Как целует хулиган (СИ) - Андриевская Стася - Страница 19

Маринка поняла, что он говорит это стоящим перед ним людям. Скосила глаза – там были и повара, и официанты, и уборщицы, и ещё какие-то служащие. И они не выглядели людьми, работающими на самой лучшей работе. Скорее – как кролики перед удавом, или враги народа перед расстрелом.

– Олег, посмотри.

Движение пальцем, и из шеренги выскочил парень, сразу видно – танцор, и поманил Маринку с Катькой за собой.

Пришли в небольшой зал с бордовыми бархатными стенами и полукруглой сценой с шестом. Диванчики, столики, барная стойка, хрустальные подвесы свисающие с потолка. Роскошь и тишина.

– Музыка с собой? – Олег щёлкнул выключатель, и в сцену вонзился луч прожектора.

– Эмм... Нет. Нам не сказали, что надо.

Катька всё время говорила «мы» и Маринку это напрягало.

– Ладно. Оно даже к лучшему, а то приносят какой-то отстой, потом приходится переучивать под нормальное. Сколько на переодевание дать?

– Ээ... Переодевание?

Олег вскинул бровь.

– Ну да. Или вы в этом собрались танцевать?

– Ну... Нам не сказали, что нужно переодеваться.

– А вам хотя бы сказали, что нужно уметь танцевать?

Катька нервно рассмеялась. Олег махнул рукой:

– За мной.

Пришли в гримёрку. Олег кинул на столик ящик от шампанского.

– Вот здесь покопайтесь. Только шустрее.

Он ушел обратно в зал, и Катька с энтузиазмом зарылась в барахло. Там были лифчики в стразах, блестящие трусы, перчатки, маски, боди, чулки... Чего там только не было!

– Смотри! – только и успевала охать Катька, вытягивая очередную шмотку и прикладывая её к себе. – Круто, да?

– Этак это что, Пестриковой шмотки? – увидела Маринка надпись на коробке. – Она тебя убьёт, если узнает, что ты в них копалась!

– Пусть сначала узнает, – отмахнулась Катька. – Она, говорят, три дня назад без предупреждения свалила в отпуск, так что ещё не факт, что её возьмут обратно. Может, это всё добро вообще теперь будет моим! О! Глянь какая круть! – достала трусики, полностью усыпанные стразами. – Это же сваровски, вот ступудово! Представляешь, сколько они стоят?

– Кать, у нас электричка скоро...

Потом она танцевала, а Олег на неё орал: то мало страсти, то много пошлости. Потом она смущённо признавалась ему, что не умеет на шесте. Он закатывал глаза и качал головой, но менял музыку, прося пробовать ещё и ещё. Потом кинул загадочное «Ну понятно» и повернулся к Маринке:

– А ты?

– Я нет. Я за компанию.

– А зря, фактура хорошая. Может, хотя бы попробуешь, раз уж пришла?

– Да давай, – дёрнула её Катька. – Это же просто попробовать!

И Маринка согласилась. Теперь уже переодевалась и прикладывала к себе блестящие лифчики она, а Олег матерился из зала, что они копаются.

Маринка схитрила. Она, конечно, тоже не умела танцевать на шесте, но никто ведь не запрещал импровизировать? Просто дурачилась: закидывала на него ногу, тёрлась задницей, извивалась и гладила руками. Катька трясла поднятыми вверх большими пальцами, Олег наблюдал, иногда морщился, но не орал и не перебивал. А когда музыка закончилась, из зала раздались одинокие хлопки, и Маринка вдруг очнулась. Испугалась. Схватила халатик с меховым воротничком, накинула на плечи.

Чернявый, вальяжно прислонившись плечом к стене, кивнул Олегу на Маринку:

– Эту на место той шальной дуры. А вторая как?

Олег подобострастно вытянулся:

– До стриптиза надо учиться, а вот на гоу-гоу уже сейчас отлично пойдёт.

– Тогда приняты. Обе. Ты – чернявый поднял глаза на Маринку, – в стриптиз, а ты – не глядя, кивнул Катьке, – в массовку. Ты, – Маринке, – за инструкциями ко мне в кабинет, а тебе – перевёл взгляд на Катьку, – всё расскажет Олег. Он твой начальник и хореограф. А тебе, – снова глянул на Маринку, – он только хореограф. Начальник я.

– Но я... – разволновалась Маринка, – вы извините, я не собиралась прослушиваться!

Он недовольно вздёрнул бровь.

– Но прослушалась же? И даже принята. В элиту. Мои девочки котируются очень высоко, у меня здесь не какая-нибудь самопальная порнуха с продолжением в сортире. Секс с клиентами строго запрещён. Ты в этом сраном городе где-нибудь ещё такое видала, вообще?

– Причём здесь это? Я просто не хочу здесь работать! Я за компанию пришла!

Лицо чернявого мгновенно стало жёстким и непроницаемым.

– Обе пошли вон отсюда.

Пока шли к вокзалу, Катька обиженно дулась. Она была жутко расстроена.

– Кать, ну я же и вправду не собиралась... – пыталась оправдаться Маринка.

– Могла бы сделать вид, что обрадовалась и сказать спасибо. Не убыло бы от тебя!

– Но откуда я знала, что он такой псих?

– Ну это да... Псих, это точно. Ну и ладно, хрен с ним, с этим «Воском»! Зато смотри чё, – она сунула руку в сумочку и резко, как фокусник из шляпы, выдернула оттуда что-то блестящее. – Та-дам-м! Компенсация за моральный ущерб!

Это оказались те самые трусы, усыпанные сваровски. Хохотали до слёз.

– Смотри, Пестриковой не показывай, а то будет тебе компенсация! Проклянёт, нафиг!

– Наоборот, ты чё, я в них на отчётник какой-нибудь приду, чтобы Машка ноги с руками от злости перепутала! О! А вдруг они заговорённые на звёздность, и она, вместе с труселями, перейдёт на меня?

– Точно! Прикинь, через полгода по всему городу афиши: Новая звезда Кулька! Махонина в труселях Пестриковой!..

Так, дурачась, незаметно доехали до района. Катька вышла на своей станции первая, Маринка доехала ещё три остановки и тоже сошла.

Не торопясь брела по улице и наслаждалась неожиданно спустившейся свежестью, пахнущей дождём. На душе было легко. Сейчас всё выглядело как-то иначе. Проблемы мельче, страхи глупее. Что было, то было, что теперь-то? Главное, чтобы Кир не узнал.

Нет, ну в самом деле, мало ли причин, по которой девушка может лишиться девственности случайно? У них вон ещё в школе искусств байки ходили, что её можно потерять, если садиться на слишком глубокий перешпагат. Или с велосипеда упасть. Да куча всего!

А Данила... Ну нахрена ему это, связываться с девчонкой, которую крышует папа мент? Уж кто-кто, а он должен понимать, чем ему это светит, и сто процентов поэтому и дал заднюю после её угозы на остановке.

Но на лестничной клетке её ждал облом – три шикарные бордовые розы на длиннющих стеблях, вставленные за ручку двери её квартиры.

Что она там себе придумала про Данилину адекватность? Всё понимает и не станет связываться? Ага. Как же!

Он вёл себя как полный придурок. Как самый настоящий хулиган-малолетка, от которого нет спасения. И цветочки за дверной ручкой – это ещё только цветочки. Вот такой каламбур.

Он был везде: в тупых, понятных только им двоим, надписях на асфальте у подъезда, которые Маринка тщательно стирала, но они появлялись снова. В молчании в телефонной трубке, на которое со сдержанным недовольством многозначительно поднимала бровь Оксана. В случайных людях, подходящих к Маринке на улице и передающих ей комплименты «от друга» или даже – вот нахал! – приветы её папе.

А ещё в камушках, стучащих ночью в её окно. Сначала Маринка затаилась, а потом разозлилась и, демонстративно распахнув шторы, долго всматривалась в темноту, пытаясь различить вороватую тень за кустом или деревом. Он был там, она знала, потому что камень прилетел вот только что, но играл с нею в прятки, нарочно выводя из себя.

Однако, минут через двадцать упрямого бдения, всё-таки признала, что он давно сбежал, и только она, как дурочка, всё стоит тут. Стало стрёмно. На всякий случай показав темноте средний палец, она задёрнула шторы, и тут же вздрогнула от тихого стука камушка в стекло. Вот гад! Ну сколько можно?!

А вернувшись в постель, поймала себя на том, что глупо улыбается.

Нет, ей не было смешно, наоборот – страшно. И не из-за папы, потому что, несмотря на назойливость, вёл себя Данила на удивление аккуратно или, как сказал бы сам папа – бездоказательно. Настоящая беда была в том, что вот уже совсем скоро должен был вернуться Кир, и она даже предположить не могла, как отреагирует на него этот идиот.