Золото: деньги прошлого и будущего - Нейтан Льюис - Страница 70

Каким-то образом Картер, не понимавший, что подточившая его президентство инфляция исходила от ФРС, сумел сместить не справлявшегося с обязанностями Миллера с поста президента Центробанка задолго до истечения срока его полномочий, к тому же сделать это единственно возможным способом. Более того, вместо него он назначил человека, наилучшим образом подходящего для выполнения поставленных задач.

Несмотря на то, что многие страны перешли на плавающие курсы валют в надежде самостоятельно определять курс экономической политики, на деле все оказалось сложнее. Соединенные Штаты и Россия (вернее, Советский Союз и страны соцлагеря) были единственными государствами, которые могли позволить себе подобную автаркию благодаря огромным территориям и достаточной диверсификации. Европейские и азиатские страны всегда были связаны с соседями теснейшими торговыми отношениями и прекрасно это осознавали.

Успешная торговля всегда зависела от устойчивости валютных курсов, и хотя в 1973 году весь мир перешел на плавающие валюты, правительства не хотели, чтобы они заплывали слишком далеко. Если бы иена сохранила привязку к доллару на Бреттон-Вудском уровне ¥12 600 за унцию золота, курс иены к доллару вырос бы с 360 единиц японской валюты в

1970 году до 14,8 иены за доллар в 1980 году, когда доллар скатился до исторического минимума в $850 за унцию золота. Немецкая марка стоила бы $6,69. Можно представить, в каком невыгодном положении оказались бы Япония с Германией. Ориентированные на экспорт отрасли разорились бы, национальная промышленность не выдержала бы конкуренции с дешевым импортом. Именно так действовала в 1930-е годы тактика «разори соседа». Единственный способ оградить свою страну — это ввести ограничения на торговлю, но Япония, Германия и Франция, экономики которых зависят от экспорта, не могут им воспользоваться. К тому же такая тактика вряд ли понравится торговым партнерам: судя по опыту 1930-х годов, последствия торговой войны могут быть катастрофическими. Когда девальвации подвергается основная мировая валюта, практически никто не может противостоять желанию понизить свою национальную валюту.

В 1970-е годы все страны увязли в инфляционной трясине. Точно такая же картина наблюдалась в 1930-е годы, когда Британия провела серийную девальвацию фунта стерлингов: инфляция тогда поразила всех, даже Соединенные Штаты.

Даже если бы Европа вместе с Японией решили самостоятельно установить золотой стандарт, позволив доллару падать в одиночку, им бы помешали правила, оставшиеся в наследство от Бреттон-Вудских договоренностей. Международный валютный фонд запретил правительствам продавать и покупать золото иначе как по фиксированным ценам в соответствии с установленным паритетом. После отказа от Смитсоновского соглашения ни одна страна на это бы не пошла, так как рыночная стоимость золота слишком сильно отличалась от паритета. В результате они не смогли бы торговать золотом между собой, что является обязательным условием любой системы конвертирования. В 1975 году было подписано новое соглашение, согласно которому странам разрешалось торговать золотом по ценам на открытом рынке, но фиксировать стоимость «желтого металла» они не могли. МВФ, по сути, являлся подразделением американского Казначейства, а Вашингтон давно стремился к тому, чтобы по возможности сократить использование золота и сохранить за долларом роль международного средства обмена.

Девальвация мировых валют происходила в контексте «холодной войны». Европа и Япония чувствовали себя защищенными ядерным арсеналом США и не боялись советского вторжения. Находясь в подчиненном положении к США в военной сфере, они не помышляли о том, чтобы покуситься на доминирующую роль Вашингтона в сфере денежной политики.

Правительства европейских стран думали о создании единой европейской валюты с конца 1950-х годов, но не могли осуществить задуманное в условиях хаоса, воцарившегося в международной денежной системе в период 1971–1973 годов. Со временем они разработали план, который помог им обезопасить себя от ошибок, допущенных в денежной политике американским правительством. Идея перейти на евро родилась в мрачные дни 1978 года.

Глава 11 Рейган и Волкер: провал монетаризма, успехи налоговой политики и экономический бум 1980-х годов

«Мне кажется, кризис удалось разрешить, поскольку сработало предложенное Манделлом сочетание разных политик. Я не хочу сказать, что это произошло благодаря обедам в Michael I, что кто-нибудь из власть предержащих сознательно планировал изменить курс или даже понял, о чем речь. Но каким-то таинственным образом, путем проб и ошибок, система нащупала верный курс. Проведенное Волке-ром ужесточение денежной политики покончило с инфляцией; проведенное Рейганом снижение налогов возобновило рост экономики».

Роберт Бартли, «Семь тучных лет», 1992^[78]

«Международная денежная система — вне зависимости от того, какие страны оказываются в выигрыше, а какие в проигрыше — была финансовой системой, попирающей права реальных производителей. С тех пор как в 1973 году мир перешел на "плавающие" курсы валют, при которых стоимость валют определяется свободным рынком, курс доллара многократно позволял себе совершать "бешеные скачки", по меткому определению Ли Якокка, каждый раз дестабилизируя торговые отношения. Пока нынешняя система свободного рынка остается в силе, валютные курсы будут продолжать колебаться между крайними значениями.

Деньги должны были стать нейтральным посредником в торговле. Но сейчас они превратились в нервного хозяина… Торговые войны всегда велись посредством валют, и эта меркантилистская вражда между народами продолжается с самого зарождения капитализма».

Уильям Грейдер, «Тайны храма», 1987^[79]

В 1971 году Ричард Никсон заявил, что «все мы стали кейнсианцами». В 1977 году газета Wall Street Journal объявила, что Кейнс мертв. Кейнсианцы не могли объяснить рецессии 1974 года и тем более с нею справиться. Кейнсианство, и особенно его положение о том, что девальвация валюты ведет к снижению уровня безработицы и росту экономики, и послужило причиной возникших проблем.

Экономисты искали новых путей решения проблемы. Авторы комментариев в Wall Street Journal решили, что экономист Роберт Манделл и его бывший ученик Артур Лаффер могут указать верный путь. В мае 1971 года, когда Бреттон-Вудское соглашение доживало последние дни, в одной из своих малоизвестных широкой публике статей Манделл писал:

«Правильным набором мер [в 1971 году] станет сочетание налоговых послаблений с целью повысить объемы производства и ужесточения денежной политики с целью остановить инфляцию. Более быстрый рост экономики, вызванный снижением налогов, породит достаточный спрос на кредиты, чтобы позволить расширить реальную денежную массу при повышении процентных ставок»^[80].

В наши дни предложение сочетать снижение налогов с ужесточением денежной политики может показаться очевидным, но в те времена оно радикальным образом отличалось от привычных методов. Разве снижение налогов не вызывает инфляцию, будучи слишком сильным стимулом для экономики? Разве ужесточение денежной политики пе ведет к рецессии? Согласно распространенной тогда точке зрения, следовало увеличить денежную массу (чтобы победить безработицу) и повысить налоги (чтобы сдержать инфляцию). Но уже к 1978 году журналисты из Wall Street Journal вместе с горсткой экономистов и политиков, воспринявших идеи Манделла, смогли донести их до широкой публики.

В 1978 году по инициативе конгрессмена-республиканца Уильяма Стайгера был примят закон о снижении налога на прирост капитала. Это был прицельный удар по наиболее деструктивному элементу деструктивной налоговой системы. Согласно распространенной в те годы теории, по крайней мере в том виде, в каком ее исповедовали республиканцы и прежде всего президент Никсон, высокая ставка налога на прирост капитала позволяла сократить дефицит бюджета. Демократы привычно считали, что высокая ставка налога на прирост капитала давала возможность перераспределить прибыли. Но на этот раз демократическое большинство в Конгрессе проголосовало за поправку Стайгера, хотя отвергло предложение президента-демократа Картера сделать налоговую систему более «справедливой», ограничив вычитаемые деловые расходы. Инициированное Стайгером снижение налога аннулировало повышение, произведенное Никсоном в 1968 году. Ставка налога на прирост капитала снизилась до 25 % с 50 %, хотя и не была проиндексирована с учетом инфляции.