Сага о Кае Эрлингссоне. Трилогия (СИ) - Громов Ярослав - Страница 53

Да чтоб сожрали меня все тролли мира! Только не снова. Тулле, ты же знаешь про Дага и про его предательство! Я впился кончиками пальцев в волчий плащ и почувствовал, как шкура расползается под рукой.

— Поэтому я считаю, что Альрик должен решать не как друг Кая, не как наш брат, а как хёвдинг. Он должен думать обо всех, а не о каждом. Уже пострадал Ящерица. Уже страдает весь хирд. Кай должен уйти.

С громким треском под рукой треснула железная фибула, плащ свалился с плеч.

— И я уйду с ним. За свою жизнь я отвечаю лишь перед собой.

Жар опалил мои уши. Как я мог подумать о Тулле плохо?

— Ты не прав, Тулле, — возразил хёвдинг. — На ферме — да, так и стоило бы поступить. Но мы не пахари, мы воины. Энок хорошо сказал. У каждого из нас будут враги. Что же мне, всех хирдманов разогнать? Что скажут люди? Что Альрик не только беззащитный, он еще и трус, выгоняет людей из ватаги из-за страха. Я попросил вас высказаться, чтобы каждый сам принял решение. И чтобы Кай услышал мнение всего хирда, а не только хёвдинга.

Он помолчал, давая возможность осмыслить его слова.

— Если мы не найдем до конца лета работу, то уйдем из северных морей. Мир велик.

Снежный Хвит вдруг отвернулся, его пальцы зашевелились, будто перебирали струны, а глаза устремились в темное беззвездное небо. Я подскочил к нему, схватил за горло, что выглядело бы смешно, если он стоял, так как я Хвиту по плечо.

— Не смей! Никаких песен обо мне! Никаких стихов! Я тебе язык отрежу, если услышу свое имя.

— Но ведь… — моя рука не причиняла ему никаких неудобств, да и испуганным он не выглядел. Скорее обиженным. — Ведь отличная бы виса получилась. О дружбе, честности, верности. Гораздо лучше, чем о тролле. Тролли встречаются чаще, чем такие люди!

— Мне плевать! Я не хочу слышать ничего о Кае или Тулле, понял?

— Хорошо. Но эта песнь получилась бы превосходной.

Я прежде не задумывался о том, какие слухи могут пойти об Альрике, если я уйду. Или того хуже, обо мне. Мало кто знает, почему Торкель вдруг обозлился на Беззащитного, так что люди могут подумать, будто это я струсил и бросил хёвдинга, не пробыв под его началом и года. Кто после этого возьмет меня к себе в хирд? Кто согласится нанять труса на стоящее дело? Тогда мне и впрямь придется уйти из северных морей. А ведь говорят, что за их пределами карлы все равно что безрунные у нас, ничтожные существа чуть повыше трелей. Говорят, там такие твари, что нам и не снились. Говорят, там моря кишат рыбами, которые могут проглотить тридцативесельный драккар и не заметить даже. Говорят, там летают такие птицы, что их помет может проломить крышу дома.

Так что я решил остаться с Альриком до поры до времени. Торкель ненамного сильнее хёвдинга. Он был на пятой руне, сейчас, может быть, добрался до шестой. Но я бы не хотел выставлять Альрика вперед себя. Я — кровник Торкеля, а значит, я должен его убить.

А спустя пару недель я услышал новую песнь Хвита. Он сдержал слово, в ней не было ни моего имени, ни имени Тулле, но легче от этого не стало.

Сначала Хвит давал понять, что речь пойдет обо мне, победителе тролля:

Злата страж* отважный

Зверя резал резво

Каменного меха*,

Кровь покрыла очи.

Потом постепенно переходил к вражде с Торкелем Мачтой и его нападению на Ящерицу:

Ясень волка моря*,

Зло тая как злато,

Вскрыл дорогу крови*

Брату, не боровшись.

Потоптавшись на праведном гневе хирда и наших попытках собрать денег на рабов, Снежный вплел туда рассказ о моих чувствах.

С краю моря крикнул,

Ярость изрыгая,

Рун измерил — рано,

Силы не хватает.

И ведь сумел угадать каким-то образом, сложил слова так, будто сам был на моем месте. Я чуть не разрыдался, слушая эту часть песни. Дальше Хвит пересказывал наш разговор у костра.

— Прочь уйду, — печально

Он изрек, — реками,

Рукавами моря,

Птичьими градами*.

Ясень кнорра* ясно

Жаждет моей жизни.

Пусть по следу ступит

И меня настигнет.

Хвит смог передать и слова Энока, и ответ Рыбака, а когда перешел к речи Тулле, не у одного меня перехватило горло. В песне почему-то все это переживалось даже сильнее, чем в жизни.

— Брат ты мой, обратно

Шаг вести не нужно.

Враг-хускарл за карлом,

Не за хирдом рвется.

Брось ватагу, братьев!

В мир иди без страха.

За твоей спиною

Я стоять останусь.

Тулле судорожно вдохнул. Он не дышал все то время, пока Хвит вел речь от его лица. Тулле не знал, насколько прекрасен был его поступок и как он был важен для меня, и лишь сейчас, услышав свои же слова в сложенной форме, осознал.

Когда же песнь закончилась, я снял кошель с пояса и отдал Хвиту полмарки серебра. Никогда раньше не понимал, почему скальдам дают деньги всего лишь за сплетенные в единую вязь слова, а теперь понял. Потому что серебро — это единственный способ выразить свою благодарность творцу, не говоря ни слова.

Кённинг — разновидность метафоры, характерная для скальдической поэзии. Здесь используются как классические традиционные кеннинги, так и адаптированные под местную реальность.

Сельди битвы — стрелы

Ясень битвы — копье.

Страж злата — мужчина

Каменный зверь — тролль. Так его называли за прочную шкуру.

Волк моря — корабль. Ясень корабля — мачта. Итого ясень волка моря — это мачта.

Дорога крови — рана.

Птичий город — лес

Ясень кнорра — мачта

— Арне, зайдем в тот фьорд. Там может быть деревня, — сказал Альрик. Снова. И снова Волчара направил свою морду к берегу, устало вывесив деревянный язык промеж клыков. Мы снова взялись за весла.

В городах сноульверов никто не хотел нанимать, многие боялись заговорить с нами, кое-кто даже запрещал причаливать, будто мы несли на корабле черную чуму. Торкель изрядно постарался разнести свою весть. И никто толком не знал причин его нелюбви, потому люди начали сами их придумывать.

Чего только мы не наслушались. Мы убили беременную жену Торкеля. Альрик увел жену Торкеля. Кто-то из нас изнасиловал жену ярла Скирре. Мы обманом забрали работу у ватаги Торкеля. Отец одного из сноульверов зарезал сотню детишек, среди которых был сын Скирре, — это была самая близкая к истине молва, вот только люди сложили ее из двух правдивых частей и получили нелепую ложь, ведь все знали, что дети Скирре были тогда совсем младенцами. Среди сноульверов есть дитя морской твари, — это, скорее всего, был намек на Рыбака. Альрик искупался в крови дракона и стал неуязвимым, — непонятно, правда, почему Торкель вредит Беззащитному, но разве слухи должны быть осмысленными? Наш скальд получил дар висосложения, поцеловав пупок Свальди, поседел от обилия мыслей, что поселились в его голове, а потом сложил хулительную песнь, из-за чего Торкель облысел и не может взять женщину. И неважно, что Мачта был лысым задолго до того, как Хвит сложил свои первые строки.

Потому Альрик решил больше не заглядывать в города. Теперь мы прочесывали берега, заходили в деревушки и забытые богами поселения, многие из которых выглядели хуже, чем Растранд. Там мы предлагали свои услуги и порой даже находили небольшую работу, явно не стоящую внимания трехрунных воинов. Один раз мы вылавливали тварь в озере, которая сожрала ребенка, а это оказался всего лишь здоровенный сом. Если бы крестьяне пошуровали сетью, то справились бы и сами. В другой раз три дня бегали по местному лесу в поисках гоблинов, которые резали скот, но нашли лишь стаю разжиревших волков. Местный пастух изрядно обленился и после потери трех овец придумал эту историю. А однажды мы выкопали колодец. Трехрунные воины рыли землю, будто земляные черви! И за это мы получали лишь скудный набор продуктов: зерно, мед, подсохшую редьку и грибы, сейчас как раз было их время.

Хирдманы тихо возмущались. Не для того они оставили семьи, чтобы работать на землепашцев и рыбаков. Все мечтали о славе и серебре. Альрик же продолжал вести свою линию. Мне порой думалось, что если бы я сейчас спросил своих собратьев насчет ухода из хирда, многие бы согласились.