Я так тебя ждала (СИ) - Безрукова Елена - Страница 2

— Да, — прошелестела я в трубку, когда все же решилась принято вызов вместо того, чтобы гадать о причине его звонка.

— Лада, привет… — сказал он и запнулся.

— Привет. Ром…

— Лада, я знаю, что случилось.

Не ожидала, что он уже все знает. Наверное, мама с папой ему рассказали… Им наверняка сообщили уже. Скоро они и сами придут проведать меня, невзирая на запреты посещений в отделении реанимации. Мой отец сам не последний человек в медицине, его впустят ко мне.

Я не знала, что сказать ему. Молча плакала.

— Мне очень жаль, что так случилось, — говорил Роман. — Правда. Это очень грустно…

— Я не…не смогла его сберечь, — проговорила я сквозь рыдания. — Прости… Я так…так хотела его родить, пусть даже он не нужен был тебе.

— Не говори глупости, — сказал он. — Как я мог не хотеть своего ребенка? Это потеря и для меня. Но не вини себя, прошу. Ты ни в чем не виновата, слышишь?

— Я не смогла уберечь…

— От тебя не зависело это… Ты не виновата, не кори себя. Держись, ладно? Ради своих родителей. Они не смогут без тебя.

— Я знаю…

— Папа с ума сойдет! Ему и так плохо сейчас после того, что случилось.

— Да… — тихо плакала я.

— Береги маму и папу, Лада. Ты поняла меня? Не делай глупости, держи себя в руках. Не делай им больно.

Я очень люблю родителей. Я не хочу, чтобы они страдали, Рома прав.

— У тебя все еще будет в жизни, солнце! Ты такая замечательная, даже не знаешь сама — какая! — говорил он. Мне казалось, что Роман говорит от сердца. Несмотря ни на что, он остался мне другом, и в такой ситуации захотел поддержать… Хотя бы так. Это лучше чем игнор. Да, не любит, выбрал другую, но и не выкинул меня из своей жизни окончательно. Поддержал как смог, я понимаю, что снова скрываться ко мне и лететь Рома не станет — его не поймет она… — Пожалуйста, только на ставь крест на себе. Лада, ты слышишь?

— Слышу…

— Постараешься?

— Да…

— Звони, если плохо. Хорошо?

— Хорошо, — ответила я, понимая, что больше никогда ему не позвоню.

Больше нас ничего не связывает. Рома меня на любит. Зачем звонить ему и портить новые отношения? Я там лишняя.

— Ну тогда… ты поспи, ладно? Слышно по голосу, что после операции у тебя еще большая слабость. Попробуешь поспать?

— Да.

— И если нужна помощь — обращайтесь с родителями. Мы поможем с мамой.

— Спасибо.

— Тогда отдыхай. Да?

— Да.

— Пока, Лада…

— Пока…

Он повесил трубку, а я так и осталась сидеть и просто бесцельно смотреть на телефон, на экране которого все еще горели цифры номера Ромы. Цифры, которые я сейчас удалю и больше никогда в жизни не наберу.

Дверь в палату открылась, вырвав меня из мыслей. От неожиданности я вздрогнула и выронила на пол телефон.

— Черт… — проворчала я, оценивая, не разбился ли вовсе аппарат, иначе мне будет невозможно позвонить родителям. А мне так их сейчас не хватает.

Вошедший в палату высокий мужчина в медицинском одеянии подобрал его с пола.

— Доброе утро, — протянул он мне его.

Я забрала свой телефон из его большой руки. Потом подняла взгляд и встретилась со светло-карими глазами. Мужчина был явно старше меня.

«Доктор Старков» — прочла я на его бейдже.

Так вот кто меня оперировал. И спас. Когда его не просили…

Я нахмурилась вместо ответа. Для меня это утро совсем не доброе…

— Доктор Старков, — кивнул он мне. — Константин. Я буду вас курировать.

— Здравствуйте, — выдавила я из себя.

Старков прошел к окну и раскрыл перед собой папку с моим именем.

— Воронцова Лада Михайловна, — прочел он. Потом хмыкнул, полистал еще карту, затем поднял на меня свои светло-карие глаза. — Двадцать три года.

Я молчала. Свои данные я и так знаю. Для чего он их проговаривает вслух? Так все врачи делают?

— Открывайте живот, — сказал он, когда я так ничего и не ответила. — Я осмотрю шов.

С его помощью я легла на подушку удобнее. Приподняла чуть подол сорочки, которую мне одели после операции и застыла на месте. Мне придется задирать ее почти до груди, открывая ноги и белье, чтобы врач смог посмотреть шов на животе. Искоса глянула на доктора — молодой еще мужчина, пусть и старше меня, он будет смотреть на меня почти голую и касаться? Да я и поднять сорочку не смогу одной рукой… ему придется мне помогать. Боже, это ужасно! Но я же не могу не давать осмотреть себя…

— В чем дело? — изогнул он одну бровь.

— А нельзя назначить мне доктора-женщину? — спросила я.

— Нельзя, вас уже курирую я, — ответил невозмутимо врач. — Я вас оперировал, и хочу знать, как себя ведет шов. Чего вы стесняетесь?

— Вы — мужчина… — смущенно ответила я.

— Я — врач, — отметил он. — И вы мне интересны исключительно как пациент. Для вас лучше, если я проконтролирую ваше выздоровление. Так что — будем лечиться или капризничать?

А нужна ли мне эта жизнь? Меня спросили, хочу ли я быть здоровой? Мне совершенно все равно, что с моим швом… Болит только очень, хотя за душевной болью я почти не замечала физической.

Но наверное, будет плохо, если шов как-то не так станет заживать, воспалится или что еще… Этот врач проводил операцию, пусть сам и оценивает свою работу. Чего я действительно испугалась? Врач — существо бесполое.

Я подняла сорочку как смогла, и все же ощутила не самые приятные эмоции, когда мое белье, которое надевают всем после таких операций, открылось взору доктора. Константин подошел ближе и подцепил другой край сорочки. Потянул ее вверх, обнажив и ноги, и живот выше пупка. Все это меня смущало и заставляло сердце прыгать в груди. В моей жизни был только один мужчина, который касался меня и видел без одежды — Рома… И теперь мне тяжело, что меня видит такой и касается кто-то другой, пусть это и мой доктор. Я уже жалела, что не настояла на смене врача…

Но он в самом деле не собирался смотреть никуда ниже живота. Сосредоточился только на шве внизу живота. Этот шов закрывал выход, по которому вчера ушел мой малыш…

Мужчина, максимально осторожно, длинными пальцами осматривал его и ткани вокруг.

Глаза наполнились снова слезами, которые закапали на подушку.

— Что? — нахмурился доктор и глянул в мое лицо. — Болит так сильно? Сейчас поставят еще укол обезболивающего.

— Нет… — покачала я головой.

— Не болит? — спросил он. — Так не бывает, шов свежий совсем… Не стоит передо мной изображать храбрость. Если болит — нужно говорить. Болеть должно, но если очень сильно — мы можем помочь.

— Болит, — сказала я. — Очень даже.

— Где? Здесь?

— Нет.

— А где?

— Здесь, — указала я на сердце.

— Сердце? — поднял брови Константин. — Ну-ка…

Теперь он отодвинул мою сорочку на груди, словно мы делали это с ним постоянно, и приложил к коже холодный стетоскоп. Одновременно с этим его горячие пальцы нащупали на моем уцелевшем запястье пульс.

Доктор послушал удары сердца и повесил за провода обратно на шею прибор, а мою сорочку вернул на место.

— Хм… Ничего необычного нет. Но наркоз мог повлиять на сердце, конечно… Дадим вам что-нибудь и для него.

— Нет таких таблеток, доктор, — грустно улыбнулась я, как-то даже вымученно и страдальчески.

Даже смешно, насколько мужчины не понимают женщин. Я же не о физической боли говорила, а он начал с упоением искать шумы в сердце…

— Почему?

— Потому что я не про физическую боль говорю, — вздохнула и отвернулась к окну. — На нее мне плевать.

Старков опустил на место мою сорочку, спустив ее обратно по бедрам, и я вздохнула свободнее. В одежде с чужим мужчиной, пусть он и твой лечащий врач, говорить все-таки проще. Хотя, если честно, я уже хотела, чтобы он ушел. Хочется увидеть маму и папу, а чужие меня сейчас лишь раздражали…

— Прислушиваться к организму все равно надо, — сказал он. — Мы ориентируемся не только на результаты исследований, но и на ваши ответы.

— Вы врач, — равнодушно ответила я. — Вы и ищите эти ответы.