Дети Солнца (СИ) - "Гаранс" - Страница 66

Отчитал — и ушел. С дядей хотелось соглашаться, а после разговора с Сегестусом хотелось делать всё наперекор его советам.

И сразу после Сегестуса пришла Рената. Поцеловала в щеку:

— Поправляйся. И постарайся больше не попадать в передряги. Удастся узнать, что с Флавием, — сообщи мне. Но из усадьбы лишний раз не выходи.

Уирка не решилась сказать про Флавия. Сейчас Рената не могла с ним встретиться, и разговор можно было отсрочить. Она предпочла бы вообще никогда не рассказывать о том, что случилось в лодочном сарае Гисли. Тем более, что и сама до конца не поняла, что это было. Соединение душ? Да неужели? Уирка никогда не присутствовала на церемониях сочетания кор нексум. Туда редко приглашали даже самых близких, слишком интимным считалось таинство. Разве оно так и проходит? От обряда даже медиатора не осталось, если, конечно, это был медиатор. Флавий забрал кусачую золотую змею. Остались только поврежденное плечо, не поднимающаяся рука и смута в душе.

Они говорят, надо работать головой. Ну да. Надо. Только вот думать сейчас никаких сил нет. Като рассказывал, что однажды в бою ему вспороли живот, так что вывалились внутренности. «Было и больно, и очень странно: стою — а потроха наружу. И все на меня смотрят». Уирка сейчас чувствовала себя похоже. И как с этим жить? Нужно делать что скажут, а то и правда какая-то ерунда получается. Сколько раз ей говорили, каждый на свой лад: «Это тебе не игра». А почему, собственно, нет? Если эта война не игра — она безумие. И дядя ее безумен, и все, кто идут за ним.

В тот вечер лагман Аксель Приветливый долго беседовал с дочерью, а еще с Бьярни и Акселем Серебряным, которых оставлял во главе воинов-хранителей усадьбы.

— Держите на запоре все двери, — сказал он. — Удвойте дозоры на стенах. Следите, чтобы никто не пробрался.

Он, конечно, имел в виду невидимок.

До места, где лагман собирался дать отпор Сверри, полдня пути. Там собирались не только люди с земель лагмана, но и все соседи, кого удалось призвать. Все, кому долг повелевал подниматься с оружием в руках по зову лагмана. Может, Сверри увидит собранную против него силу и обратится в бегство? Он мог рассчитывать только на внезапность, но разведка свела его преимущество на нет. Сверри ждут, здесь готовы к его появлению, и он сам должен выбрать, лезть на рожон или отступить. Может, и битвы никакой не будет?

А после бегства Сверри займутся Растусом — и тогда Растусу точно конец.

А когда Растуса победят, что станет с дядей? Раньше Уирка относилась к Ансельму как к божеству. Собственно, только его и чтила по-настоящему. Теперь же понимала: дяде не обойтись без более могущественных богов. Но можно ли на них положиться? В последнее время Уирка боялась, что боги либо глупы, либо злы. А может (и это хуже всего), они просто играют в людей как в куколок? Просто капризные, жестокие, глупые дети…

Уирка думала, что не заснет от беспокойства, но уснула сразу, как завалилась на лавку — словно в черную яму канула. Встала раньше других, до обидного бодрая — такой в бой идти, а не ждать в усадьбе с детьми и стариками.

На рассвете лагман уводил свое войско по дороге между обнаженными черно-бурыми полями, к изжелта-зеленому лесу, похожему на стаю пуховых птенцов по грудь в густом молоке — такой плотный был туман. Войско растянулось на дороге, и когда последние воины выходили из ворот, первые уже почти достигли опушки леса. Черные тяжелые взлетали, когда мимо проходили люди, и снова опускались на землю в стороне от дороги. Утро было свежим, но хмурым. Небо над лесом закрывала дымка, как от дальнего пожара. Гарью, однако, не тянуло, только сырой землей и кислым ароматом прорастающих трав. От холодка горели щеки, а руки хотелось целиком спрятать в рукава, согреть.

Хельга, дочь лагмана, стояла рядом с Уиркой, смотрела на темную землю, на грачей и болтала без умолку. Говорила, что скоро поля эти вспашет плуг, и среди всходов будут расхаживать скворцы и дрозды, а потом и аисты. Вырастут, заколосятся рожь и ячмень, и в небе повиснут трели жаворонков. Все будет, как всегда. Сейчас пахари ушли, и только от богов зависит, сколько их вернется обратно, к этим полям. Хельга говорила, что никогда еще не чувствовала с такой полнотой власть богов над миром. Вспомнила сон о том, как бродила по зарастающим руинам усадьбы. Не был ли этот сон вещим? Нет, не может быть! У отца в три раза больше воинов, чем может собрать разбойник.

Уирка слушала ее, не перебивая. Когда-то она и сама унимала беспокойство болтовней. Дядя предлагал обратить эту говорливость на пользу делу. Пускай тебя считают пустым балаболкой, нужно только следить за тем, что несешь. Однако с некоторых пор охоту болтать у Уирки как отрезало. Теперь больше хотелось слушать.

Когда ворота закрыли, Хельга поднялась на стену смотреть вслед уходящим. Уирка пошла с ней.

Последние воины канули в молоко, еще не достигнув леса. Туману утром положено таять, но он, наоборот, вылезал из леса в поля, как каша из котелка, расползался по оврагам, так что сверху, со стены, они казались молочными реками.

Уирка подумала, каково людям, которые сейчас идут по лесным дорогам. Поежилась:

— Ну и туманы у вас!

— Весной это обычное дело, — сказала Хельга.

Она, похоже, выговорилась до дна.

— Идем в дом? — сказала она, наглядевшись вдаль и оборачиваясь к Уирке. Столько теплого участия было в ее взгляде, что Уирка не могла не откликнуться. Только не знала, что сказать, чем поддержать. Улыбнулась как можно шире — и сразу смутилась: не выглядит ли как насмешка? В последнее время она чувствовала себя неловко, что бы ни сделала.

Хельга помогла ей спуститься по приставной лесенке, поддерживая под здоровую руку. О своей ране Уирка наврала, что ее нанес невидимка в лесу каким-то особым дротиком с очень тонким наконечником. А дротик Уирка якобы вырвала из плеча и выбросила. На вопрос, кто наложил повязку, указала на Хельгу, верно рассчитав, что она не выдаст. Сейчас Хельга напомнила о ее вранье.

— Почему ты сказала, что это я тебя перевязала?

— Я сглупила, госпожа. Но дурного не замышляю. Мне можно верить, правда.

— Я не думаю, что ты способна на предательство, — сказала Хельга так поспешно, что Уирка поняла: именно это дочь лагмана и беспокоит. — Как же тебе верить, когда ты такая врунья? — добавила Хельга, улыбаясь.

Уирка снова залюбовалась. Какая милая у Хельги улыбка, какие ямочки на щеках… Смотреть бы и смотреть.

Ей не верят. Может, и правильно. Сейчас она сама себе не верила. И боялась себя.

У Хельги были дела. У Уирки никаких дел не было, потому она таскалась за Хельгой где только можно — лишь бы не сидеть на одном месте и не думать. Вместе они отправились смотреть, хорошо ли заботятся о скотине. Сегодня за пределы усадьбы не выгоняли ни коров, ни овец, ни гусей.

В последнее время из-за невидимок скотину пасли в лугах под вооруженной охраной. Люди лагмана считали риск оправданным: очень уж ослабли животные за зиму, им нужны были солнечный свет, свежий воздух, молодая трава. Теперь же вся эта мычащая, блеющая, гогочущая живность осталась в крытых загонах. До тех пор, пока не вернется лагман или пока не придет известие, что опасаться некого.

Еще Хельга и Уирка наблюдали, как готовят обед. Уирке есть не хотелось. Она, когда волновалась, могла голодать сутками, а сейчас волновалась сильно. Ее близкие в укрытом туманом лесу, среди тысячи опасностей, а она ничем не может помочь.

Тревожилась не только Уирка. Воины, сменившиеся с караула, жаловались на погоду. Для ранней весны туман не редкость, но всё же — нет ли здесь какого колдовства? Кто-то сказал, что в далекие времена при таком тумане в лесу сгинуло целое войско. Аксель Серебряный шикнул — и все примолкли.

После обеда Хельга села к огню расшивать лентами новую отцову рубашку. Она сказала, что рубашка на что-нибудь да пригодится: или на праздничный пир, или в домовину. Уирка маялась от безделья. К ее счастью, и Хельга долго на одном месте не просидела. Позвала: