Пламя моей души (СИ) - Счастная Елена - Страница 64

— Я отдохнула, — сказала снова. — Могу идти.

Они выбрались вновь на тот же берег, и Чаян опустил её на землю. Совсем уж он перестал понимать, сколько они шли, как далеко успели забраться. Лишь то, как высоко поднялось Око на небе, говорило, что время уж не совсем раннее. Может быть, стоит остановиться и чуть перевести дух? Слишком далеко уходить тоже не нужно.

Словно прочитав его мысли, княжна потянула за руку.

— Присядем здесь, княжич, — повела его в тень огромной липы, что выглядела старше самого Мирового древа.

Под ней, верно, и целый дом можно было бы устроить. Чаян послушался, не тратя слова на возражения. В горле так пересохло, что ни единого звука, кажется, не могло из него вырваться. Далеко от реки уходить они не стали: по руслу легче после возвращаться, если не собьют их с пути преследователи, не загонят глубже в лес. И если будет, куда возвращаться.

Чаян не понял, как так случилось, но, остановившись, он почти рухнул наземь, в густую колючую траву, едва не плашмя — и та опутала его тут же со всех сторон. Княжна испуганно упала на колени рядом, перевернула его на спину. Скользнула взглядом по телу и ахнула, как увидела, верно, пятно крови, что расползлось уже по рубахе, почти незаметное на тёмной ткани.

— Ты ранен. Вот же оболдуй! Почему не сказал? — она принялась пояс его расстёгивать.

А Чаян просто наблюдал за ней. Уж как много мечтал о том, как станет Елица его раздевать. Да только, конечно, не в таких скверных и тревожных обстоятельствах.

— Ничего страшного, — попытался успокоить он её. — Царапина только. Сейчас отдохну чуть. А там подумаем, что дальше делать.

Но княженка и не послушала даже. Стянула одёжу с него, заставив приподняться. Покачала головой сердито, будто он сам по неосторожности и недомыслию на ветку острую напоролся.

— Страшно, не страшно. А хорошо бы промыть и перевязать.

Она встала неуверенно — всё ж качало её немного по-прежнему — и пошла к воде, прихватив рубаху Чаяна. Там намочила её и вернулась. Обожгла холодом вода горячий бок, но как будто и взбодрила слегка.

Елица рану осторожно промыла, а после сняла с пояса Чаяна нож и ловко отрезала от подола своего длинную полосу ткани. Перевязала туго поперёк пояса, и только тем, верно, немного успокоилась. Хоть и без того ничего совсем уж плохого с ним не случилось бы. Чаян сидел, прислонившись спиной к стволу, и всё взгляда не мог оторвать от стройных лодыжек Елицы, что открылись из-под укоротившегося подола её. От округлых косточек щиколоток, от ступней аккуратных в тонких кожаных черевиках. И то ли боль разум дурманила, то ли усталость страшная: уж сколько он по лесу бежал, не замечал, как вёрсты отмахивает — а вспомнил о брате вовсе не сразу, завороженный этим тихим уединённым мигом, что Елица была рядом с ним, касалась его, заботилась. И смотрела — только на него.

Да и княжна, кажется, забылась немного, погрузившись в хлопоты вокруг Чаяна. Но, как закончила, вдруг замерла, опустив руки на колени. А после закрыла ладонями лицо и заплакала. Чаян встрепенулся тут же, схватил её за плечи, притягивая к себе на грудь.

— Не бойся, Елица, — зашептал, гладя её по растрёпанным волосам, мягким таким, словно вода по ладони перетекала. — Они уйдут в лес. Если совсем худо придётся. Только задержат татей немного. И уйдут. Леден не дурак совсем. И не хочет погибнуть раньше времени. И Брашко. Он сильный уже. Толковый и умелый парень. И парней хороших Макуша к нам прислал.

Елица замотала головой, вжимаясь в его плечо.

— Их так много. Так много, — запричитала глухо.

— Не так уж их много, — Чаян прижался губами к её виску.

И самому не больно-то верилось в собственные слова. Повезло ещё, что люди Макуши намедни попались им навстречу. Иначе вовсе пришлось бы худо. А кто ж был те напавшие — на татей обычных не приходили как будто. Слишком умелые. Слишком немного их было, чтобы на отряд налететь — не побояться. Те обычно большой ватагой наскакивают. А тут словно уверены были в том, что одолеют почти десяток мужиков вовсе не слабых.

— Ты ещё раненый, — упрямо возразила княжна, отлипая от него. — Тоже беда.

Да только отпускать её совсем не хотелось. Она взглянула исподлобья, уже уняв нежданные слёзы. Вытерла щёки.

— Ранен, и что ж? — Чаян пожал плечами, продолжая гладить её укрытую волной медовых волос спину.

— А то, что тебе сейчас покой нужен. И, коли нападут на нас, так…

— Как нападут, стоять буду за тебя до последнего, — резко оборвал он её. — А ты побежишь дальше. Скроешься всё равно.

— Беспечные вы, мужи, — с укором буркнула Елица. — Как будто жизнь ваша для вас ничего не значит. Как будто не рана у тебя сейчас на боку, а и правда царапина. А я не могу так…

Чаян скользнул руками по её плечам вниз и взял маленькие ладошки в свои.

— Пока ты рядом со мной, Елица, всё будет хорошо. И всё мне будет нипочём, — он приложил её прохладную от речной воды кисть к своей груди, давая почувствовать, как бьётся его сердце.

Даже сейчас — взволнованно. Хоть дыхание уже давно успокоилось, и спал с тела жар после долгого бега. Так хотелось, чтобы провела она вдоль мышц пальчиками своими, чтобы посмотрела на него — и понятно стало сразу, что все его тревоги напрасны. Он подался вперёд, сгорая до золы горячей от желания немедленно поцеловать её. Но княжна отстранилась и руку отдёрнула всё же, глядя будто бы сквозь него. Блуждая мыслями совсем в другой стороне. Никак о Ледене вздыхает, переживает за него страшно.

— Я не смогу всегда быть рядом, Чаян, — сказала вдруг, и внутри будто что-то умерло. В один миг. Но он смолчал, ожидая, что ещё будет. — Было б при мне обручье то, я его вернула бы тебе сейчас.

Елица подняла на него взгляд спокойный, словно наконец нашла она в душе своей мир, уверилась в том, как поступить для неё должно. И хотелось сейчас липу эту с корнем из земли выдрать, но Чаян не мог с места сдвинуться — такое потрясение навалилось, что впору свихнуться. Всё смотрел он на княжну, каждую черту её лица запоминал. Может, искал что-то, что сказало бы: слух его подвёл, вовсе не то Елица имела в виду.

— Стало быть…

— Другая тебе судьбой предназначена. К тому же проклятие твоё и Ледена я на капище старом сняла, оказывается. Теперь семья у тебя будет хорошая — уверена. А я… Я не могу с тобой быть, — княжна улыбнулась печально и развела руками. — Прости, что так долго мучила. Что ответа не давала. Хотела сама понять, но только путалась сильнее. А сейчас. Всё так ясно в голове. В мыслях…

— И кто же там? — Чаян упёр взгляд в свою сжатую на колене ладонь.

Разодрать хотелось кожу собственную, вцепиться в мясо, чтобы задурманился разум, вылетело из него всё, что билось сейчас там со словами Елицы. Больно, оказывается — до пятен сизых перед взором, до пепла в в горле жгучего — когда своими руками желанная, любимая женщина себя из твоей груди выдирает. С жилами всеми, с частью души. Уничтожает все чаяния, растирает в пыль своими нежными ладошками, которые целовать хочется, сжимать в своих и не отпускать никогда. Но они всё ж выскальзывают неотвратимо из пальцев — и только смотреть на это остаётся. Ничего поделать нельзя, никак остановить, потому что уже решила она всё.

— Ты разве хочешь знать ответ? — Елица покачала головой. — Разве он нужен?

— Хочу, — Чаян снова голову вскинул, цепляясь взглядом за княжну. — Хочу услышать от тебя.

— Ты же понимаешь…

Елица не договорила, насторожилась, словно куница — прислушалась. А там и он услышал шорох отдалённый, что приближался очень быстро. Точно кто-то очень торопливо шёл, путаясь ногами в траве. Чаян встал, на ходу подхватывая меч — тот выскользнул из ножен, удобно ложась в ладонь. Одним движением резким он подтолкнул Елицу себе за спину. Только увидеть, кто идёт, а там пусть княжна бежит, укрывается в лесу, который наверняка примет её, не обидит.

Тёмная фигура высокого мужчины показалась среди ветвей. Он шёл уверенно и даже под ноги не смотрел, будто другие следы вели его. Чаян прищурился. Мгновение узнавания — и Елица бросилась навстречу пришлому.