Когда распахиваются крылья (СИ) - Самарова Екатерина Андреевна - Страница 27

     – Вася, подожди! – перебил меня Гоша. – Я совсем не об этом хотел тебя попросить! Я лишь хотел сказать, что не стоит тебе оценивать окружающих людей по шкале «Добрый – злой».

     – Но как же… – заикнулся было я, ибо услышать такие слова от Бога, который, согласно всему, что я о нём слышал, только и делал, что делил всех на добрых и злых, было странно, но тут Гоша взял меня за плечо, и легонько потрепал – наверное, чтобы перетрясти все дурацкие мысли в моей голове и освободить место для Божественных откровений.

     – Послушай, Вася, и запомни, пока твоя душа ещё не обросла чешуёй опыта! Добро и Зло – эти категории придумал не я. Посмотри вокруг – я не создал этот прекрасный мир чёрно-белым, нет, я наполнил его великим множеством цветов и оттенков, и в этой палитре чёрный и белый – не главные и даже не часто встречающиеся. Больше того, в этом мире вообще нет чистого чёрного или чистого белого. Оба этих цвета созданы вами, как созданы вами добро и зло. Любой из вас, каждый человек – неизмеримо больше, чем добро и зло. Вы придумали их, чтобы почитать и наказывать, но вы не понимаете, что в них нет главного: в них не ни вас, ни меня. В них нет жизни, как не может быть жизни в любой схеме. Вы почему-то думаете, что я создал добро и зло, – но как бы я это сделал, если я подарил вам самое главное – свободу? Нет свободы там, где есть ограничения духа.

     Гоша ещё раз встряхнул меня, может быть, проверяя, все ли его мысли улеглись в моей голове, а потом медленно, почти по слогам проговорил – как будто говорил со слабоумным:

     – Нет в этом мире добра и зла. Есть только ваш выбор и ответственность за него. Ответственность, которая – уж поверь мне – приходит всегда. Рано или поздно, но – всегда.

     – То есть… Если нет добра и зла… Как мне ориентироваться? Как понять, что то, что я делаю правильно?

     – Вася, подумай вот об этом: если человек, совершая поступки, думает, добро он сделал или зло, – это плохой человек. Не к добру или злу тебе следует стремиться – а только к любви и свободе.

     «Э… Ну ладно, – растерянно подумал я. – Хотя мне всю жизнь говорили другое… Но ты же Бог… Наверное, тебе можно верить…»

     – Я полагаю, можно, – не смутившись, ответил Гоша. – Подумай об этом. А сейчас тебе нужно домой. До завтра!

     – Эй, подожди! У меня есть ещё вопросы!.. – крикнул я, но Гоша, мягко улыбнувшись, положил ладонь мне на грудь, прямо на сердце. Я задохнулся – тело и голову тут же захлестнула золотистая воздушная волна свежего морского воздуха и щемящей свободы. За спиной раскрылись огромные, охватывающие весь мир вокруг крылья; я вдруг захотел раствориться без остатка в этом сияющем небе, серебристом ветре, несущемся над землёй, в мягкой и сырой земле, в каждом зелёном побеге, проклёвывающемся из-под палой листвы… Потеряться в этом божественно прекрасном мире, слиться с ним и творить, творить, творить… В каскаде переливающихся ощущений показались золотые искры – это Гоша смотрел на меня… Нет, не Гоша… Бог. А Гоша снова улыбнулся, поднял руку и, чуть помедлив, громко щёлкнул пальцами. Тёмная прозрачная занавеска упала на весь в золотистых искрах мир. Я закрыл глаза и отключился.

* * *

     – Вася! Вася!.. – кто-то, с очень знакомым и отзывающимся на саднящую грудь голосом мягко, но настойчиво трепал меня за плечо. – Вася, ты чего, уснул?

     Я медленно открыл полуослепшие глаза, пытаясь рассмотреть, кто это. Знакомые черты слились в одно лицо. Мама.

     – Вася, да что с тобой? – испуганно проговорила она, отступив от меня, когда я сдавленно застонал. – Тебе плохо?

     Ну вот, теперь ещё и маму напугал. Где это я вообще и что со мной? Я коротко выдохнул, собрался с силами и осмотрелся. Оказывается, я сидел на скамейке рядом с нашими воротами. Как я здесь оказался, я не помнил, но наверняка это все устроил Гоша. При мысли о нём в груди заныло, как будто внутри не хватало чего-то большого и тёплого; все тело покрылось мурашками. Я покрутил головой, пытаясь вернуться в этот мир.

     – Вася?..

     – Все нормально, мам… – быстро ответил я – не хватало ещё, чтобы мама начала волноваться, – я просто пришёл со школы, захотел посидеть здесь чуть-чуть – погода очень хорошая. И, наверное, задремал…

     Мама подозрительно осмотрела меня, а потом озабоченно спросила:

     – Уж не заболел ли ещё и ты, товарищ?

     – Нет! Говорю же – случайно уснул… Ночью плохо спал.

     Мама, чуть расслабившись, хмыкнула:

     – Вот оно как! Мне вот казалось, что ночью ты спал как мамонт в спячке. Ладно уж, иди домой, поешь, а я схожу в магазин, а ещё надо в медпункт зайти.

     С этими словами мама махнула мне рукой и пошла вниз по дороге на другую улицу, где рядом со школой был магазин.

     Я вяло кивнул и пошёл домой, неосознанно потирая ноющую грудь. Войдя во двор и погладив радостно завизжавшего Жулика, я вдруг громко спросил сам не зная кого:

     – Ещё и я заболел? А кто первый?

     Оставив Жулика догрызать кость, я прошёл по двору, скинул на веранде грязные резиновые сапоги и, тяжело протопав по холодным доскам, зашёл домой. Дома было непривычно тихо – Женька не встретил меня, как обычно, радостными криками. «Гуляет в огороде, что ли?» – подумал я. Но пройдя в комнату, понял, что ошибся: Женька мирно спал на моей кровати, подложив руки под щёки. Странно, он уже давно не спал днём. Я бросил ещё один взгляд на почему-то слегка порозовевшего мелкого, а потом пошёл переодеваться, умываться и есть.

     Подобрав под себя ноги и прихлёбывая чай, я бездумно уставился в телефон, ощущая внутри болезненную пустоту, когда на кухню прошёл заспанный и все такой же странно розовый Женька и забрался на соседнюю табуретку.

     – О, мелкий! – я тут же очнулся от своей опустошённости. – С добрым утром, соня! Много будешь спать – всю жизнь проспишь!

     Но Женька лишь капризно прохныкал что-то, отобрал у меня телефон и пошёл обратно в комнату – наверняка валяться в кровати и смотреть мультики на ютубе. Я пожал плечами, допил чай и быстро вымыл посуду.