Мистер Уайлдер и я - Коу Джонатан - Страница 8

— Опять же, — хмыкнул мистер Уайлдер, — может, он и в глаза не видел этого фильма. Почем нам знать?

— Ой, Билли, — укорила его жена, — нельзя быть таким циником.

— По-моему, парень был искренен, — сказал мистер Даймонд.

— Ладно, я ее припрячу. — С этими словами мистер Уайлдер сунул визитку в нагрудный карман рубашки. — Пути господни неисповедимы, а вдруг окажется, что без нее нам никуда.

Фраза явно не задумывалась как шутка и была воспринята соответственно. Подавленность мистера Даймонда мгновенно усугубилась. Барбара сосредоточенно вращала в руке бокал с вином, словно пытаясь увидеть дно. Откликнулась только Одри, и довольно свирепо:

— Прекрати, Билли. Марлен не хочет сниматься в картине. Ну и что?

Позднее я поняла: этой репликой Одри била точно в цель. Ее муж не любил обсуждать рабочие вопросы в кругу друзей и знакомых, и тем более когда тема была столь деликатной и конфиденциальной, как нынешняя. Реакция жены не рассердила Билли. (На Одри он никогда не сердился.)

— Давай не будем об этом сейчас, окей? — сказал он.

— Давай. Я и говорю, прекрати.

К счастью, я знать не знала, кто такая Марлен. Как и о том, что эту загадочную Марлен Билли надеялся снять в главной роли в своем новом фильме. А также о том, что с утренней почтой он получил от нее письмо, сообщавшее в самых решительных выражениях, что работать с ним она не намерена. Это известие повергло Билли и мистера Даймонда в глубокое расстройство, и за весь день они ни на строчку не продвинулись в работе над сценарием. Словом, я ничего не знала, но даже если бы знала, на восхитительный шмат по-деревенски комковатого арденского паштета я набросилась бы с не меньшим рвением, ведь почти две недели, с тех пор как я уехала из дома, мне не удавалось вкусно поесть. Мой гастрономический энтузиазм возымел по крайней мере одно благотворное действие: мистер Уайлдер повеселел, и за линзами его очков опять вспыхнули озорные огоньки. Неторопливо отхлебнув вина, он сказал:

— Что-то подсказывает мне, что, путешествуя по Америке, вы не слишком хорошо питались.

Я кивнула пристыженно: могла бы и не демонстрировать, насколько я оголодала.

— Bon appétit^[10], — добавил он.

И сосредоточился на своих устрицах (выглядели они, по-моему, омерзительно, а пахли еще хуже), однако проглотить успел только три штучки, когда к столику приблизился новый незнакомец. Этому было лет около сорока пяти, черные волосы до плеч, усы с опущенными до самого подбородка кончиками, рубаха в сеточку, линялые джинсы, а на шее цепь с увесистым медальоном. Он казался более уверенным в себе, чем предыдущий визитер.

— Мистер Уайлдер? — начал он.

Билли, как раз поддевавший вилкой четвертую устрицу, обернулся, глянул на мужчину и смиренно полюбопытствовал:

— Чем могу быть полезен?

— Я понимаю, вы кушаете… в дружеской компании и все такое, но можно я вам кое-что скажу, коротко, в двух словах?

— Пожалуйста, приступайте.

— Я только хотел сказать, что ваши фильмы… они изменили мою жизнь, — торжественно провозгласил мужчина, а затем его понесло: — Видите ли, давно это было, еще в начале шестидесятых, когда я плюнул на все и перебрался на Западное побережье. То есть ни драг-культуры, ни хиппи, ни контрреволюции тогда еще и в помине не было, но в воздухе что-то такое витало, ну вы в курсе, да? Сперва я подался в Сан-Франциско, поэзия там была реально клевая и джаз играли по кайфу, и я типа погрузился в атмосферу и сам начал пописывать, и… хм-м (смешок)… стихи мои реально не были такими уж хорошими, врать не стану, но, с другой стороны, поэзия заставила меня пересмотреть мое отношение к жизни, понимаете? И я осознал, что моя жизнь до того была такой… узкопрофильной, то есть я был таким лохом, но искать себя… за это я взялся не сразу, а только когда все кругом завертелось, ну сами знаете: власть цветов, психоделия, вечный кайф, наркота… Именно тогда я понял, чего я реально хочу, поэтому рванул в Лос-Анджелес и начал продвигаться в музыкальной сфере, какое-то время торговал пластинками в магазинчике на Мелроуз-авеню, его там больше нет, теперь там зубоврачебный кабинет или какая другая фигня, точно не скажу, но потом я занялся менеджментом, некоторое время был менеджером у «Мазере Файнест», помните таких? В то время они были ого-го, по три-четыре тысячи слушателей собиралось на их концерты… иногда… впрочем, сейчас это уже неважно, потом я переключился на промоушен, и… закругляюсь, простите, вам, наверное, хочется доесть свой ужин… короче, я открыл клуб в Фэрфаксе, а недавно еще один в Восточном Голливуде^[11], две площадки, и на обеих дела идут улетно, и самое главное, я чувствую себя самым везучим чуваком на свете, нет, конечно, я понимаю, это не то, что быть всемирно известным кинорежиссером и все такое, но клубный менеджер, в своем кругу он… востребован, сечете, о чем я? То есть я могу менять девчонок каждый вечер, если захочу, иногда я так и делаю, хотя я не то чтобы… (Заметив пристальный взгляд Одри исподлобья.) Без обид, мэм, я не хотел никого задеть и, надеюсь, не задел. Просто мне очень хотелось рассказать вам, мистер Уайлдер, про мою жизнь и поблагодарить. Спасибо за все.

Секунды две Билли молча разглядывал парня, прежде чем спросить:

— Я не улавливаю смысла. При чем тут, черт возьми, мои картины?

Мужчина сообразил, что, надо же, в своем повествовании он пропустил самую главную часть, и смущенно рассмеялся:

— Извиняюсь, я туплю, ведь я первым делом должен был сказать об этом: все пошло-поехало из-за вашей картины, той самой охеренной «Квартиры»^[12]. Помните такую?

— Мм-да-а, припоминаю.

— Так вот, персонаж Джека Леммона — вылитый я в начале шестидесятых. Я был таким же безмозглым чмо, вкалывал на крупную корпорацию в Нью-Йорке, и когда я посмотрел ваш фильм, до меня дошло: я должен поступить как он, послать все на фиг и мотать из Нью-Йорка куда подальше, вы меня понимаете?

После продолжительной паузы Билли кивнул: — Понимаю. Выходит, все это из-за меня?

— Все из-за вас.

Мужчина постоял еще немного, словно в ожидании похвал.

— Что ж… — Билли протянул ему руку, — полезно знать такие вещи. Спасибо.

Они обменялись рукопожатием.

— Спасибо вам, мистер Уайлдер. И без обид, мэм.

— Никто и не обиделся, — милостиво улыбнулась Одри.

Мужчина ушел. Билли снова выпил вина и отправил в рот четвертую, заждавшуюся своей очереди устрицу. С паштетом я управилась в два счета и теперь отщипывала потихоньку от куска хлеба.

— Слыхал? — Билли воззрился на мистера Даймонда, сидевшего на другом конце стола. — Вот так-то.

— Так-то вот, — согласился Ици.

— Парень каждую ночь при живой грелке, чего без нас у него бы никогда не было.

— И ты вроде как посланец небес, да?

Мистер Уайлдер покачал головой, словно дивясь роли случая в человеческой жизни. Он улыбался. Но тему развивать не стал и две последние устрицы съел молча.

Я решила поддержать беседу. Большой бокал вина, только что допитый, придал мне отваги.

— Наверное, это здорово — услышать от людей такое. О том, что ваши фильмы изменили их жизнь.

— Да, это приятно, — сдержанно откликнулся мистер Уайлдер. — Знать, что не все, сделанное тобой, забыто.

— Его пресыщенный тон, — прокомментировала Одри, — объясняется тем, что подобное происходит довольно часто. На улицах, в магазинах. Не удивляйтесь, если сегодняшним вечером к нашему столику подойдут еще человек пять-шесть.

— И не удивляйтесь, — дополнил Билли. — если они назовут одни и те же картины. И все пятнадцатилетней давности. А иногда и более ранние. Они даже могут припомнить совсем старые ленты. Снятые лет двадцать, а то и тридцать назад. После «Квартиры» мы с мистером Даймондом поработали над семью фильмами. Посмотрим, скажет ли кто-нибудь сегодня, что хотя бы один из этих семи изменил их жизнь.

Дабы прервать последовавшее тягостное молчание, я снова открыла рот: