Увести за 60 дней (СИ) - Волкова Дарья - Страница 36

На углу стола лежал листок бумаги и ручка. Итог его ночного мозгового штурма. Данил взял лист и медленно разорвал его пополам. Потом еще раз пополам. И еще. Пока на столе не осталась горка мелких бумажных клочков.

Вот только те, внутренние выводы, к которым пришёл ночью Данил, так же легко не уничтожить.

Он обидел человека. Очень сильно обидел. И совсем не важным сейчас было то, что этот человек тоже обидел Данила. С тем, что сделала Лиля, жить ей. А с тем, что сделал Данил - ему. И жить ему с этим чувством вины совершенно не нравилось.

Данил попытался с этим чувством что-то сделать. Ну что он такого страшного и ужасного в Карелии натворил? Не изнасиловал же он Лилю, в конце концов! Данил едва не поперхнулся бутербродом. И слава богу! А то сейчас ему было так тошно, что даже не представить. Нет, в роли насильника Данил себя, слава богу, никак не представлял. Все случилось по доброй воле и обоюдному согласию. Ну а то, что больно ей было – так первый раз всегда больно. Надо перетерпеть. А то, что он потом ей минет предложил - ну так а в этом тоже нет ничего особенного. От этого точно никто не то, что не умирает – даже боли не испытывает. Даже если это в первый раз. Тем более у нее-то не в первый.

Интересный, конечно, расклад – девственница с опытом минета. Только Лилия Плик так может. Данил вздохнул и прижал пальцами переносицу. Никакие его собственные оправдания – объективные и разумные – не помогали. Потому что он знал и другое. Помнил. Какое удовольствие получал от того, что ей сейчас плохо. Ей сейчас больно. Унизительно. Страшно.

А ему от этого хорошо.

Данил отложил на тарелку недоеденный бутерброд. Бородинский вдруг показался ему кислым, сыр - вонючим. А кофе – горьким, но его все-таки выпил. А допив, взялся за телефон.

Не давая себе времени на размышления, разблокировал экран, нашел нужный контакт и быстро набрал:

«Лиля, это Данил Доценко. Нам нужно поговорить»

А потом, еще быстрее, словно боялся передумать, дописал:

«Я хочу извиниться»

А потом долго смотрел на надпись на экране: «Данный абонент ограничил отправку сообщений».

Данил резко откинулся на спинку стула. Ну надо же, какие мы обидчивые. Заблокировала! Ой-ой-ой. Можно подумать, это проблема. Написать с другого номера. Попросить у Лёни адрес родителей и приехать. Вариантов много. Только вот что он ей скажет?

Извиниться хотел? Извини… за что? За то, что мы тогда сексом занялись? За то, что стал у тебя первым? Что не остановился, когда ты попросила? Что минет сделать предложил?

Да причины – одна другой хлеще, особенно, если попытаться представить, что ты произносишь это вслух.

Ну и ладно, больно много чести. Не хочет общаться – и не надо. Но все попытки прийти в нормальное душевное состояние никакого результата не приносили. И дома уже просто невыносимо. Данил снова взялся за телефон.

- Лёнь, пошли в зал.

- Да иди ты к черту, - после паузы простонал из трубки Леонид. – Какое железо? Я умру там под штангой. У меня голова до сих пор болит. Надо завязывать с этими пятничными посиделками.

- Надо на Платошу намордник надеть, - хмыкнул Данил. – Ну давай тогда в бассейн?

- В бассейн можно, - задумчиво согласился Леня. А потом с некоторым даже энтузиазмом добавил: - Не, поплавать и сауна – это тема.

- Тогда я за тобой через час заеду?

- Давай.

Собирался Данил быстро и методично. Убеждал себя, что он просто хочет поплавать и погреться в сауне. И с Леонидом – потому что он друг. А не потому, что Данилу до скрипа зубовного хотелось что-нибудь спросить у Леонида о его сестре. Неважно, что. Хоть что-нибудь. Хоть с кем-то о ней поговорить. С собой говорить о ней уже осточертело.

Господи, как он до такого докатился…

Однако Данил так и не решился на вопросы о Лиле. То ли плавание в прохладной воде тому способствовало, то ли контрастно тёплая сауна – но какое-то подобие порядка в голове воцарилось. И все неуместность каких-либо расспросов Данил осознавал теперь очень ясно. Вот если бы Лёня сам...

Но Лёнька, развалившись на деревянном полке сауны, что-то рассуждал про работу. И Данил ему что-то впопад и не совсем отвечал. А сам вспоминал их разговор – в тот день, когда они праздновали день рождения Леонида. И потом еще один, через неделю.

Знаешь, Лёнь, я тоже на самом деле рад, что все… так... и вышло

А глаза тоскливые такие… даже не знаю, как сказать. В ней как будто огонек погас.

Неужели это из-за него? Из-за того, что сделал с Лилей Данил в Карелии?! Да что он такого сделал, в конце концов?!

Всего лишь растоптал чувства и вытер ноги о девушку, которая его любит. Которая ради этой любви избавила его от брака с Лерой. Той самой Лерой, которая… да много что которая.

А Данил эту девушку в грязь, в унижение – цинично и с удовольствием втоптал. И что теперь ему со всем этим делать?!

- Я пойду еще поплаваю.

- Ты киборг, Доценко, - зевнул Лёнька. – Я пас.

Ничего он в итоге не придумал. Ни на что не смог решиться. И решил ничего пока не делать. И какое-то время просто выждать. Потому что все равно, что делать – Данил не представлял.

Данил прекрасно представлял, что такое – с головой уйти в работу. Это был его любимый способ времяпрепровождения. Но вот чтобы в мысли о собственных переживаниях ухнуть – это был новый опыт. У него и переживаний-то никаких не было – так теперь Данилу казалось. А сейчас он даже на работе то и дело возвращался мыслями к Лиле.

Несколько вещей он осознал точно и принял как факты.

Лиля избавила его от брака с Лерой. Брака, который стал бы огромной ошибкой – чем дольше проходило времени, тем яснее Данил это осознавал. И неважно, какими мотивами Лиля руководствовалась, и какими методами этого добилась.

Хотя, нет. Это как раз важно. Что с тобой такого страшного и ужасного сделали, Данил Олегович? Минет тебе пьяному сделали. И потом показали это видео невесте. Не обнародовали, заметь, на весь белый свет, а показали невесте. Тем самым сделав попытку избавить тебя от брака, который не сулил тебе ничего хорошего. Выглядит это в таком раскладе так, будто Лиля это уже тогда знала и чуть ли не спасала его. Но это невозможно. Просто совпадение.

Слишком много совпадений.

Вернемся к тому, что же тебе ужасного сделала Лиля. Самое ужасное, от чего до сих пор все еще саднит, - это ложь. Лицемерие. Вранье. Обман. Знала, что сама причина его несчастий – и утешала его.

Впервые Данил подумал о том, что в этот момент чувствовала сама Лиля. Было ли ей легко? Или так же тошно, как ему потом? И что она вообще могла сделать? Что вообще делают люди, когда понимают, что любят?

На этой мысли Данил окончательно выпал из рабочего процесса и уставился в окно, на ранний, но уже иссиня-черный питерский вечер. Он не знал, что люди чувствуют в таких ситуациях. В таких… хм… ситуациях Данил попросту не был. Что можно сделать, если ты влюбился? А объект твоей любви собирается вступить в брак с другим? Задачка оказалась из тех, к которой даже не знаешь, с какого боку подступиться. Теоретически… Ну чисто теоретически…. Любишь – скажи. Данил закашлялся, привычным жестом сжал пальцами переносицу. Ну так Лиля и сказала. Правда, перед этим успев наворотить много чего.

Почему не сказала раньше? Почему сказала тогда? Неужели думала, что момент тогда был подходящий? Да он был самый что ни на есть неподходящий, Лиля - девушка умная, она не могла не видеть, в каком тогда Данил был состоянии. Тогда почему все-таки сказала?! Почему?!

Вот вообще ни хрена не понятно!

- О чем думаешь, друг мой Данечка?

Данил вздрогнул и обернулся от окна. Он и не слышал, как к ним зашел Платоша.

- О любви, - вдруг неожиданно и честно ответил Данил.

- Это п*здец, товарищи! – Платон, прижав лапки к груди, плюхнулся на свободный стул. А потом вперил укоризненный взгляд в Леонида. – Я понимаю, что вы на меня еще дуетесь – раз посадили где-то в жопе мира, а не с собой…