Зверь-из-Ущелья (СИ) - Марей Соня - Страница 48

–  Хочешь поговорить о любви? – произнёс раздельно и медленно, не сводя с неё глаз.

–  А почему бы и нет? Чем не тема для разговора? – нарочито беззаботно продолжила Мона и снова поёрзала. – Помню, тогда, у костра…

–  Я тоже помню, что было у костра.

И глаза её расширеннее помню, и тени от огня на лице, и просьбу, и ту мучительно длинную, бесконечную ночь, когда был вынужден смотреть на неё спящую. Смотреть и запрещать себе её трогать.

Кошмар наяву.

А ещё отчётливо помнил тот единственный сумасшедший поцелуй, который я себе позволил. Её мягкость и податливость, своё нетерпение. Потом корил себя за то, что переступил черту, но какая-то часть меня ликовала и требовала повторения.

И вот Рамона снова рядом – только руку протяни. Огладь лодыжку, ногу, затянутую в мальчишечьи штаны – вопиюще непристойно. Сама того не зная, жрица играет с огнём.

Или знает и делает это нарочно.

А я... Порой казалось, что влечение усиливает проклятый браслет. Как будто извне приходят мысли увлечь, соблазнить, сделать союзницей среди искателей и узнать все тайны, какие только можно. И амулет начинает чуть слышно пульсировать, точно обвивший запястье змей. Силы воли хватало, чтобы задавить его, но всё равно это было слишком опасно. В первую очередь для Рамоны.

Но так трудно отказаться от искушения, когда оно само идёт в руки.

– Туда, куда я тебя веду, народ редко забирается, – произнёс я через время. – Всё поле будет твоим, жрица. И все маки. Можешь собрать букет или засушить на память.

Она хмыкнула.

– Звучит волшебно! Может, пришпорить твою кобылу? Плетётся слишком медленно.

– Если ни разу не летала головой вперёд, то пожалуйста. Чалая терпит тебя только потому, что я рядом.

Мы миновали молодую рощицу, перебрались через ручей и вышли к полю – словно необъятное море, оно простиралось до самого горизонта. Ветер набегами колыхал алые волны, трепал волосы Рамоны и подол её широкой рубахи. Жрица довольно рассмеялась, протянула руку к солнцу, будто пытаясь ухватить раскаленный докрасна шар.

– Ренн... – донёсся завороженный голос. – Это так красиво.

Я остановил Чалую:

– Спускайся. Не бойся, я тебя поймаю.

Перекинув ногу через лошадиный круп, она соскользнула прямо мне в руки и прижалась всем телом. Задрожала, как маковый лепесток на ветру.

Я вовсе не собирался её обнимать, но… Ладони приклеились к тонкой талии. Я помедлил, всматриваясь в глубину невозможных глаз – сейчас их оттенок напоминал цвет выдержанного медового напитка. Убрал медную прядку, соскользнувшую на лоб.

Рамона глядела с предвкушением и лёгким страхом, словно человек, который стоит на пороге закрытой двери, пока не зная, что ждёт за ней. Она казалась такой хрупкой в моих объятьях, сожми сильней – и сломаешь. Это сбивало с толку и обезоруживало, так, что я, никогда не отличавшийся щепетильностью с женщинами, не знал, что делать. Точнее, знал, но сопротивлялся из последних сил.

Благородный и упрямый дурак? Наверное.

Раньше всё казалось таким простым, а с её появлением вдруг стало сложным.

Держа это нежное наивное создание в объятиях, я думал о том, что треклятый браслет сжимает, плавит кожу, врастает отравленными шипами мне в вены. И выродок-Ренн, самый настоящий Зверь, мог бы приволочь Каменную жрицу за волосы к отцу и бросить в железную клетку. Пригрозить, пытать, сломать, заставить выдать все слабые места, все тайны Антрима.

Использовать её, как орудие, как ключ к Скальному городу. Или как сосуд для дитя из пророчества, в которое так верит лорд Брейгар.

В награду за верную службу отец даровал бы мне землю и титул. И Рамону я бы взял как награду – в своё абсолютное владение, и даже Матерь Гор мне бы не помешала.

О, да, именно так бы и поступил Зверь-из-Ущелья. Вымесок с порченной кровью.

Я думал обо всём этом и свирепел. Сжимал челюсти так сильно, что в любой миг готов был услышать хруст собственных зубов. Слава Отцу всех Равнин, она ничего не заметила! Мягко вывернулась из моих рук.

– Догоняй! – и бросилась прочь.

– Рамона! – я ухватил лишь воздух, а она, смеясь, с разбегу влетела в алое море. Окунулась в его неспокойные волны.

– Прости, не слышу! – и залилась лёгким счастливым смехом.

Маки обвивали её ноги, тянулись стеблями, будто цепкими руками. Целовали губами-лепестками, будто сотни любовников. Рамона касалась руками головок, и те, мелко дрожа и впитывая в себя лучи догорающего солнца, мерцали таинственным багровым светом. Воздух тут же наполнился сладким ароматом, а поле…

Оно горело.

Пылало тысячью огней, как и я сам.

Дочь гор, вросшая корнями в седые Западные скалы, смотрелась на удивление гармонично здесь, на земле. Она словно сливалась воедино с этим полем, со степью, была на своём месте, как частица мозаики, потерянная когда-то и сейчас возвращённая.

Не в силах противостоять дурманному притяжению, я пошёл к ней – её жар звал, манил, обещал. И, когда до горной девы осталась дюжина шагов, замер, лишённый воздуха и способности думать.

– Мне кажется, будто много жизней назад со мной это уже происходило, – Рамона водила ладонями над огненными волнами, словно желая зачерпнуть горсть красно-оранжевых лепестков. – Такое единение… это странно. Непостижимо. Не думала, что на равнине мне будет так хорошо.

Она подняла глаза, и в свете умирающего солнца показалось – они горят спокойным рыжим пламенем. В этот миг она мало походила на земную женщину, скорее, на богиню из старых легенд.

Алое солнце стекало по плечам, обволакивало мягким бархатом. Она повернулась лицом ко мне, спиной к закату – тёмный, чётко обрисованный силуэт на фоне меняющегося неба. И, когда подняла голову, последние золотые лучи короной вспыхнули в волосах.

Думаю, я мог бы стать художником. В другой жизни, ведь в этой я избрал более грязный и прозаичный путь. Даже странно, что со времён далёкого детства, когда я часами мог сидеть на скальном карнизе над пропастью и смотреть, как солнце спускается в ущелье, у меня сохранилась способность видеть красоту. А это была именно она.

Если вы до сих пор не вознаградили книгу лайком (звездой), то автор будет очень благодарен, если вы это сделаете! Ведь если вы дочитали этот том почти до конца, значит, он вам нравится или чем-то зацепил))) А мне и музе будет приятно!

Глава 29.

Он смотрел на меня так странно, как будто хотел запечатлеть в памяти каждую чёрточку. В груди что-то переворачивалось от этого взгляда. Горело, сжимало, ныло. И боль эта была сладкой и тягучей, как мёд.

– Спасибо, – выпалила я, сама не зная, за что благодарю. – Спасибо тебе, Ренн. Без тебя на равнинах было бы пусто.

Желваки на щеках дёрнулись, и он отвёл взгляд. Посмотрел куда-то поверх моей макушки.

– Я просил тебя выбросить из головы девичьи глупости.

– Прости, что я не такая зануда, как ты.

– Тебя, видно, в детстве не шлёпали, – Ренн сузил глаза и посмотрел так, будто хотел исправить это досадное упущение и отходить меня хворостиной как следует.

– Ошибаешься! Меня пороли розгами. Но, как видишь, всё без толку.

– Сочувствую твоему отцу, хотя он тот ещё… – он хотел выдать какую-то колкость, но в последний момент передумал.

Вместо этого сорвал маковый цветок и шагнул ко мне. Отвёл прядь волос и воткнул стебель за ухо, как самое изящное из украшений. Пальцы скользнули по чувствительной коже у виска, огладили подбородок – так властно, по-хозяйски.

– И зачем только ты отдана Матери Гор? – в голосе прозвучала глухая тоска, а у меня от его слов ком подкатил к горлу. – Разве это справедливо, такую… – Ренн медленно окинул меня взглядом снизу доверху, а после тряхнул головой, будто пытаясь избавиться от наваждения.

– Я думаю об этом каждый день. И о том, что, возможно, наша встреча – это божественный промысел.

Я что-то говорила, сама не помню, что. Сбивчиво, быстро. Пока не ускользнула ниточка мысли, а Реннейр слушал с неподвижным лицом, только сжимал моё плечо с каждым мгновением всё крепче. И я замечала, как он время от времени бросал взгляды на свою правую руку.