Жена напрокат (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 55

Я созвал совещание совета специально. Во время таких мероприятий Аня по несколько часов находится со мной рядом, а не через стенку.

Но только это не работает. Ничего не помогает: ни цветы, ни подарки, ни приглашения в ресторан. Мы женаты уже семь дней, и Аня холодна, как громадный кусок льда.

Удивительно, что она до сих пор не уволилась. Я, естественно, ничего не подпишу и буду рвать заявления до последнего. Но всё равно странно.

Отец за нами наблюдает и улыбается. Смешно ему. Старый пень!

Совещание, из которого я ровным счетом ничего не выношу, потому что всю дорогу разглядываю Аню, подходит к концу. Покинув конференц-зал, направляюсь к лифтам. К счастью, никто не лезет ко мне с разговорами, а то я сейчас в таком состоянии, что и послать смогу.

Вижу, что она планирует выбрать другую кабину, поэтому немедля приказываю следовать со мной. Она не может ослушаться, она же моя секретарша.

Кроме того, она просто красавица. Что-то сделала с волосами и выглядит изумительно. Вроде бы деловой стиль: чёрная узкая юбка, белая блузка, но я бы её съел, если бы мог.

На работе все уже в курсе. Это видно по тому, как на нас смотрят. Фёдор, естественно, разболтал всему миру. Я его уволил, сейчас он дорабатывает. Остальные сотрудники ничего не понимают и ошарашено нас разглядывают. Мне-то наплевать, а вот Ане…

Я несколько раз пытался обсудить это с ней, но она избегает любых взаимодействий.

Это сводит меня с ума. Я сам упрямый, но моя жена — это просто нечто. Она ушла в этом далеко вперёд. Но любовь требует терпения и храбрости, и я не намерен отступать.

Пропускаю её в лифт, нажимаю нужные кнопки. Аня, прижав бумаги к груди, отворачивается к стенке.

Лифт трогается, проезжает один этаж, другой, и я тычу на «стоп».

— Чего ты хочешь, милая? — шепчу, разглядывая её профиль. — Просто скажи, я сделаю что угодно, разве ты не видишь, как мне плохо?

Аня не шевелится. Лишь плечи опускаются и приподнимаются от глубокого дыхания. Ну как можно из дерзкой и остроумной так быстро превратиться в мумию?

Она оборачивается, смотрит мне в глаза. Тут же становится жарко и душно в одном с ней замкнутом пространстве. Внутри кипит неописуемая, слабо контролируемая, бешеная страсть. Я хочу прижать её к себе, хочу целовать и гладить. Сделать своей и повторять это по кругу.

Но не стану силой. Мы должны прийти к этому постепенно. Вдвоём.

— Вы хотите знать, что мне нужно?

Медленно кивнув, подхожу к ней ближе. Почти утыкаюсь носом в шею. Боже, как же меня ломает.

— Я хочу, чтобы вы изучили свою почту, Герман Игоревич. Думала отдать её вам в кабинете. Но раз уж вы настаиваете.

И суёт мне конверты. Я быстренько просматриваю первые два, а на третьем зависаю.

— Извещение из суда? Ты подала на развод?

— Да, Герман Игоревич. Я не планирую увольняться. Меня устраивает моя работа. Но я не хочу быть за вами замужем. Поэтому мы отматываем назад и возвращаемся в то место, где были боссом и секретаршей.

Аня подходит к панели и жмёт кнопки, лифт начинает подниматься.

— Я не явлюсь.

— Нас всё равно разведут, так как у нас нет детей. И никто не может находится в браке насильно.

— Аня, ты сама себе противоречишь. Ты утверждала, что не нарушишь слово касательно нашего фиктивного брака, а в итоге что?

Меня рвёт на части. Эта девушка терзает моё сердце.

— Что? — повторяет она за мной.

— Вот что! — По новой вдавливаю в панель кнопку «стоп», и так как у меня, в отличие от секретарши, руки свободны, беру письмо из суда и рву его на части.

Аня медленно провожает взглядом разлетающиеся куски.

— Герман Игоревич, вы намусорили в лифте. Это некрасиво.

— Некрасиво, значит?

— Да.

— Да? — И опять, как тогда, в доме отца, напираю на неё, загоняя в угол. — Я от тебя без ума. Ты мне снишься ночами. Я прибегаю сюда раньше всех, потому что знаю, что увижу тебя. Может, хватит рвать мне душу? Просто признайся, что тебе тоже не всё равно. Я не могу так, Аня, мне больно.

Она глубоко дышит и молчит.

А я хочу прикоснуться к её губам. Я хочу сойтись по новой. Показать ей мой дом, заставить её жить со мной, я хочу отношений.

Ани как будто здесь нет.

Зато оживает панель:

— Герман Игоревич, у вас всё в порядке? Это Шевцов, начальник охраны, — с хрипом и перебоями звучит из дырок на стене.

— У нас всё хорошо, мы едем.

Аня смотрит мне в глаза, я не могу отвести свои от неё. Во всём мире вдруг становится очень тихо — слышно только наше дыхание.

— В том-то и дело, что вы стоите на месте, — лезет не в своё дело этот долбаный Шевцов. Уволю на хрен!

— Ой, да заткнись ты! — Жму всё подряд, чтобы только не слышать голос чужого человека.

Мне нужна моя Аня. Только она имеет значение.

— Скажи, что мне сделать? Как мне вернуть тебя? Помоги мне. — Ставлю руку над её головой. — Я куплю тебе что угодно, отвезу, куда захочешь.

Любуюсь. Красивее просто не видел. И большей боли не испытывал. Безысходность, что может быть ужаснее?

В этот момент со звяканьем открываются двери.

— Ничего не надо делать. Наш этаж. Вернёмся в кабинет. Это скоро пройдёт, Герман Игоревич. У меня же прошло.

И уходит.

А я задыхаюсь. И со злости бью кулаком по панели. Прошло у неё... Что у неё прошло?! Разве так бывает, что чувства как рукой сняло? Значит, ничего у неё ко мне и не было. Это только казалось!

Я мучаюсь, психую, я изнываю изнутри. Но совершенно ничего не могу с ней поделать. Может ли человек заставить кого-то любить себя? Нет.

Дверцы снова звякают, то открываясь, то закрываясь. Долбаный лифт. Ненавижу его.

Три недели спустя.

Сижу в коридоре женской консультации. Снова звонит телефон. Герман. Сбрасываю. Сейчас обеденное время, и если это по работе, то я отвечу после двух часов, а личных дел у меня с ним нет. Набрав в грудь воздуха, чувствую, как щемит сердце. С каждым разом отталкивать его всё труднее. Он не даёт мне прохода. Очень тяжело отстраняться от человека, который тебе не безразличен. И прёт напролом. Если так пойдёт дальше, то я начну лазить в приемную через окно.

Я влюблена в него, но уверена: его душит жаба по той простой причине, что я ему отказываю. Тритон такой. Он не может спокойно реагировать, когда победа ускользает из рук. Помню, однажды у нас была угроза проиграть очень выгодный тендер, так Белозерский ночевал в кабинете, разрабатывая схему. Он рвач. Целеустремлённый и пробивной. А ещё обидел меня. Не могу его простить.

Подходит моя очередь. Захожу внутрь кабинета, начинаю раздеваться.

— Жалобы? — интересуется доктор.

А я, забравшись на кресло, думаю не о том, что, возможно, у меня что-то не так по-женски, а о своём начальнике, который вчера завалил наш этаж в подъезде цветами.

К тому времени как я вернулась с работы, соседи уже и видео, и фото наснимали и даже начали водить к нашей квартире экскурсии. Ненормальный.

Почти каждое утро я нахожу в ящиках своего стола украшения и сладости.

Обед мне привозят на заказ, из ресторана. А ещё мой босс столько раз вызывает меня к себе в кабинет, что к вечеру отваливаются ноги. Он постоянно что-то придумывает, вот например на этой неделе он запланировал четыре командировки на оставшиеся три рабочих дня. Раньше он не пускал меня в свою машину, а теперь не позволяет добираться отдельно, требуя сидеть рядом.

Не начальник, а настоящий монстр.

Плюс ко всему моё заявление о разводе аннулировали. Я звонила. В загсе очень извинялись, утверждая, что у них произошёл какой-то технический сбой. Сказали, необходимо явиться к ним лично и всё переделать.

А когда мне являться, если Герман меня допоздна таскает на ультраважные встречи с партнёрами?

В чём причина того, что я сейчас лезу на гинекологическое кресло? Надо бы ответить врачу, но в голове снова Герман.