Том I: Пропавшая рукопись - Джентл Мэри - Страница 98

• Предыдущая
• 98/179
• Следующая

— Не понимаю! — повторила она.

Не сразу Аш вернулась к своей командной палатке. Переходя от одного кострища к другому, она переговорила не менее чем с сотней подростков, note 102 пьянствующих, похваляющихся своими якобы успехами у женщин и своим якобы умелым владением большими луками или алебардами.

— Война есть война, ребята, — втолковывала она им с бодрым видом.

И присаживалась на корточки у костров, пламя которых было невидимым в солнечном свете, выслушивала — то, что они говорили и о чем умалчивали; там отхлебнув пива, там перехватив чашку густой похлебки, слушала их возбужденные голоса: что говорят о войне, о своем хирурге, чем грозит военно-полевой суд из-за смерти Джосса.

Дольше всего она пробыла в той части лагеря, где располагались тринадцать-четырнадцать фламандских копейщиков под командованием Джоселина ван Мандера.

Уже придя к себе, она обвела взглядом собравшихся: кто из ее офицеров явился на совещание, кто — нет. Слегка нахмурила свои серебристые брови и снова вышла на воздух, взяла эскорт — сегодня их было шестеро — из группы копьеносцев английского рыцаря и собак и пошла назад в лагерь по устланным соломой тропкам между палатками и хижинами под тростниковой крышей.

— Ди Конти, — позвала она. Поль ди Конти выскочил из своей палатки, с широкой улыбкой на обожженном солнцем лице, и упал перед ней на одно колено. — Ты не явился на совещание в мою палатку, и не пришли командиры фламандских копейщиков. Облачайся в полный доспех и марш на совещание.

На лице солдата из Савойи сияла улыбка. Он проговорил своим мягким акцентом:

— Джоселин сказал, что будет у тебя на совещании. Мы с Виллемом не возражали, и другие тоже. Джоселин расскажет нам все, что нам надо знать.

А ведь ди Конти даже не фламандец! Аш заставила себя ответить ему улыбкой.

Улыбка ди Конти немного померкла, он добавил:

— Командир, что нам всем там толпиться!

— Ну ладно, хоть половина из вас не будет сидеть у меня на коленях! Пускай. — Аш сделала резкий поворот кругом и пошагала в центр лагеря.

Разъяренная, она быстро шагала и не сразу заметила преследующего ее очень рослого темноволосого мужчину. Кожа его была белой, у него была редкая черная бородка, ростом он был явно выше шести футов — она все поднимала и поднимала голову, пока наконец увидела его лицо. Одна собака тявкнула на него, и он отпрыгнул в сторону с неожиданной легкостью.

— Вы ведь… Фаверхэм? — вспомнила она.

— Ричард Фаверхэм, — подтвердил он по-английски.

— Вы священник, помощник Годфри, — почему-то она не могла вспомнить титул.

— Дьякон. Хотите, я буду читать мессы до приезда магистра Годфри? — серьезно спросил Ричард Фаверхэм.

Англичанин был ненамного старше ее; он вспотел в своей темно-зеленой рясе священника, был босиком, но острая солома не колола его затвердевшие ступни. На одной щеке синими чернилами был вытатуирован небольшой крестик. На шее висели звякающие при ходьбе медали с изображениями святых, в том числе несколько амулетов святой Барбары. note 103 Аш оценила его предложение:

— Согласна. Он не говорил вам, когда вернется из…. — она незаметно за спиной скрестила пальцы, — … Дижона? Дьякон Фаверхэм благожелательно улыбнулся

— Нет, командир. Я ведь соображаю, что магистр Годфри — человек не от мира сего. Если он повстречал человека больного или бедного, он не уйдет, пока не поможет всем, чем может.

Аш почти поперхнулась, резко остановившись среди солдат, собак на привязи, оттяжек палаток и пахучих лошадиных яблок.

— Это Годфри-то — не от мира сего?! Ричард Фавершэм неуверенно щурил на солнце свои маленькие черные глазки. Но голос его звучал уверенно:

— Магистр Годфри когда-нибудь станет святым. Не было случая, чтобы он не принес Тело Господне самому вульгарному алебардщику или самой грязной шлюхе. Я свидетель, как он ухаживал за больным ребенком сорок часов подряд — и ровно такое же время за больной собакой. После смерти его причислят к лику святых.

Аш вновь обрела дыхание и сообразила сказать:

— На данный момент он устроил бы меня здесь, на земле! Если увидите его, передайте, что он нужен командиру сейчас; а тем временем готовьтесь прочитать мессу.

Она шла дальше к командирской палатке, всего один раз остановившись по пути: сказать пару слов Джону де Виру и пришедшему с визитом Оливье де Ла Маршу, он как раз беседовал в свое удовольствие с английским графом; и вот уже она стоит под вымпелом Льва Лазоревого перед своей палаткой и приглашает своих офицеров перейти на открытую площадку.

Спотыкаясь, они выбрались из палатки под яркое солнце Бургундии: у Герена развязаны шнурки одежды, рейтузы закатаны до бедер; Роберт Ансельм в доспехе нагрудном и наспинном; Анжелотти в белом шелковом камзоле, — Аш, искренне изумившись, пробормотала: «белый!», «шелк!» и отметила, что ее главный пушкарь переодет во все чистое; и Джоселин ван Мандер, от солнца прикрывший глаза капюшоном.

Она подняла руку. Эвен Хью приложил горн к губам и сыграл сигнал всеобщего сбора. Она не очень удивилась, что все быстро сбежались и заполнили до отказа открытую площадку в центре лагеря, а кто не поместился — столпились на противопожарных полосах между палатками. Ей пришло в голову: «Иногда слухи о моих намерениях расходятся в народе до того, как я задумаю их…»

С перевернутой бочки, стоявшей под вымпелом отряда Лев Лазоревый, Аш согнала квохчущую курицу и легко вспрыгнула на бочку. Уперлась руками в бока. Из-за полного безветрия синий с золотом вымпел висел неподвижно, сложившись складками: «Ну что же, все сразу не бывает!» — подумала она и обвела глазами толпу, задерживая взгляд на отдельных лицах, которые в ответ улыбались ей.

— Господа, — она бросила только одно слово, чтобы они затихли и были готовы слушать ее. — Господа — я обращаюсь ко всем, — вам будет приятно узнать, что мы снова идем на войну.

Ее слова были встречены глухим рокотом удовольствия, но отчасти и тревожными воплями (некоторые были по-настоящему обеспокоены).

Аш не знала, как меняет ее лицо улыбка, когда она выступает перед своими людьми; не понимала, что ее лицо освещает искренняя радость. В канун битвы выражение ее лица передавало им ее полную (конечно, подсознательную) уверенность, что все будет хорошо.

— Будем воевать с визиготами, — объявила она. — Отчасти потому, что нас устраивает, чтобы у нас тут, в Бургундии, было солнце! В основном потому, что милорд граф Оксфорд нам за это платит. Но главным образом, — и эти слова она особо выделила, — главным образом мы воюем с визиготской шлюхой за возвращение моих, блин, доспехов!

Одновременно грянули раскаты хриплого здорового мужского хохота и приветственные крики, и от громкого триумфального вопля разве что не задрожала земля под перевернутой бочкой. Аш подняла вверх обе руки, призывая к молчанию.

— А Карфаген? — в тишине раздался голос Бланш из вагончика.

Ну вот, а что я говорила о слухах?

— Это подождет! — Аш заставила себя улыбаться во весь рот. — Через три-четыре дня мы выйдем в поле против этих тряпичников. Все сегодня получат аванс. Ваша обязанность на остаток дня — пойти и нализаться до упаду и дважды оттрахать всех шлюх Дижона! Я не… — Тут на нее обрушилась волна шума и криков, в ошеломлении она пыталась расслышать, о чем кричат, и прекратила попытки; от широкой улыбки у нее заболели щеки; и как только чуть снизился уровень шума, она договорила: — …не хочу видеть сегодня ни одного трезвого в цветах Льва Лазоревого!

— Этого-то не боись, командир! — прокричал голос с валлийским акцентом.

Аш взглянула на Герена аб Моргана, приподняв серебристую бровь:

— Вроде бы я не говорила, что это касается и офицеров?

От этих слов шум, если это возможно, стал еще громче: восемь сот мужских глоток вопили в чистом восторге. Под воздействием адреналина в крови Аш почувствовала душевный подъем:

• Предыдущая
• 98/179
• Следующая