Петр Романов. Второй шанс (СИ) - "Amaranthe" - Страница 29

— Божечки, Романов, это же полшестого вставать, ну что ты за человек-то такой? — Карамзин снова зевнул. — Спать хочу, как медведь. Тем более, что вставать в такую рань.

— Так спи ложись, я же тебя не держу.

— Ты не держишь, это точно, зато держит задание от Долгова, которое тебе выполнять не надо, а вот все остальным очень даже, — и Карамзин потянулся к книжной полке, расположенной над столом на стене, чтобы достать необходимые учебники.

— И что задают? — мне было действительно интересно, потому что я только начал вникать в этот мир неизведанного и перестал чураться волшбы.

— Огненный щит. Теория, теория и еще раз теория, потому что без теории нас к разучиванию заклинания не допустят, потому что это хуже, чем крокодил с гранатой, потому что крокодилы, то есть ученики, в принципе, опасны и без орудия массового поражения. — Судя по всему, процитировал он наставника.

— А зачем он тогда дал такое сложное заклинание на изучение? — я удивился, с любопытством заглядывая на страницы книги, глядя на формулы, которые мне были не до конца понятны. Это пока для меня было слишком сложно. Как же я ненавижу Петюньчика, который за всю свою жизнь открыл только две книги: «Букварь» и «Редкие птицы центральной Азии». И то непонятно почему, скорее всего, картинки понравились.

— Так спроси у него, ты же с ним сейчас времени проводишь больше, чем со мной, — он смотрел пустым взглядом в книгу, даже не стараясь понять написанное.

— А почему ты со мной в зал не ходишь? — я убрал кодекс и потянулся, оставив его замечание без ответа. Сегодня надо еще за крапивой сходить, а то завтра и позабыть можно, а так как на дворе осень, то каждая ночь может стать для зелени, пусть даже и для такой, как сорная крапива, последней.

— Я сходил один раз и понял, что это совсем не мое. Я лучше на магии сосредоточусь, как инструменте самозащиты.

— Ну-ну, — я скептически посмотрел на Карамзина и направился к двери. — И скажи мне, мой друг, почему я сомневаюсь, что ты преуспеешь на своем нелегком пути? Лучшая защита — это нападение. А если не получилось, то должна быть возможность отступить, то есть сбежать. А ты и пару сотен метров не сдюжишь. — Хмыкнул я.

— Издеваешься?

— Нет, потому что тренированный маг, который умеет бегать и нападать всегда догонит того, кто этого делать не умеет, потому что любой щит, Карамзин, так или иначе можно взломать.

— Иди ты, бегать, Романов. Всегда испортишь такие стройные теории и мечты.

— И да, у тебя новая зазноба?

— Откуда ты узнал? — Мои слова Дмитрий всерьез не воспринял, даже мимо ушей половину пропустил, а вот то, что у него очередной роман, хотя с прошлого прошло как бы не менее суток, не прошли мимо его слуха.

— Духи, от тебя пахнет духами. Не стать тебе шпионом, Карамзин, спалишься на банальном. У тебя я таких сладких духов не видел, хотя может ты от меня что-то более сокровенное скрываешь, — я посмотрел на его вытянувшееся лицо и рассмеялся, — да ладно тебе, просто предыдущая твоя подруга пахла по-другому. Смотри, Дима, такое блядство редко до добра доводит, — я открыл дверь и добавил. — И не смей снова оставить меня в коридоре, по харе получишь. — Уже закрывая дверь за собой, услышал бормотание.

— Нет, он еще и угрожает. Надо же. Моралист хренов! Самому ничего от девчонок не перепадает, а туда же — нотации читать, — закрыв дверь, я прервал тем самым для себя бубнеж Карамзина.

— А ведь в его словах, как ни прискорбно, есть зерно истины, — пафосно проговорил Петр. — Скажи, а когда ты был императором, у тебя тоже были проблемы с женщинами?

— У меня нет проблем с женщинами, и никогда не было, — довольно ровно ответил я ему.

— Ну а чего сейчас-то мораль толкаешь, как святоша какой? Молодость и сперматотоксикоз — есть суть взросления. Также, как и крепкие мозолистые руки, но это только в твоем случае, а в случае с Карамзиным, скорее, нежные девичьи ручки...

— Так, я сейчас тебе отвечу, но мы заминаем эту тему и никогда к ней больше не возвращаемся, это понятно? — я вышел на улицу и осмотрелся по сторонам, кажется небольшие заросли крапивы я видел с торца здания общежития. Самым простым способом было проверить, и я направился в ту сторону, одновременно говоря про себя, отмечая, что даже в мыслях мой голос звучит слишком спокойно, словно и не живой человек вовсе говорит на такую пикантную тему. — У меня были женщины. У меня было много женщин, иной раз казалось, что их могло быть и поменьше. Но полноценно я дошел до такой простой мысли, что такой образ жизни слегка неправильный, когда проснулся после очередных излияний винных в компании веселой в постели собственной тетки.

— Кха-кха-кха, — Петр закашлялся. — А ты веселый император был, я погляжу. И куда смотрели твои, ну не знаю, советники.

— А они туда и смотрели. После того, как я бывшего Лизкиного полюбовника Бутурлина от двора удалил, едва не заболев от ревности, мне пришло озарение: все, пора с этим заканчивать. И начал планомерно избавляться от тех пагубных привычек, которые мои «советники» мне старательно навязывали. Наверное, я начал действовать слишком решительно, надо было слегка притвориться, сделать вид, что ничего не изменилось, Лизавету снова в опочивальню впустить...

— Я так понимаю, Лизавета — это и есть веселая тетушка, — снова протянул Петр.

— Ты правильно понимаешь. Елизавета — младшая дочь моего деда. Вот твой дед не успел жениться на этой шлюхе кабацкой — Марте, которая в православии Екатериной стала. Не успел он по очевидной причине — он упал в вулкан вместе с этой самой Мартой. А дед Петеньки, что здесь в Костроме проживает, просто и не знал ее никогда, она же чухонская прачка, он ее оттуда привез.

— А ты недолюбливаешь эту Марту, — Петр к какие-то веки не ерничал, а говорил вполне серьезно.

— Это слабо сказано. Ага, значит, я точно запомнил, вот и крапива, — и я наклонился над жалящим кустиком, чтобы вырвать его из земли поближе к корню, там стебель был не таким жгучим, и его вполне можно было взять голыми руками. Только вот я забыл, какая именно часть была нужна и в каком количестве, значит, будем брать весь, вместе с корнем. — Я не знаю подробностей, и мне их не поведали, даже, когда я короновался, все завтраками кормили, но, по некоторым оговоркам можно было сделать вывод, что из-за этой прачки чухонской убили моего отца, а меня самого без наследства оставили, как и Наташу, — добавил я мрачно. Ведь и раньше об этом думал постоянно, а как голова прояснилась на смертном одре, так и вовсе все по своим местам встало. Даже удивительно было, как я все это раньше-то не замечал.

— Да-а-а. Знаешь, я тут подумал, это какое же счастье, что я в твое измерение случайно не попал, кто бы знал. Я так понимаю, ты включил мозги и начал потихоньку выкарабкиваться из той грязи, в которую тебя с головой окунули, подозреваю, что одним из окунателей был как раз Ванятка Долгорукий, и тебе устроили несчастный случай со смертельным исходом. Только что-то не так у них вышло и теперь ты весь свой негатив выпустишь на местной его вариации. Ну, в принципе, почти логично.

— Почти, помнишь, что я тебе говорил про то, что свергнуть помазанника Божьего с престола, не убивая его — практически невозможно. И чаще всего, это именно как несчастный случай представляют. Или тяжелая долгая болезнь. Видимо, почти в пятнадцать от подагры было бы слишком подозрительно умереть, вот Верховный тайный совет и расстарался, как смог. Только вот после несчастных случаев потом всяких самозванцев валом прет, словно им медом где намазали. И, Петр, я больше не буду говорить на эту тему, поэтому лучше не спрашивай. Там я умер и не самой безболезненной смертью, месяц перед этим проведя в муках. Мне дан второй шанс, и я не хочу его профукать только потому, что кровь молодая бурлит в жилах, а все девушки в коротких юбочках. И да, руки у меня вполне справятся, пока что, а там и силы наберусь и мозоли набью, — мы вдвоем хохотнули, и я продолжил рвать крапиву уже в тишине.