Зверь-из-Ущелья (СИ) - Марей Соня - Страница 49

– Что с тобой? Почему ты так смотришь и молчишь? – спросила шёпотом, будто нас могли подслушать.

Грудь его вздымалась от тяжёлого дыхания. Он глядел на меня, не отрываясь и почти не мигая.

– Что-то не так? – сдерживая дрожь в голосе, спросила я.

Может, я просто чего-то не понимаю?

Ренн шумно выдохнул, а потом, пока я не успела опомниться, обхватил за талию и легко, как пушинку, опустил в маковые волны.

***

– Ренн?.. – шепнула она испуганно и упёрлась ладонями в плечи.

– Тс-с, – прижал палец к губам, ощущая их тёплую мягкость.

Боги, что со мной творится? Не хотел ведь поддаваться, а сам…

Взгляд янтарных глаз метался по моему лицу, изучая. И я скользнул носом по шее, вдыхая полной грудью дурманный аромат.

Сладкая. Какая же она сладкая… Мне бы только попробовать, мне это необходимо, как воздух. Иначе просто сдохну. Это наваждение утянет меня в бездну, и там я пропаду.

Да и плевать.

Я задержался у виска, коснулся губами бьющейся жилки – сладкий аромат кожи, смешанный с ароматом девичьих волос, ударил в ноздри. Снёс голову. Внутри что-то лопнуло, и я, сгребя непослушными пальцами ткань на девичьей пояснице, крепче прижал её к себе.

– Как вкусно ты пахнешь, – пробормотал, зарываясь лицом в волосы.

Лугом после дождя – влажным, полынным, терпким.

Мёдом – сладким, тающим на языке.

…и женщиной. Неискушённой, но такой желанной.

Пусть знает, чем может обернуться её безрассудство. Я не зелёный юнец, который даже подойти боится и лишь вздыхает в углу. Я не могу вечно играть в благородство, я всегда брал то, что хотел.

С силой, с болезненной злостью стиснул талию, скользнул по бедру ладонью.

Пригубил её кожу – солоноватую. Прикусил там, где бешено стучал пульс. Хотелось сильнее сжать зубы, съесть её всю.

Искры по спине, по животу – когда она охнула и прогнулась сильней. Запрокинула голову, подставляя шею. Хрупкую, белую, с маленькой родинкой у горла.

Ещё немного, и прощай, самоконтроль.

Сегодня день особенный, и ночь – тоже. Сегодня на равнину спустился Отец, жадный до любви и удовольствий. А ещё у меня давно никого не было, тело звенело от напряжения, как струна. Хорошо, что на ней эти дурацкие штаны, а не юбка… Иначе задрал бы, добрался до нежной кожи.

И о чём, демоны меня раздери, я думаю?

Может, это всё маки? Их проклятая пыльца туманит разум. Да, точно, это они всему виной! Или браслет...

А Рамона, она ведь совсем невинна. Поцелуй – единственное, что можно с ней позволить. И даже этого слишком много. Просто невообразимо.

– Ренн…

Звук моего имени из её уст – как музыка. И хочется уложить на спину, зацеловать до смерти, разделить эту колдовскую ночь, а там гори всё синим пламенем!

‍

Но нельзя, нельзя! Она – дитя другого народа, служительница божественного культа, её тело, сосуд первородной магии, не должен осквернять касаниями никто из мужчин.

Умом я это понимал. Но только сильней распалялось воображение, рисовало жаркие картины перед глазами, и я не мог напиться её ароматом, вкусом её кожи. Я буду просто мерзавцем, если продолжу – нырну жадными руками под рубашку, опрокину на ложе из маков и сделаю своей. А потом не смогу простить себя за слабость.

Но она задрожала, выдохнула шумно. Потянулась всем телом, прижимаясь ко мне грудью, и я почувствовал девичьи пальцы в волосах.

– Хватит… – прошептал, утыкаясь в ямку между ключицами. – Хватит.

Хватит? Да неужели! Кто-то свыше смеялся над моими попытками уговорить себя остановиться. Сдавив плечи Рамоны, раскрасневшейся и не совсем понимающей, что происходит, я уложил жрицу на землю. Примял стебли маков – цветы легли, образуя корону из лепестков вокруг её головы.

Навис над ней, опираясь на руки.

Она смотрела снизу вверх, широко распахнув глаза. Медленно, боясь напугать её напором, я опустился и попробовал её губы на вкус. Мёд, солнце, терпкие горные травы и нотка дикой малины – такие же, как я запомнил.

Сегодня всё будет нежнее.

– Жрицей может быть только невинная дева, верно? – кровь стучала в голове, и с каждым толчком по венам разливался жидкий огонь.

– Кажется, поцелуи не в счёт…

***

– Поцелуи могут быть разными.

Краснота моих щёк могла поспорить с цветом этих проклятых маков. Хотелось его прикосновений… везде. Кожа горела. Плавилась под тканью сорочки. Отец Равнин и Матерь Гор, пожалуйста, образумьте меня!

Нас обоих.

Или окончательно махните рукой и отвернитесь. Сделайте вид, что ослепли.

Я нерешительно протянула руку и кончиками пальцев пробежалась по его щеке, запустила руку в волосы. Перебирала короткие смоляные пряди, а Ренн прикрыл глаза и задержал дыхание. И тогда другой рукой я коснулась его груди – там, где билось сердце. Хотелось бы мне в нём поселиться, чтобы не забывал, чтобы помнил.

Он снова подался ко мне, прикусил кожу на шее, спустился к ключицам. Губы прокладывали дорожку всё ниже и ниже, и я завозилась, вытянулась в струну. Ткань рубашки разделяла нас, но я чувствовала его так, будто между нами не осталось преград. Удовольствие было ослепительным, перед глазами заплясали цветные пятна, а живот свело подступающей судорогой.

Неужели, думалось мне, эти чувства могут быть чем-то плохим? Кто-то может это осуждать и называть грязью? Когда людей настолько тянет друг к другу, что забываются все традиции и стены, возведённые между нашими народами.

Я выдохнула имя Ренна, одновременно притягивая к себе, заставляя лечь и придавить своей тяжестью. Обвила ногами, дрожа, нашла его губы, когда горячая мужская ладонь уже забиралась под рубаху.

- Бо-оги… ты меня с ума сведёшь…

Мы сплелись и целовались, целовались, целовались, пока губам не стало больно. Я утратила всякую осторожность, здравомыслие растворилось под напором бесконтрольного, неведомого прежде чувства. Меня трясло, колотило, будто меня швыряли изо льда в кипяток и обратно.

И вдруг он замер. Нахмурился, а потом резко вскинул голову и посмотрел куда-то поверх макового поля.

– Лежи, – произнёс хрипло.

Отсчитав несколько ударов сердца, я спросила:

– Что там? – и крепче вцепилась в рубашку, боясь, что сейчас всё закончится, а у меня внутри всё болит и ноет от напряжения.

Мне хотелось больше. Намного больше, чем мы могли дать друг другу.

Реннейр выглядел недовольным. Ругнулся тихонько. Любопытство взяло верх, и я аккуратно приподнялась.

– И здесь от них покоя нет, – заметил он.

Ветер донёс приглушенные голоса: по краю поля медленно шли двое – женщина и мужчина с ребёнком на руках. Они были далеко, но в фигуре этого мужчины мелькнуло что-то неуловимо знакомое. Сердце встрепенулось и пропустило удар.

Мы подождали, пока пара скроется из виду, но и настрой, и смелость, были уже потеряны. Шумно выдохнув, Ренн отёр лицо ладонями и сел, поджав под себя ноги. Когда наши взгляды встретились, я не выдержала, отвела глаза.

– Наверное, тебе стоит поблагодарить их. Потому что иначе ты бы ушла отсюда далеко не невинной, - заключил он таким тоном, что мне одновременно захотелось сгореть со стыда и расхохотаться.

Глава 30.

Ночь укутала нас чернильным пледом. Мерно раскачивались тугие головки маков, трава щекотала кожу, вверху таинственно мерцали созвездия – сегодня особенно яркие, а подо мной, в самом сердце земли, раздавался гулкий раскатистый пульс. Поразительно, я чувствовала это даже здесь, а не в горах, как привыкла.

Мы пробыли на поле ещё немного, а после засобирались. После заката похолодало – мать-природа уже взяла курс на осень. Но зато не было ветра – степь погрузилась в сон, и было слышно, как шуршат полёвки в густой траве.

Кобыла мирно щипала траву. Услышав наши шаги, покосилась на меня с подозрением.

– Теперь ты с чистой совестью можешь вытурить меня обратно в горы.

Реннейр посмотрел искоса, и выражение его лица было каким-то странным. Мне вдруг захотелось шутить и смеяться – сказывались напряжённые нервы. И до боли не хотелось уходить. Если бы Ренн попросил остаться, если бы…