Как целует хулиган (СИ) - Андриевская Стася - Страница 18

Раскрыл кулак и на тёмной мозолистой ладони Маринка увидела тонкий золотой браслетик с подвеской-сердечком. В груди предательски потеплело.

– Украл, небось?

Специально била наотмашь: злее и обиднее. И, кажется, попала – раскрытая ладонь дёрнулась, закрываясь, но тут же снова упрямо открылась.

– Не поверишь, купил. Специально для тебя, между прочим.

– Сдай обратно, я не возьму.

– А чё так?

– А то, что это дурной тон, дарить малознакомым девушкам дорогие подарки! Нормальные люди с цветочков начинают. Не знал?

– Да я без всякого, Марин. Просто на память.

– На память о чём?! Я, вообще-то, наоборот, забыть всё хочу!

– Забыть? – сжал кулак. Взгляд прожигал дыру на щеке, но Маринка упорно смотрела себе под ноги. – А забыть, это как? Вот так? – короткое движение рукой, и браслетик, на мгновенье повиснув на решётке, сорвался в пучину дорожного водостока. – Всё, забыла? Достаточно тебе этого? А мне нет, прикинь!

Рванул её на себя и впился в губы.

И Маринку захолонуло! Просто целовала его в ответ, ужасаясь, как смеет, и не могла остановиться.

Но стоило только ему ослабить хватку – тут же вклинила между их телами локти. Уже не пряча стоящие в глазах слёзы, зашипела в лицо:

– Короче, или ты исчезаешь, и я упрашиваю отца не трогать тебя, или ты идиот, который не понимает по-хорошему, и тогда я сама говорю папе, что ты меня преследуешь, понял?

Запрыгнула в первый же подошедший автобус, и только в салоне разобралась, куда он едет. Вышла через две остановки. Ехать в институт не было сил, возвращаться домой, где ждала объяснений Оксанка – тем более. Зашла в ближайший двор и, усевшись на скрипящие качели, как следует проревелась.

Происходила какая-то чёртова хрень, и разобраться в ней с каждым днём становилось всё труднее. Безумно хотелось, чтобы как можно скорее вернулся Кир, но в то же время при одной только мысли об этом накатывала паника. По возвращению из Италии он обещал привезти ей классный подарок ко дню рождения, и, конечно же, привезёт. А она обещала ему то, чем он бредил почти целый год – себя и свой первый раз... И теперь, с того самого мгновения, как выяснилось, что она жуткая дура и предательница, каждый день, каждая минута тикала у неё в голове, как бомба замедленного действия, приближая неминуемый взрыв. Или даже разрыв?

От этого становилось невыносимо больно. Ещё на прошлой неделе было больно от того, что она думала, будто их разрыв уже случился, теперь же он только маячил впереди, и ожидание было в сотни раз хуже! Как хотелось отмотать всё назад и исправить! Перечеркнуть, забыть... Но Данила прав – это невозможно. И в первую очередь из-за него самого.

Что он решил, когда молча отпустил её после дикого поцелуя на остановке? И отпустил ли на самом деле?

Конечно, она не будет сдавать его отцу, даже если он вздумает её преследовать. С ним нужно было как-то договориться, он нормальный, он должен понять...

Но как с ним говорить, если, стоит ему только приблизиться к ней вплотную, и у неё тут же вырубается мозг? Безумие, наваждение! Он не нравится ей, нет! Он не красивый, не остроумный, не яркий, не симпатичный! От него разит то потом, то какими-то железками или соляркой – не разберёшь! Он непредсказуемый, грубый и пошлый. Жестокий и безбашенный. Он беспредельщик и рецидивист! Она не понимает и боится его!

Но когда он зажимает, хочется кричать от удовольствия. Хочется ещё крепче и наглее.

Как целует Хулиган... Да какая к чёрту разница, как, если хочется чтобы просто не прекращал?!

От этого наваждения хорошо помогает время, Маринка поняла это, когда он появился сегодня утром. Последний из трёх дней, что они не виделись, она уже даже не вспоминала о нём, если только в связи с Киром и своей виной... Но стоило только схватить его за руку, оттаскивая от подъезда за куст – и она уже ничего не может с собой сделать! Защищаясь, грубит, пытается обидеть и сделать больно... А сама замирает от его жаркой близости и не может отвести взгляда от губ. От ухмылочки этой дебильной и пугающего оскала, когда с трудом сдерживает злость...

Вспомнился ускользающий в водосток золотой браслет. Это нормальный, вообще, человек? Да это псих, он не умеет себя контролировать!

А зацелованные губы всё равно горели слишком сладко.

Взяла себя в руки, доехала до института.

– Ты домой? – дежурно спросила Катька после репы. – На автобусе?

– Конечно. До электрички ещё два часа.

– Слу-у-ушай, у меня тут интрижка одна назрела... – Катька заговорщически понизила голос. – Хочу Реброву подсидеть.

Маринка заинтересованно подняла бровь. Реброва – это та овца с пятого курса, с которой Кир уже полтора месяца, как танцует «Последнее танго»

– Мне девчонки сказали, что в Воске сейчас какие-то пертурбации происходят, и есть возможность под шумок пролезть в стриптиз. Всего три места. Одно из них Ребровой, но пока она не вернулась – её реально можно подвинуть. Ты как, не хочешь ей понты пообломать?

– Да я-то, может, и хочу, но это стриптиз, Кать. Ты реально готова раздеваться перед всякими отморозками?

– Ну почему отморозками? «Воск», между прочим, элитный клуб. Там такие цены, что простые смертные туда не ходят. Тем более в випку. Девчонки рассказывали, что там все самые крутые яйца города отвисают. Чаевые за хрен собачий раскидывают, просто как фантики.

– Что-то я сомневаюсь в этом, Кать.

– А я нет! Но, собственно, не хочешь рискнуть – не надо, а я уже решила. Через час прослушивание. Сходишь со мной, а то как-то ссыкотно, если честно, одной. Ну пожалуйста! Мы потом как раз на электричку нормально успеем.

Клуб находился в самом сердце города, на улице, ведущей к Центральной набережной. С виду – ничего особенного, просто историческое здание, с торца которого располагалась довольно строгая и лаконичная вывеска «Воск» Ни слова о том, что это ночной клуб и стриптиз, или о том, что в дневное время там можно отлично пообедать и даже провести деловые переговоры. Но Катька мечтла работать в нём.

– Кать, это же ночная работа, а до дома почти час ехать. Как мать на это смотрит?

– А мать только за! – тараторила Катька. – Ты же её знаешь, ей всегда мало. Говорит, я за десять лет на твои балетки-пуанты целое состояние угробила, давай, отрабатыйвай. А домой на такси ездить, что тут такого? Так все девочки делают! Прикинь, как будет классно, если меня возьмут? Там, говорят, за одну ночь можно до десятки косых поднять, если приват закажут. А ещё консумация!

Сам клуб находился в подвале, но этот подвал был шикарнее всего, что только можно себе представить! Атмосфера его сразу же обволакивала, лишала ощущения времени и, приглушая все сомнения, пробуждала страсти.

– Круто, да? – шептала восторженная Катька, спускаясь по ступенькам. – Капец, я сдохну, но буду здесь работать!

Внизу они слегка заблудились в разветвлении коридоров, но наконец, вышли в какой-то зал. Там были люди – одни стояли шеренгой, по стойке смирно, другие напротив них, но в стороне. Прямо перед шеренгой восседал на диванчике мужик: весь в чёрном, сам чернявый, ноги на столике – и увлечённо чистил ножичком под ногтями. И напряжённая гробовая тишина.

– Извините, а куда можно на счёт прослушивания?

Катькин голос прозвучал под каменными сводами глухо, но всё равно разорвал тишину в клочья. Откуда-то из угла на них с шиканьем кинулся мужичок, но тот, с ножичком, поднял палец:

– Сюда их.

Мужичок схватил Катьку за руку и поволок к диванчику. Катька от испуга схватилась за Маринку, и так они и предстали перед чернявым. Ему было лет тридцать, крепкий, с красивым рельефом мышц под чёрной обтягивающей футболкой, красивое особенной восточной красотой лицо. Но слишком надменное и жёсткое. Поднял глаза.

– Чего хотим, красавицы?

– Мы танцовщицы! – бодро отозвалась Катька. – На прослушивание! Нам назначено на...

Но чернявый поднял палец, и она замолкла. Невозможно было ослушаться.

– Вот видите, – почти не разжимая губ, сказал чернявый, – люди хотят работать. А вы зажрались, вы хотите только бабки получать и ничего не делать. А я ведь вам всё даю для того, чтобы ваша работа была сама лучшая в этом грёбанном городе.