моя мама… — невольно пробормотала я.

— Я не твоя мама, Соловей. Не забывайся. — Ларский взглянул на меня и нахмурился. — Что пялишься? Лучше водителя вызови.

— Ага.

Найдя телефон, я вызвала водителя, который появился минут через десять. За это время Ларский обработал мои ссадины и залепил их пластырями. Затем, когда пришел водитель, он попросил меня назвать ему мой адрес и пересел на заднее сиденье. Больше я его от него не слышала ни слова и даже боялась взглянуть на него через зеркало заднего вида, хоть и очень хотелось.

Когда водитель привез нас к моему дому, я обернулась и произнесла:

— Спасибо за все. До свидания.

Ларский лишь кивнул, глядя в телефон. Как будто лимит его внимания ко мне на сегодня был превышен настолько, что теперь он будет игнорировать меня несколько недель, а то и целый месяц. И мне бы, по сути, радоваться, что Ларский снова стал Ларским, но почему-то мне стало от этого обидно и грустно.

— Ну, подруга, у тебя и приключение было, — произнесла Катя, когда я закончила рассказывать о вчерашних событиях.

— Да уж, — пробормотала я, глядя в свою почти опустевшую кружку.

Мы сидели в кафетерии, пили невероятно вкусный чай каркаде с малиной и мятой и гипнотизировали взглядом второй по счету круассан с ветчиной и моцареллой, который купила себе Катя. Так как мое начальство сегодня благополучно не пришло на работу из-за какой-то важной встречи в другом городе, я могла позволить себе немного расслабиться и на полчаса раньше пойти с подругой на обед.

События вчерашнего дня даже после крепкого восьмичасового сна все еще были такими яркими, будто случились только что. А различные выражения лица Ларского я могла нарисовать по памяти на нескольких листах. Злой как цербер, инфернальный как сатана, озадаченный как студент в свой первый день в универе, — таким был Ларский вчера. А еще милым, когда купил мне обувь и лекарства. И если бы под конец он не включил свой излюбленный режим под названием «антарктический айсберг», я бы сегодня пришла в лиловых балетках. Однако легкая обида все еще сидела во мне, поэтому я решила, что лишь еще раз поблагодарю его на словах.

Но этот гад сегодня не пришел! И это меня ужасно разозлило. Почему — не знаю. По идее, оно и к лучшему — меньше буду испытывать неловкость рядом с ним, но вот почему-то меня это задело. Мог бы и предупредить, что не появится на работе. Я же все-таки тоже его секретарь.

— Слушай, ну ты прям как будто не про Тирекса сейчас рассказывала, — сказала Катя, вырвав меня из размышлений. — Не способен он на такие жесты, это в его ДНК не заложено.

— Откуда ты знаешь о его ДНК? — спросила я, скептически глядя на подругу.

— Ну, я говорю по своему опыту. Такие люди, как наш шеф, не способны на широкие жесты. Они могут только управлять людьми, критиковать и увольнять. — Катя откинулась на спинку стула, положила ногу на ногу и посмотрела на меня взглядом, который красноречиво говорил «даже не спорь со мной».

Спорить мне не хотелось, потому что недавно я сама была на месте Кати и удивлялась тому, что Никита хорошо отзывался о Ларском. Теперь я сама увидела, что он и правда может быть неплохим, вот только не всегда этого хочет.

— О, Подольский! — вдруг закричала Катя. — Иди к нам!

Я повернула голову в сторону, куда смотрела подруга, и увидела Никиту с кружкой в руке. Видимо он только что пришел в кафетерий и теперь выбирал, куда бы ему сесть.

Заметив машущую ему Катю, Никита потупился, поправил очки и неуверенно двинулся к нам.

— С каких пор ты такая радушная с ним? — удивилась я. Подруга до этого момента никогда не была дружелюбна с Подольским, потому что он ее раздражал своим кислым видом и частыми исправлениями. Может, ей что-то от него надо?