Курсант: назад в СССР (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 44

Я зашел в подъезд и машинально нащупал в кармане куртки кастет. Сжал его твердь. Сверху раздались осторожные, но тяжелые шаги. Обычные люди так не ходят. Я чуть замедлился и глянул наверх.

По ступенькам спускался монтер в синей спецовке. Вроде ничего необычного. Мятая кепка и мятое лицо. Но спецовка с иголочки, будто совсем не ношенная. В руках металлический ящик с инструментами. На плече моток кабеля. Он поздоровался со мной и прошел мимо. Странный монтер. Без перегара, еще и здоровается. Советские монтеры так себя не ведут. Интересно, откуда он вышел?

Я постучал в дверь своей квартиры. Щелкнула щеколда и в проеме появилась мать. Она была уже дома. Со второй работы, наконец, уволилась и теперь приходила домой пораньше.

— Привет, сынок, — чмокнула меня в щеку. — Представляешь, нам телефон поставили.

— Какой телефон? — не понял я.

— Обычный, дисковый. Белый, совсем новенький. Вот смотри.

В прихожке на тумбочке красовался белый телефонный аппарат. Один в один, как был у меня в той жизни в кабинете.

Мать суетилась вокруг него, как кошка возле новорожденного котенка:

— Сказали, что мы попали под какую-то льготу, как неполная семья, и к подключению полагается аппарат. Смотри! Какой красивый. Не то, что у меня на работе.

— Замечательно, — поморщился я. — Люди годами в очереди на телефон стоят, а тут вдруг с неба упал.

— Ну почему с неба? — сияла мать. — Два года в очереди стояли.

— Ага, — кивнул я, — только Катя рассказывала, что они семь лет стоят, но до сих пор от связистов получают стандартную отписку: «В ближайшей перспективе установка новых телефонов в вашем районе не предвидится».

— У нас район другой, — не унималась мать. — И почему ты не рад?

— Рад, мама, только странно все это. Мы не военные и не начальство, чтобы в приоритете на связи быть. Вот что. Ты по телефону этому лишнего не болтай. Ладно?

— Ты что сынок? Мне даже и звонить-то некому. Тетя Клава и без звонка приходит, а у подруг моих нет телефона. Но все равно приятно, что есть он теперь. И на переговорный пункт теперь не надо ходить, когда на вызов на межгород телеграмма придет от родственников. Звонят они не часто, но все-таки. Будем из дома с ними разговаривать. Хорошо ведь? Даже сами сможем межгород заказывать.

— Межгород — это отлично, — улыбнулся я. — А по городу, если будешь звонить, то сильно никому не рассказывай, где я и что делаю.

— Сынок, ты меня пугаешь, ты опять куда-то влип?

— Все нормально, мама, наоборот, твой сын устраивается в милицию. А за сотрудниками, сама понимаешь, контроль строгий может быть. Со стороны властей и прочих органов.

— Что ты имеешь ввиду? Нас подслушивать могут? Это же неприлично! Пусть слушают, если надо. Нам нечего скрывать.

— Вот это правильно, мама. Хорошо, что нечего. Кстати, я с фабрики сегодня уволился, трудовую забрал. Завтра в городское УВД пойду.

— Совсем ты у меня взрослый стал, сын…

Мать обняла меня. Я прижал ее голову к груди.

Городское УВД Новоульяновска располагалось в пятиэтажном унылом здании, построенном из потемневшего от времени, когда-то красного, кирпича. Во время Великой отечественной в здании располагался госпиталь. Я поднялся на высокое бетонное крыльцо и уперся в потертую дверь, обшитую рельефными деревянными рейками. Лак с них давно слез, и в древесину намертво въелась уличная грязь. Сразу видно — не областная управа.

Крыльцо высокое, значит есть просторный подвал, в котором, скорее всего, расположен ИВС.

Я потянул за массивную ручку, напоминавшую бронзу и никак не вписывающуюся в антураж здания, и очутился в узком холле. Слева расположился “аквариум” дежурной части, справа — крашеные деревянные скамейки для ожидающих.

Глянул на дежурку. За стеклом копошились трое: один сидел на телефоне и что-то записывал, второй вещал уличным нарядам очередную ориентировку, прижав к губам угловатую гашетку рации с черным проводом, третий стучал по клавишам пишущей машинки. Сводку, наверное, набивал.

Я свободно прошел дальше. На КПП при входе и намека не было. Попасть в здание мог любой, как и свободно выйти. Еще не настали времена террористов и проноса бомб в помещения МВД.

Позже на каждой проходной посадят по постовому, потом эти проходные оборудуют вертушками, потом электронными считывателями и рамками металлоискателей.

Помню, когда ходил проверяющим по области, выезжал в районные ОВД и подлавливал нерадивых дежурных (их помощников и постовых на КПП при наличии), пронося коробку в пакете. Внутри коробки записка. В записке слово крупными буквами черным маркером: “Бомба”. Если не остановят и пропустят с коробкой, значит, подорвались. Если проверят, что в пакете такое громоздкое несу — писал в журнале проверяющих, что замечаний нет.

Но даже на “взорвавшихся” я рапортом в область не стучал. За такое сразу неполняк всей дежурной смене корячился, а начальнику органа строгач.

Так, журил их, заставляя потеть и краснеть, а потом писал в журнал другие мелкие замечания. Их в любом органе можно нарыть с лихвой, начиная с проверки оружейки (ПМ и АК не чищены, списки закрепленных за табельным не обновлены) и заканчивая регистрационной дисциплиной и качеством отработки материалов по дежурным суткам.

Я спросил у пробегавшего мимо лейтенантика, где находится отдел кадров.

— Третий этаж направо, — ответил служивый и помчался дальше.

Резвый пока. Когда до капитана дорастет (этакий пограничный возраст милиционера, я считаю) и такой же огонек в глазах сохранит, значит, отличный сотрудник.

Я поднялся по ступенькам и очутился на третьем этаже. Через распахнутые двери видно незатейливое убранство кабинетов. Судя по аскетичным столам без кипы бумаг, по обилию гробов-сейфов и засохшим на окне цветам — это вотчина урок. Так называли уголовный розыск.

Я свернул направо и очутился перед большим кабинетом, густо заставленным столами. Даже проходов между ними почти нет. За каждым восседает дама в форме. По погонам — старлей, максимум. По габаритам — от дюймовочки до Фрекен Бок. Кадровички.

На столах личные дела, представления, запросы и прочая служебная макулатура. У каждой громоздкая пишущая машинка. В мою бытность кадровичкам можно было без формы ходить, а эти в мундирах. Обычно к ним так просто не зайдешь. Почему-то шипеть начинают.

Обитатели серпентария и глазом не повели на мое присутствие. Я громко поздоровался. Одна из них смогла оторвать взгляд от бумаг:

— Что вы хотели?

— Петров Андрей Григорьевич, — представился я. — На работу пришел устраиваться.

— Образование? Военный билет есть? — без запинки выдала дежурный вопрос.

— Мне сказали, что меня ждут, и вы в курсе.

— Ничего не знаю, — обрадовалась кадровичка, что больше не надо со мной возиться. — Такие вопросы через начальника. Следующая дверь.

Она вновь зарылась в бумажках и, казалось, успела забыть о моем существование за пару секунд.

Этого и следовало ожидать. С распростертыми объятиями меня никто тут не ждет. Если конторские договаривались, то через начальника органа. Тот, в свою очередь, начальнику кадров должен был спустить команду. А дальше уже распыление. В системе если всем поручить что-то, то выхлопа ноль будет, пока не назначен один ответственный за это дело. Судя по всему, ответственных за мое трудоустройство нет в этом кабинете. Пойдем искать дальше.

Я вышел в коридор и уткнулся в следующую похожую деревянную дверь. Сверху табличка: “Начальник отдела кадров майор милиции Криволапов Василий Васильевич”.

Я постучал. Естественно, мне никто не ответил. Я приоткрыл дверь и спросил по-военному четко:

— Разрешите?

Кабинет небольшой, посредине у окна письменный стол. Вдоль стены несколько стульев для посетителей. За столом майор в форме. На кителе слева значки ведомственные поблескивают, справа в три ряда орденские планки теснятся. Многовато наград для кабинетного работника. Но, может, в операх служил или еще где по “земле” бегал.