Шах и мат (СИ) - Тыналин Алим - Страница 3

Вот только он умер, когда поскользнулся, упал с лестницы и ударился головой. А я занял его место. Вот такие дела.

Судя по всему, в шахматах Архаров особо не блистал. Это я тоже вспомнил. Тем более, что в это мгновение Муромцев позвал меня.

— Архаров, пойдем сюда. Лимузинов пусть отдохнет чуть-чуть, а ты немного поиграй с Гольченковым. Это полезно, чтобы травму преодолеть.

Ну, утверждение довольно сомнительное. Но я спорить не стал. Мне и самому было интересно проверить свои силы.

Пропали или нет мои способности? Сейчас узнаем. Я встал и направился к столику с шахматной доской посередине.

— Давай-давай, хотя бы до десятого хода продержись, — насмешливо напутствовал Матвей в спину.

Волноваться не о чем. Как только я уселся за стол, на ум сразу пришли все возможные комбинации. Я отрабатывал их последнее время.

Наверняка здесь, в 1971 году, о таких ходах еще и не слыхали. Я поглядел на соперника. Долговязый парень с круглой головой. Крупный нос, толстые губы. Он посмотрел на меня с улыбкой превосходства.

— Ты уже очухался после падения, Денис? — пренебрежительно спросил он. — Может, тебе дать ферзя для форы?

Вот ведь уродец. Он уверен, что сейчас вздрючит меня, как Тузик Жучку. Да, как я помнил, мой предшественник в этом теле показывал не самые блестящие результаты. Так, середнячок.

Но сейчас вместо него самонадеянному гордецу противостоит совсем другой Архаров. И я дал себе слово надрать наглецу задницу.

— Не забывайся, Яковлев, — одернул парня Муромцев. — Ты всегда должен быть настороже. Никогда нельзя недооценивать противника. Даже заведомо слабого.

А вот это правильно. Это и мне самому урок. Нельзя задирать нос. Может так случиться, что этот долговязый — шахматный гений. И мне самому надо быть готовым к отчаянной битве.

— Обойдемся без фор, — сказал я и насупился. — Только, я сыграю белыми.

Яковлев пожал плечами. Снисходительно простер руку над доской. Будто одолжение делал.

— Пожалуйста!

Но тренер покачал головой.

— Никаких фор, я сказал. Даже несмотря на то, что у тебя самый высокий в клубе рейтинг, Яковлев. Будем кидать монетку. У кого орел, у кого решка?

Я всегда выбирал решку. И не успел Яковлев сказать и слова, как я выпалил:

— Решка!

Мой соперник кивнул. Муромцев достал пять копеек, кинул, поймал, показал нам. Мелькнула лицевая сторона. Я выиграл. Ну что же, надеюсь, это хороший знак.

— Ничего, Антоха Диньку с закрытыми глазами под орех разделает, — сказал кто-то в толпе зрителей.

Надо же, у него масса поклонников. Ладно, посмотрим. Вокруг и в самом деле собралось несколько десятков человек. Почти все поглядывали на меня, как на мелкого комара, зудящего над ухом. Как на досадную помеху. Ну, держитесь, субчики.

Тренер проверил часы рядом с доской. Кивнул мне.

— Все, готово. Начинайте.

Отлично. Я уселся поудобнее на жестком деревянном стуле. Окинул взглядом шахматную доску с ровными шеренгами фигур. Бросил взгляд на соперника.

Взял пешку, бросил вперед, в бой. Ударил по часам. И, как всегда, полностью сосредоточился на сражении. Начисто забыл об окружающем мире.

У меня ведь как всегда получается. Еще с раннего детства. Когда я сажусь за доску и погружаюсь в игру, шахматные фигурки оживают в моем воображении. Это кажется бредом, но это так.

Шахматы становятся настоящими бойцами. Живыми и готовыми к битве.

Пешки — это пехота. Вооруженная копьями и щитами. Иногда короткими мечами, как гладиусы римских легионеров.

Ладьи — это боевые колесницы. Ратха, как называли их индусы, прародители шахмат. Эти атаковали врага стрелами, а еще рубили острыми лезвиями серпов, расположенных на осях колесниц.

Кони, само собой, конница. Обычно это тяжелая кавалерия. Катафракты, закованные в доспехи.

Ну, со слонами и так все ясно. Хасти на языке индусов. Огромные бронированные животные. Стояли рядом с королем и ферзем, трясли хоботами, пронзительно трубили.

Кстати, вместо короля в моем воображении был богато одетый раджа. А ферзь — это его советник, визирь. В роскошном золотистом халате и с белым тюрбаном на голове.

Впрочем, иногда картинка менялась. Воины становились средневековыми рыцарями или японскими самураями.

Сама шахматная доска тоже менялась. Воображение у меня — дай бог каждому. Поле битвы казалось равниной, лугами, пустыней или лесистой местностью. По-разному.

Я раньше часто думал, почему мне все это видится. Потом, после мучительных раздумий, понял. Дело в том, что у меня развитая игровая интуиция.

И вот, чтобы оправдывать ходы, сделанные как будто по наитию, мой мозг придумывает эти красочные картинки. Хотя на самом деле, интуиция — это лишь плод долгой кропотливой работы над собой. Она приходит с опытом. И оттачивается, как лезвие ножа.

Вот и сейчас все произошло, как раньше. Фигурки зашевелились передо мной. Закричали победный клич, указывая кончиками оружия на врага. Те вопили в ответ.

Пехотинец, которого я бросил вперед, угрожающе потряс копьем. Ну-ка, поглядим, какой ход сделает вражеский полководец.

Вообще, надо знать, что исторически в шахматах сложилось три стиля.

Первый — это атакующий. Его приверженцы видят в шахматах искусство. Они хотят создать шедевр в каждой партии. Разрабатывают оригинальные комбинации и бешено атакуют. Хотят полностью владеть инициативой на поле боя. Не боятся жертвовать фигурами.

Другой стиль — это позиционный. Эти любят использовать преимущества позиции. Шаг за шагом накапливают плюсы, стараются занять выгодную сторону.

Постепенно переигрывают противника. Перемалывают, как в мясорубке. Предпочитают обороняться, не рисковать.

Ну, и третий стиль — это универсал. Или компьютерный. Его придерживаются большинство мастеров двадцать первого века. Выбирают наилучшие ходы. Ориентируются на абсолютную оценку позиции, которую дают компьютеры.

У меня сейчас, конечно, такой роскоши не было. Но зато я помнил многие комбинации. И надеялся их повторить.

Кроме того, надо помнить, что самые сильные игроки похожи на хамелеонов. Они способны подстраиваться под нужный стиль.

Где-то неистово атакуют, чувствуя страх соперника. Иногда уходят в глухую оборону на сильной позиции, отбиваясь от яростных наскоков врага. И всегда просчитывают самые мощные комбинации.

Сейчас ответ врага не заставил долго ждать. Яковлев бросил своего черного пехотинца навстречу моему. Копьеносец в черных доспехах подошел вплотную к моему солдату и погрозил копьем.

Мой воин стоял спокойно и ждал схватки. Мне понравилось его поведение.

Чтобы усилить давление на центр и подкрепить моего солдата, я выслал конницу с правого фланга. Всадник промчался через строй пехоты.

Остановился перед ровной шеренгой и застыл в ожидании. Следующим ходом он мог броситься вперед и отрубить башку нахальному вражескому копьеносцу.

Чтобы этого не случилось, Яковлев отправил на подмогу своего всадника. Со своего правого фланга. Пока что он как будто отзеркаливал все мои действия.

Ну да, это ведь так называемый знаменитый испанский дебют. Авторства Руй Лопеса, испанского шахматиста и теоретика, жившего в шестнадцатом веке. Чтобы завершить его, я приказал выйти из строя своему слону с правого фланга.

Бронированное чудище затрубило и мерно топоча ногами, двинулось по диагонали. На его спине примостились маленькие фигурки возницы и метателя дротиков. Слон обошел моего копьеносца сзади и выдвинулся далеко вперед.

Остановился возле вражеского всадника и затрубил на него. Вороной конь испуганно взвился на задние ноги, но наездник удержал животное на месте.

Главная фишка испанского дебюта — непрерывное давление на черного коня. Или, само собой, на черную пешку, пытающуюся занять центр. Вообще, испанская партия — одно из лучших начал для белых. Позволяет мне сохранить наибольший перевес.

Впрочем, вражеский генштаб в лице Яковлева нисколько не сомневался в победе. Почему, да потому что наверняка знал теорию дебютов наизусть. И просто действовал по готовой схеме.