Сабля Цесаревича (СИ) - Ганипровский Павел - Страница 24

Павлу казалось, что он видит этот спокойный тихий свет воочию. Он разливался везде, он был в людях. Мальчик видел встретившихся влюбленных и ощутил их радость от этой встречи. И любовь, и радость он видел в распростершей объятия молодой маме, к которой бежала, восторженно смеясь, ее маленькая дочь. И в малютке пульсировало это ослепительное белое счастье. И чистую радость видел он в сидящей на соседней скамейке совсем ветхой старушке, подставляющей морщинистое лицо мягкому сентябрьскому солнышку.

Радость эта воистину была зрима, она проявлялась, как индивидуальный свет этих людей — родственный заполонявшему собою весь мир.

Свет был во всех на площади. Но — в разной мере. В ком-то сиял ровно и ярко, в ком-то — прерывисто, словно факел на сильном ветру. А в ком-то едва теплился.

Но он был и в бегающих в поисках покупок женщинах, в неторопливо пьющих пиво мужчинах, и в полицейских оперативниках под прикрытием, и в уличных торговцах, и даже в карманниках, мелких мошенниках и наркоманах.

При этом Павел поразился, что видит и слабости и даже зло этих людей — во всех этого было немало, хотя тоже в разной мере у каждого. Вот мимо прошел человек, душа которого была совсем темна — словно старое, закопченное, очень грязное стекло. Павел вздрогнул, разглядев внутри этого стекла копошащихся червей алчной жажды насилия и крови. Однако даже в этих страшных глубинах едва мерцал угасающий, бессильный, но — свет.

— Этот погиб, — скорбно сказал Алексей. — Сегодня он умрет. Совсем… А вот она не умрет, — он указал на старушку с соседней скамейки, которая, казалось, вечно собиралась подставлять свое старое измученное лицо ласковым лучам. — Уснет сегодня. Но не умрет.

Павел развернулся к другу и застыл. Теперь свет едва ли не ослепил его, хотя он странным образом видел в этом сиянии — и видел ясно — лицо Алексея. Хотя и оно изменилось чудесным образом — черты лица остались теми же, но стали какими-то… нездешними, величественно-мирными.

Правда, может, это всего лишь так упал солнечный свет, причудливо отраженный стеклами торгового центра?..

— Леша, ты… — пораженно прошептал мальчик.

— Все, хватит, — услыхал он голос друга, словно бы доносящийся из безмерного далека. — Рано тебе, долго не выдержишь.

И Павел вернулся в свой старый, привычный серовато-тусклый мир.

Он ошеломленно затряс головой, приходя в себя.

— Что это было? — спросил он друга.

Теперь ему стало страшно.

— Не бойся, — сказал Алексей серьезно, — просто твоя… твоя душа еще непривычна к такому. А теперь… — Леша помедлил, словно вслушиваясь в некий воспринимаемый только им голос. — …Теперь ты отведешь меня в гости к твоим родителям? — наконец спросил он со своей обычной улыбкой.

— Что?! — пораженно уставился Павел на друга.

— Твоя мама ведь хотела меня увидеть? Так давай я ей покажусь.

— Но… — Паша пытался лихорадочно сообразить, как реагировать на ситуацию, пока Алексей смотрел на него с доброжелательным любопытством.

— Давай, — решил, наконец, Пожарский, и вытащил из кармана телефон.

Голос матери был все еще напряженным, но чувствовалось, что она испытала от звонка сына великое облегчение.

— Ты где был?! — всполошенно затараторила она. — Мы с отцом до тебя дозвониться не можем уже два часа! Ты что телефон не берешь?!

Павел оторвал телефон от уха, поглядел на часы и похолодел. Они просидели здесь уже почти четыре часа, наступал вечер…

Леша улыбался.

— Прости, мам, — затараторил Паша, понимая, что сейчас главное успокоить ее. — Поставил в кино на вибрацию и включить забыл. Нет, нет, все хорошо. Даже прекрасно. Мама, а папа пришел уже? Мы сейчас с Лешей придем…

— С кем?!

— С Лешей, моим другом. Ты же хотела его увидеть? Он тоже хочет познакомиться…

— Приходите, — ответила мать после нескольких секунд молчания.

— Ага, минут через двадцать будем.

Павел окончил разговор и пристально посмотрел на друга.

— Паша, прости, — слегка склонив голову в знак извинения, произнес тот. — Ты же уже понимаешь, что со мной порой бывает… необычно.

— Уже понимаю, — медленно повторил за ним Пожарский.

И они пошли.

Всю дорогу до дома Павел пытался представить, как он будет знакомить своего друга с родителями, но у него ничего не получалось. Не скажешь же после всего, что он сегодня видел: «Мам, пап, это Леха!» Нет, представить Лешу своей семье в такой обычной манере, простой и грубоватой, было невозможно. Так Паша делал раньше, когда пару раз приводил домой своих старых приятелей, но теперь все было иначе.

Знакомство с Алексеем должно было выглядеть как-то по-другому. Вот только как? Торжественно объявить: «Мой друг Алексей!», а потом назвать имена и отчества родителей? У Пожарского было какое-то интуитивное ощущение, что это было бы более правильным, но все же подобные церемонии были для него слишком непривычны. А если учесть, что мама считала Лешу малолетним бандитом, такое знакомство вообще показалось бы ей издевательством.

Они с Алексеем уже поднимались по лестнице, а Паша все еще не знал, что скажет родителям и что будет делать, если они встретят их не слишком дружелюбно.

— Да не переживай ты так! — внезапно шепнул ему шедший рядом друг. — Уверен, твои родители меня не съедят.

«Знал бы ты мою маму, не говорил бы так!» — мрачно усмехнулся про себя Павел и полез в карман за ключами. Впрочем, как знать, внезапно пришло ему в голову, может быть, Алексей и правда что-нибудь знал о его семье. Было же ему откуда-то известно, что случилось с сыном их директора!

Он потянул на себя дверь и пропустил своего товарища в маленькую прихожую, после чего проскользнул туда и сам.

— Мам, пап? — заглянул он в родительскую комнату. — Мы пришли…

Родители Паши сидели на диване и, как ему показалось, довольно напряженно о чем-то разговаривали. Наверняка обсуждали, как вести себя с гостем, и не могли сойтись во мнениях.

Людмила Пожарская первой вскочила с дивана и направилась в прихожую с таким решительным видом, словно там ее ждал не мальчик, а целая толпа политических противников. Ее муж поспешил следом, по дороге подмигнув сыну — дал понять, что в случае чего постарается разрядить обстановку. Как же Паше хотелось надеяться, что он сумеет это сделать!

Он так и не придумал, каким образом представить Лешу и родителей друг другу, и уже собрался пробормотать «Вот, познакомьтесь», когда гость, явно догадавшийся о его чувствах, взял это непростое дело в свои руки.

— Здравствуйте, Людмила Алексеевна, здравствуйте, Юрий Павлович, — сказал он, выходя навстречу хозяевам дома.

Павел не стал даже пытаться вспомнить, когда он назвал Алексею имена своих родителей — он прекрасно знал, что этого не было. Но то, что друг знал, как их звали, его не удивило. Это была далеко не самая странная вещь, касающаяся Леши.

— Здравствуйте, молодой человек, — улыбнулся гостю Пожарский-старший, протягивая ему руку.

И вновь, как и при первом знакомстве с Пашей, Алексей как будто бы не сразу понял, что от него требуется. Помедлил, но потом ответил на рукопожатие, и на его лице тоже появилась улыбка.

— Очень рад с вами познакомиться. Павел мне о вас рассказывал, — произнес он своим обычным вежливым тоном, хотя младший Пожарский видел, что он смотрел на его родителей с искренним интересом.

— Добрый вечер, — холодно поздоровалась с новым знакомым мать Паши и жестом пригласила всех на кухню. — Давайте чаю выпьем.

Сказано это было с таким суровым выражением лица, словно она не предлагала гостю чай, а приказывала принять участие в посиделках за столом. Леше такой тон, как показалось Павлу, был совсем непривычен, и он снова ненадолго растерялся, но затем, согласно кивнув, прошел в кухню:

— С удовольствием.

Людмила торопливо вбежала в кухню следом за своим сыном и его гостем, щелкнула кнопкой электрического чайника и полезла в висящий на стене шкафчик. Паша, видя это, бросился помогать ей — было ясно, что мать до последнего момента не собиралась ни поить его друга чаем, ни вообще обращаться с ним, как с гостем. Может быть, это Алексей повлиял на нее — так же, как он проделал это с Арутюном Левоновичем? Павел покосился на своего товарища, который в этот момент как раз усаживался за стол. Нет, вряд ли, он ведь пока почти ничего не сказал, только поздоровался. «Значит, это папа сумел убедить маму не набрасываться на Лешку с порога», — решил Паша и бросил на отца быстрый восхищенный взгляд.