Сабля Цесаревича (СИ) - Ганипровский Павел - Страница 25

Выключился закипевший чайник, и старший Пожарский принялся разливать по чашкам с заваркой кипяток. Чаепитие получалось более чем скромным — из сладостей на кухне нашлось лишь несколько конфет и пакет сушек.

— Мы, к сожалению, не знали, что ты придешь к нам в гости, — сказал Юрий Павлович Алексею. — Паша нас в последний момент предупредил, а то бы мы тортик купили.

— Спасибо, все и так замечательно, — Леша размешал в своем чае сахар и аккуратно положил ложку на блюдце рядом с чашкой. — Я очень люблю простую еду, она всегда была гораздо вкуснее, чем наши обеды… У нас дома, я имею в виду.

Людмила Алексеевна одобрительно посмотрела на его ложку, а потом перевела взгляд на ложку Паши, которую он небрежно бросил на стол, и слегка нахмурилась.

— Нам бы хотелось узнать побольше о Пашином друге, — сказала она Алексею. — Ты ведь не в нашей школе учишься?

— Нет, я всегда дома обучался, — ответил гость. — Из-за того, что болел очень сильно.

Эти слова прозвучали так печально, что мать Павла поспешила сменить тему:

— Но теперь ты не болеешь? Раз тебя даже гулять по городу одного отпускают… Твоя мама не беспокоится?

— Нет, теперь уже не беспокоится, — подтвердил Алексей.

— Люда, хватит устраивать гостю допрос, — вмешался в разговор Юрий Пожарский. — Ты, Алеша, наверное, хочешь посмотреть Пашину коллекцию ножей? Он тебе уже ею хвастался?

— Я говорил… — пробормотал Павел, вспомнив о последнем прибавлении в своей коллекции и снова почувствовав жгучий стыд. В другое время он бы с радостью показал другу все свои ножи, но теперь… Младший Пожарский не сомневался, что когда Леша увидит подарок Зайчика, он обязательно начнет догадываться, что этот дорогой нож достался ему не просто так. И даже если сам Алексей ничего не спросит, Паша все равно ему все расскажет.

— Мне было бы очень интересно посмотреть твою коллекцию, — улыбнулся, тем временем, его друг.

— Ну а я, — вновь заговорила Людмила Пожарская, — это увлечение оружием не одобряю. Что хорошего в том, чтобы собирать опасные предметы?

— Мам! — простонал Павел, испугавшись, что сейчас им придется в очередной раз слушать долгие мамины рассуждения на ее любимую тему. — Я уже сто раз говорил — я их собираю не для того, чтобы… использовать их по назначению.

— Ага, сегодня ты их просто собираешь, завтра начнешь ими на партах разные словечки вырезать, а послезавтра на кого-нибудь нападешь! — отрезала мать, свирепо глядя при этом не на Пашу, а на его друга.

По ее расчетам, тот должен был либо начать защищать любовь к ножам, либо, наоборот, уверять, что его совершенно не интересуют «опасные предметы». Оба варианта означали бы, что слухи о нем верны и что Павел действительно связался с малолетним хулиганом.

Но гость не оправдал ее ожиданий.

— Людмила Алексеевна, вы правильно все говорите, оружие опасно, — сказал он, глядя хозяйке дома в глаза. — Но его ведь можно использовать не только для того, чтобы нападать на беззащитных. Оно нужно еще и чтобы защищать себя и других. Себя и своих близких… и вообще всех, кто бы ни нуждался в защите.

На этот раз его голос звучал не так, как в тех случаях, когда он отбирал у хулигана нож или просил омоновца отпустить их с Павлом. Он звучал совсем обычно, как во время их многочисленных разговоров, пожалуй, даже немного неуверенно.

Но Людмила внезапно изменилась в лице. Она словно бы успокоилась и больше не сверлила гостя своим въедливым «следовательским» взглядом.

— Да, наверное, вы правы, Алексей… — проговорила она задумчиво, не заметив, что обратилась к нему на «вы».

Паша тоже заметил это не сразу — уже потом, когда мальчики прошли в его комнату и он стал показывать гостю коллекцию, ему вдруг вспомнилось, что под конец чаепития родители говорили с Лешей, как со взрослым и притом очень уважаемым человеком. Но подумать о том, как его другу удалось расположить их к себе, Павел не успел — тот взял в руки нож, подаренный Зайчиком, и все посторонние мысли вылетели у хозяина коллекции из головы.

— Хорошая вещь… — заметил Алексей, вертя нож в руках.

— Да, но… это не моя, я ее должен вернуть, — ответил Павел, глядя ему в глаза.

Его гость молча кивнул — и Пожарский шумно выдохнул. А потом взял из ящика большой «Опинель» и изящную американскую фантазию на финку в пластиковых ножнах, и с гордостью продемонстрировал их Леше:

— Вот, глянь лучше, что у меня еще есть — эти дешевле, конечно, но на самом деле ничуть не хуже.

Когда Алексей перед уходом легким поклоном прощался с Пашиными родителями, сам Паша заметил, что мама смотрит на его друга уже гораздо спокойнее и даже, похоже, с невольной симпатией.

Укладываясь спать, младший Пожарский уже не сомневался, что снова увидит Алексея и его родных во сне, и даже с нетерпением ждал этого. Поначалу он, как ему казалось, долго не мог заснуть — перед глазами все время мелькали какие-то расплывчатые яркие пятна, блики света, мешающие отключиться от реальности. А потом эти бесформенные блики словно бы отодвинулись чуть дальше, и мальчик вдруг понял, что это не просто пятна, а огоньки зажженных свечей. Много огоньков, горящих рядом друг с другом, похожих на сбившихся в стайку крошечных птиц…

Паша сделал еще шаг назад и увидел, что все эти свечи воткнуты в высокую круглую подставку и что дальше, вдоль стен, стоят другие такие подставки, над которыми тоже горят «стайки» свечек. Где-то он уже видел нечто похожее… Мальчик огляделся — ну конечно же, он был в какой-то маленькой церкви. Полумрак, который рассеивали только эти многочисленные золотистые огоньки свечей, иконы на стенах, запах ладана, чуть слышный шорох шагов входящих в храм людей… В первый момент, когда мальчик начал осматриваться, их было немного, но потом скрипнула дверь, и в храм потянулась длинная вереница мужчин и женщин. Судя по всему, они шли на службу, которая должна была скоро начаться.

Павел стал вглядываться в лица заполняющих церковь прихожан в поисках Алексея или кого-нибудь из его родных, но поначалу видел лишь незнакомые лица. Видимо, этот сон тоже будет не о Леше, а «на отвлеченную тему», подумалось ему, и он снова завертел головой, пытаясь понять, с какого места ему будет лучше всего видно происходящее. Пожалуй, стоило продвинуться поближе к первым рядам — если он останется здесь, у стены, то вообще почти ничего не увидит.

Мальчик уже начал осторожно пробираться в сторону алтаря среди все пребывающих людей, но внезапно там, впереди, послышалось пение церковного хора — и все вокруг замерли, повернувшись в ту сторону. Паша в первый момент хотел было идти дальше, но внезапно почувствовал, что ему не хочется ни протискиваться вперед, ни высматривать что-то интересное. Хотелось остаться на месте и просто слушать это пение дальше, ни на что не отвлекаясь.

Раньше Паша несколько раз заглядывал в храмы, а после того, как они с Алексеем увидели крестный ход Александра Невского, стал подумывать о том, чтобы побывать на какой-нибудь службе — и вот теперь это его желание исполнилось, пусть и не наяву. Он стоял среди множества людей, слушающих церковный хор и речь священника, не понимал почти ни одного слова — но больше всего на свете хотел и дальше оставаться в этом месте.

Похожее чувство возникло у него тогда, на Невском, когда он решил присоединиться к крестному ходу и не хотел уходить оттуда. Но тогда оно было слабее, тогда Павел отвлекался на всякие посторонние мысли, и ему было интересно, куда зовет его Алексей. А теперь ничто не мешало ему сосредоточиться на пении хора и певучей речи читающего молитвы священника, стать частью собравшихся здесь людей, сродниться с ними, несмотря на то, что все они были незнакомы ему и что он даже толком не видел их лиц.

Ему незачем было рассматривать их — достаточно было просто знать, что они вместе участвуют в чем-то важном. Непривычном, не до конца понятом, но — необходимом.

И он сам не заметил, как начал креститься одновременно со стоящими рядом прихожанами, а потом еще и понимать некоторые слова молитв — сперва немногие, но с каждой минутой их становилось все больше, и общий смысл того, о чем говорил священник и пел хор, делался все более ясным.