Повелитель снежный (СИ) - Синякова Елена "(Blue_Eyes_Witch)" - Страница 3

Темный камень в серебрянкой огранке, как кулон.

Почти черный по своим гладким краям, он обладал собственной загадочной сердцевиной, которая становилась то сиреневой, то фиолетовой, то почти черной, когда я поворачивала его в руках, подставляя под прямые солнечные лучи, завораживая и поднимая в юной душе, не знающей соблазнов, бурю восторга и благоговейного трепета перед столь идеальной красотой.

- Драгоценный?! – ахнула я, вздрагивая, когда старец неожиданно сжал мою ладонь, заставляя обхватить камень крепко-крепко, и скрыть от глаз всех вокруг, когда я дернулась в его руках, почувствовав сильную и резкую боль, не сразу понимая, что поранилась об огранку этого завораживающего камня.

- Он твой! - выдохнул старец, не отпуская моей руки, сжатой в своей ладони до тех пор, пока не увидел, как я скривилась от боли, понимая, что моей силы не хватит, чтобы вырвать свою руку, и что я не смогу закричать и позвать на помощь взрослых….потому что было стыдно.

Я сама себе не могла объяснить почему!

Но когда эти глаза смотрели на меня пронзительно и навязчиво, я терялась и уже не обращала внимания на белоснежную бороду, скрипящий голос или морщины на старческом лице…

Мне казался он слишком огромным и сильным.

Не засушенным, невзрачным дедом, какие жили в нашей округе, не привлекая к себе лишнего внимания и не вызывая в моей душе даже доли странных неясных подозрений, а кем-то иным.

- …не могу взять, - прошептала я, отводя глаза, не в силах выносить этого взгляда и с надеждой глядя на друзей и подруг, которые снова были рядом, ныряя своими прожорливыми ладошками в мешок, чтобы с восторженным смехом вытащить очередную игрушку и нежданный подарок.

- Он твой! - в этот раз старец проговорил примирительно и сладко-ласково, осторожно убирая свою руку и давая мне возможность пошевелить своими онемевшими, но уже отогретыми пальцами.

Мозгами понимая, что этот подарок слишком дорогой, я не могла оторвать глаз от камня, видя, словно магму, переливающуюся в лучах солнца, которая меняла цвет ненавязчиво и тонко, как вуаль темноты и таинственного эликсира, стирая кончиками пальцев размытую по камню кровь.

-…что я бабушке скажу? - пробормотала я, сдаваясь на милость этой невероятной красоте и не в силах попрощаться с этим камнем, краем глаза увидев, как улыбнулся старец, и понимая, что сделала я это напрасно, согласившись принять подарок, который стоил столько, что я себе еще и представить не могла.

- Ничего не говори. Просто не показывай его. Никому.

Нет, все это было неправильно!

И нужно было сейчас же встать, уйти и отдать камень этому…человеку. Ибо называть его даже про себя старцем у меня уже не получалось, не смотря на этот вид, морщины и голос.

Словно почувствовав во мне зарождающиеся перемены и желание прекратить это все, он вдруг зашевелился, опуская меня от себя, и поднимаясь на ноги, чтобы повернуться к ребятам, улыбаясь и разводя руками:

- Оставьте подарки родне, дети мои!

Этот человек двинулся вперед по узкой дороге, горбясь и сгибаясь почти пополам, но как бы он не шаркал ногами и не склонял голову, а невозможно было не заметить ширины его плечей под мешковатой белой шубой и силы рук, с которыми он упирался в несуразную корягу, словно в посох.

Он удалялся по дорожке вниз, петляя между сугробов и разговаривая со скачущей вокруг него детворой о своем брате. Вернее расспрашивая о какой-то семье в нашей деревне, о чем дети рассказывали с удовольствием и перекрикивая друг друга, пока я стояла на прежнем месте, глядя на него…и сжимая в ладони камень.

Я не смогла заставить себя уйти с этого места, пока мужчина не скрылся из вида, бросившись домой со всех ног и пряча камень глубоко в карманах, чтобы не потерять его и случайно не выронить дома.

После того, как солнце спряталось за горизонтом, бабушка не выпускала меня на улицу, сколько бы слез я не лила, и как бы не просилась, но пришедшая в этот вечер подруга, смутила меня, заставляя отчего-то покраснеть, когда вложила в мои ладони леденец, прошептав:

- Старик просил передать его тебе. Он последний остался, а ты ведь так и не попробовала сладостей.

- Что за старик?- обернулась бабушка, не переставая замешивать тесто на хлеб, чтобы он поднялся к утру и внимательно слушая пересказ подруги о том, как пришел добрый старец, который всех угощал сладостями и дарил подарки, придя к нам в поисках своего брата, но был очень расстроен, когда оказалось, что брат его давно мертв.

- Жаль было его, - вздыхала девочка, сидя рядом со мной на кровати, - Он даже заплакал, когда уходил! Хороший он!

К счастью, о том, как он грел мои замерзшие руки, и что мне досталось в подарок, так никто и не узнал….а иначе я сгорела бы со стыда!

Уже ложась спать, я посмотрела на леденец, который так и не попробовала, с интересом повертев его в руках и не понимая, что же это было? Слово зеленая стрелка или…

….присмотревшись, я удивленно захлопала глазами, разглядев на леденце мордашку с двумя глазами и видя теперь отчетливо образ змеи.

Она стала моей случайно.

Родившись в грехе, эту хрупкую нежную душу, не тронутую земными пороками, мне отдали словно ягненка на закланье, чтобы выторговать свою никчемную, порочную жизнь, прикрываясь любовью к мужчине, что даже не был отцом этого ребенка.

Эта святая чистая кровь была сильнее их.

Но знала ли об этом та, кто считала, что бросить свое дитя - это простительный грех?

Я отдал две жизни, которые не познали жалости, за ресницы этой девочки, чтобы только их не тронула слеза.

Милый ребенок, с глазами зелеными, словно драгоценный камень и волосами вороного крыла, стал моим сам того не подозревая, когда она стояла во мраке старого покосившегося дома, который мог повалиться от одного моего дыхания.

Прелестный ребенок, которого я пожалел, оставив в объятьях старухи, чтобы разум ее оставался чистым, нетронутым невзгодами, а сердце горячим и таким жарким.

Мара.

Моя Мара.

Наследница трона лютой стужи и синего колючего инея.

Моя маленькая возлюбленная, чьи ароматные волосы я целовал белыми пушистыми снежинками, скрывая ее от всего мира непроглядной пеленой мороза и арками ледников.

Моя прелестная драгоценность, которую я обнимал ветрами, пробираясь через щели ее дома, где меня не мог испугать жар от печи или глаза ее бабки, что следила за внучкой столь пристально и неуклонно, что у меня не было шанса подобраться к ней ближе.

Их шаткий домик был не способен противостоять моей нечеловеческой силе.

Как не смогла бы меня остановить вся деревня и весь этот мир, прими я решение войти и забрать свое. Но жаль было пугать мою девочку, становясь в ее глазах монстром раньше времени.

Поэтому бродил я мевдедем-шатуном по краю деревни, выискивая ее и пугая нерадивых охотников тем, что никогда не видели они зверья с такими глазами.

Поэтому рыскал по лесам и сугробам лютым волком, чтобы только учуять ее аромат сладких ягод на снегу, пока играла с детьми на улице рядом с домом.

Поэтому заглядывал в окна серебряной луной, пробираясь в дом неясным призрачным светом, чтобы увидеть, как спит моё сокровище.

Как она растет, и под белой длинной рубахой для сна, детское тело обрастает округлостями, наливаясь женственностью и нектаром, который я хотел вкусить первым и единственным, когда придет мое время.

И как бы хитрая старуха не щурилась в ночи, боясь уснуть, как бы не закрывала плотными занавесками все окна, я все равно был рядом каждый день, чтобы чувствовать, как в ледяном сердце самой зимы зарождается огонь такой силы, что он жег меня изнутри.

Это смертные придумали время, разделяя свою и без того короткую жизнь временными рамками. Для мне подобных нет понятия времени и пространства, есть лишь свет и мрак.

Но теперь и для меня время текло слишком медленно, пока на моих глазах девочка расцветала, а я не мог прикоснуться к ней.