Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 68

Здесь уже знали об атаке на ворота. Воины облачались в кольчуги, звенели оружием. Спешили наружу, к воротам.

Хельга через них передала Акселю, который теперь остался за главного, что собирается уходить и требует воинов для охраны.

В дом принесли Бьярни, уложили на лавку у входа, осмотрели. Лекарка Рагнхильд сказала — похоже на разрыв сердца. Он конечно, приложился спиной и затылком об утоптанную землю двора, но умер не от этого. Все заговорили о способностях колдуна, и в общей зале отчетливо повеяло ужасом.

Уирка хвостиком ходила за Хельгой, готовясь помочь и понимая, что бесполезна. Хельга справлялась сама. Люди приняли ее волю: лучше погибнуть при побеге, чем достаться разбойникам вместе с домом. Даже воины признали, что у нее больше шансов уйти невредимой, чем у Акселя — удержать ворота.

Строгие женщины со стиснутыми губами вытаскивали испуганных домочадцев из-под скамей и столов, из кладовок, ларей, сундуков. Кого можно, успокаивали и приставляли к делу. Не всех удалось собрать, кто-то забился в такие щели, что и не выковыряешь, кто-то наотрез отказался слушать. Таких просто переставали замечать. Некоторые старики предпочли смерть под знакомым кровом неизвестности в лесу. Пожелали остаться и несколько молодых женщин. Помощницы Хельги обзывали их шлюхами, но похоже, что их останавливал ужас перед побегом.

Хельга преображалась на глазах, как будто проходила метаморфоз за метаморфозом. Со стариками она была ласковой внучкой. Не утешала — у них просила утешения. С молодыми женщинами и воинами — властной и решительной, с детьми — заботливой, как старшая сестра.

Вот она обнимает старуху, целует в глаза, шепчет что-то жаркое, нежное. Вот поит водой испуганную девушку — и Уирка отчетливо слышит стук зубов о край деревянного ковша. Хельга говорит собравшимся:

— Сверри обманул моего отца. Его колдуны напустили тумана, его воины подобрались к нам незаметно. Но и мы можем незаметно пройти в стороне от главных ворот. Мы уйдем за Стоячее озеро, за Вервижский мох, к даннику отца Ларсу Болотному. Сверри там не пройдет, он не знает пути.

Столько уверенности в ее тоне, в каждом движении, что Уирка верит: она знает, чем всё закончится. Заглянула в будущее, а может даже этим будущим управляет. В Скогаре полно самых невероятных существ — почему бы дочери лагмана не оказаться колдуньей или богиней?

Двоюродная племянница лагмана, молодая видная женщина, слепо тычется из угла в угол, кричит то «Помогите!», то «Не трогайте меня!». Беременная жена Акселя Серебряного, тоже родня Хельги, сидит на скамье в углу, скрестив на груди руки, и прожигает взглядом любого, кто осмелится подойти.

— Оставьте меня, я не расстанусь с мужем! — говорит она.

Уирка с восхищением наблюдает, как Хельга побеждает обеих, используя одно и то же оружие: детей. Пятилетний сын племянницы лагмана по просьбе Хельги уговаривает, стыдит мать. Жене Акселя Хельга напоминает: дело ее мужа — положить жизнь, защищая дом, а ее дело — уберечь жизнь их общего ребенка. Каждый делает то, что от него зависит.

Хельга советовалась с воинами, как лучше покинуть усадьбу. Почти всех лошадей забрал лагман, осталось не больше двух десятков: старые клячи, жеребые кобылы, два тяжеловоза. На болоте лошади — обуза, но лучше взять их с собой и отпустить в лесу, чем оставлять врагу. Лошадей следует оседлать, ради скрытности обвязать им морды и копыта мешковиной. Их подведут к одному из дальних восточных выходов, туда, где маленькая дверь и тропка в овраг. Овраг скроет всадников, даже если туман развеется.

Два десятка вооруженных воинов проводят беглецов до леса. Половина останется с ними, а половина вернется в усадьбу. Это было решено мгновенно, без препирательств. Воины даже жребий не тянули — кому спасаться, а кому погибать.

Договорились о знаке, по которому откроют дверь в стене тем, кто вернется.

— Действуйте, — велела Хельга.

Снаружи доносились удары тарана и крики. Внутри все звенело от взволнованных голосов. Женщины вытаскивали в общую залу притихших, испуганных детей. Собирались с увлечением, с мстительной радостью. Готовились натянуть нос разбойнику Сверри. Пусть помечется. Пусть сунется за ними. Лес укроет своих и не пропустит чужаков.

Надрывно, во всю силу легких, рыдал грудной младенец. Мальчик лет восьми метался по зале, путался у всех под ногами, лопотал что-то быстро, взахлеб. Хельга схватила его, прижала к себе — и он уткнулся носом в ее платье, затих, только временами вздрагивал.

— Пойдут все, кто может идти, — говорила Хельга, поглаживая мальчика по плечу. — Кто не может — того несем. Сирот тоже берем. Я Сверри не одного ребенка не оставлю.

Уирка любовалась Хельгой, когда она, опустившись на корточки, кутала в платок крохотную девочку. Подняла ее на руки, передала сильной высокой женщине, тоже уже полностью одетой. Хельга говорила детям — быстро, нараспев:

— Мы уйдем, укроемся, просочимся водой, прошмыгнем мышами. Никто не услышит, враг нас не догонит. Лес укроет, я знаю. Лес спас меня от злого колдовства, разрушил чары, вырвал из колдунских лап, вывел прямо к дому. Духи леса не любят колдунов, не терпят зла. Они выведут нас, спрячут, помогут.

Уирка снова подумала, что Хельга похожа на богиню. Ту самую, из легенд Старого народа, которая увела людей в лес от опасности. И лес их принял, но обратно не выпустил.

Как же они пойдут — сейчас, ранней весной, лесами, болотами, с маленькими детьми и стариками? Как?

Она смотрела на детей, воодушевленных, завороженных словами Хельги, и расстраивалась: а ведь в том домике на сваях она могла грохнуть колдуна — и ничего этого не было бы. Ничего. Этого. Того, что сейчас начнется здесь, в усадьбе. Того, что сейчас там, в лесу, возможно, уже настигло его дядю и лагмана с войском.

Что ж, нужно исправлять ошибки.

Как все-таки Сверри и Растус оказались здесь? Разведчики лагмана видели их войска на северном большаке, очень далеко отсюда. Не успели бы они так быстро прийти. Для этого мало знать, как пробраться лесами к усадьбе. Для этого нужно лететь со скоростью птицы. Если верить разведчикам, Сверри только сегодня к вечеру подойдет к полю, где его будут ждать войска лагмана и союзников. Враги раздвоились? Или здесь только небольшая их часть, высланная заранее? Может, и Сверри никакого нет под стенами усадьбы? Но Растус-то точно есть. Ну, то есть наверное. Сейчас ни за что нельзя поручиться.

У Уирки разыгралось воображение. Она представляла, как низко над лесом, цепляя плащами острые верхушки елей, летят воины. Летят как плывут, лежа на воздухе и подтягивая тела вперед движениями рук и ног. Вытряхнуть эту ерунду из головы никак не получалось. Уирка сердилась, убеждал себя, что при таком раскладе воинов непременно заметили бы. Да и вообще — что за дичь?

В общем, с этим надо разобраться. Пускай Хельга уводит кого сможет — Уирка проводит ее до леса и вернется. Дождется врага, станет смотреть и слушать.

Грегер, посланный разведать дорогу, сообщил, что дошел оврагом до леса и не заметил ничего подозрительного. Конечно, враги могли затаиться, невидимые в тумане. Но тогда враги, получается, заранее знали, что решит дочь лагмана, по какой дороге направится.

— Идем, — решила Хельга.

Из дома вышли через восточный вход, держась друг за друга, прижимая к себе испуганных детей. Шли в полном молчании, хотя могли бы, пожалуй, и шуметь — гвалт у ворот стоял такой, что их бы не услышали.

Уирке по ушам ударил властный и веселый голос Растуса. В ответ на этот голос откуда-то из глубины поднялись и замутили душу черный страх, слепящая ярость. Уирка споткнулась, схватилась за воздух здоровой рукой. Нащупать что-то прочное, чтобы не пропасть, не раствориться в тумане, в чувствах, слишком сильных, чтобы ими управлять, а потому недопустимых для воина. Это не мое, не мое! Это чужое!

Прийти в себя помогли удар кулаком по спине, окрик:

— Эй, ты что? Соберись!