Постскриптум (СИ) - "Anzholik" - Страница 27

— Умница. — Кусает-целует шею. На грани слышимости хрипит и стонет мне в ухо. И я понимаю, что это все не конец. Просто я сдалась первее. Или же он специально ради меня сдерживается.

Приподнимается на руках. Переставая вдавливать собой. Двигается более размашисто. Немного ускоряясь, сжимая челюсти с силой. Опаляя мутным взглядом. Стаскивает наконец, остановившись на мгновение, майку. Всасывает сосок в рот, изгибаясь надо мной. А я вплетаю пальцы в его волосы. Прижимаю к себе сильнее. Чувствуя отголоски пережитого оргазма и наступающие новые волны удовольствия.

А спина Леши мокрая. И запах стал концентрированнее. Дыхание срывается все больше. Он на пределе. Определенно точно балансирует, но терпит. Чудеса выдержки, не меньше. Сколько помню, никогда не был эгоистичен, всегда заботясь о моем удовольствии едва ли не больше, чем о своем.

— Закинь мне ноги на плечи, — после длительного поцелуя просит. Что я послушно и выполняю, до боли прикусив губы, чтобы не застонать, когда он входит под иным углом, обостряя. Максимально глубоко. Резко. Дерзко. Быстро. Так жестко и, черт возьми, просто ахуенно. Закусываю ребро руки. Задыхаюсь и, кажется, просто умру, когда кончу во второй раз под ним.

А трение такое сильное. И член его словно каменный. Таранит мое тело, вбивает в тонкий матрац, и я знаю, что спина не отблагодарит, но это так не важно сейчас. Только я, он и это восхитительное чувство полного конекта. Бог его знает, когда это безумие повторится снова. И повторится ли вовсе. Мы ведь шагнули за черту и ровно в бездну. Что ждет впереди — непонятно… И я хочу застрять в этом моменте. С этим невероятным ощущением. С горящим телом, абсолютно расплавленным и до невозможного чувствительным.

Берет мою руку, облизывает кончики пальцев. Обсасывает, вбирая пошло в рот, а следом опускает, просовывая между наших тел. Чуть отстраняется, чтобы начать набирать воистину бешеный темп. Который вкупе с моими пальцами на торчащем, твердом и безумно чувствительном клиторе — убивают. Так много всего сразу. Что меня не хватает. И в глазах мутнеет. В ушах такой гул, что я грожусь отключиться. И ведет так сильно не только меня.

— Боже, я не могу больше, — срывается, впиваясь в мои губы. Вздрагивая так сильно и пульсируя внутри, что всего пара круговых движений пальцами — и я улетаю следом. И этот раз куда сильнее, чем предыдущий.

Выходит из меня. Проводит по влажной киске, размазывая сперму. И снова медленно заполняет. Продляя мое удовольствие. Смотрит пронзительно. А в глазах водоворот. И меня туда засасывает. Потому что так редко он показывает ВСЕ и сразу. Только в действительно особенные моменты. И лежать под его взглядом так комфортно сейчас. Правильно. А руки оглаживают грудь и живот. Он все еще наполовину внутри. Не спешит покидать окончательно.

Кончиками пальцев по долбаному шраму. Так задумчиво. Трепетно.

— Почему кесарево? — тихо спрашивает. Взгляд понемногу прочищается.

— Я лежала на сохранении, почти в середине срока. Вообще узнала о беременности поздно. Было тогда шестнадцать недель, и то, что я считала странными, но критическими днями, было очень опасной угрозой потери ребенка. Кто его знает, сколько бы я еще так проходила. Состояние на тот момент у меня было не самым лучшим. — Кивает понимающе. Да, развод нам обоим дался тяжело. Хоть и быстро было все решено и сделано. — Я сидела дома. И почувствовала нечто настолько необычное, что испугалась. Внутри был толчок. Не шевеление сродни кишечным. А именно толчок. Очень слабенький. И я сразу подумала, что ошиблась. Но позвонила матери и спросила, могло ли быть, чтобы я была беременна, а кровотечения продолжались. Я слышала нечто подобное, но как сам понимаешь, не сталкивалась. А она рассказала сестре, которая приехала ко мне и затащила сразу же в женскую консультацию. А там УЗИ и шок врача. Поставленный срок. И определение в стационар с угрозой. Пролежала я несколько недель под капельницами, с исколотой задницей до синевы. Пока не сказали мне, что с моим сыном, как установили на восемнадцатой неделе, все прекрасно, но нужно себя беречь. И вот закрепили тогда. После я пила некоторые препараты. И по итогу на неделю раньше срока отошли воды. А схваток, даже со стимуляцией, не было. У меня и живот был удивительно маленький и рельефный, как говорил мой лечащий врач, всему виной были хорошо натренированные мышцы пресса, — слегка улыбаюсь, видя, как внимательно он слушает.

— Мне жаль, что меня не было рядом.

— Но это не означает, что, будучи женатым на другой женщине, ты можешь смело в меня кончать, Леш. — Качаю головой. Не став более посвящать его в подробности родов и послеоперационного периода, да и про осложнения и тому подобном говорить не хочу. — В тот раз пронесло, но так может быть не всегда. И все изначально неправильно и грязно. Но это другой разговор.

— Я не могу использовать с тобой резинку, словно ты одноразовая девка. Травить себя таблетками я не позволю. А спираль даже Леле запретили поставить. Хоть она и сама рожала. Потому пусть там свыше решают. Если судьба тебе от меня родить еще раз, то никуда не денешься.

— Это нечестно. У тебя словно две семьи; если плохо в одной — ты спешишь в другую. Будто две жены. Где есть старший ребенок и накал страстей, и младший ребенок и куда более тихий быт. Более того, она все знает. Не дура ведь. И не думай, что сегодняшнее означает, что я не против быть бывшей женой тире любовницей. Это унизительно. И неправильно. — Наконец выскальзывает из меня, а мне словно дышать легче становится. — То, что я не выдержала и сломалась под твоим напором, не дает тебе права пользоваться мной по собственному желанию, когда тебе хочется и чтобы развеяться от домашней бытовухи.

— А я против дистанции. И хочу быть рядом. Я люблю своего сына. И тебя за то, что ты мне его родила. Пусть я и потерял несколько лет, но впереди вся жизнь. Только маленькую дочь я тоже не могу бросить. Я не хочу выбирать, Лина. Я хочу быть рядом со своими детьми, но, к сожалению, жить нам всем вместе в одном большом доме невозможно. Потому что есть.

— Тебе никто не запрещает видеть сына в любое время. Сюда совершенно не включается секс с бывшей женой. — Так спокойно сейчас. Несмотря на напряженность разговора. Внутри штиль. Полный штиль.

— Может, я не считаю тебя бывшей женой? — Идиотизм чистой воды, или же у него не все в порядке с головой стало под влиянием происходящего.

— Посмотри в паспорт. Убедись. И уж как-нибудь прими как факт. Иначе у тебя серьезные проблемы, Леша. Очень серьезные.

Не переключайтесь. Продолжение следует…

Хочется по дебильной привычке, что появилась в последнее время, сказать: «Ранее в сериале». Но. К счастью или же, к сожалению, ни черта особенного не произошло за последние почти две недели. Зато, проснувшись сегодня утром, понимаю, что долбаный Новый год примчал. И видимо, я настолько сильно погрязла в собственных мыслях и чувствах, что перестала смотреть на календарь. Собственно, результат — как электро-веник ношусь и пытаюсь придумать, что же изобразить и на столе, и в квартире.

Мне так-то глубоко плевать на праздник. Всегда так было. День как день, разве что можно выдохнуть спокойно и сказать, мол, ну вот и закончился еще один гребаный год. Прекрасно. Поехали дальше. Но я не одна. Ильюше очень нравится елка и разнообразие игрушек, и пушистый дождик, и огромная куча разноцветных лампочек на окнах. Эта атмосфера дает ему огромный прилив хорошего настроения… Трепет ожидания подарков, какого-то чуда и возможность играть до поздней ночи. В общем-то, что винить ребенка в том, что он наивный и видит лишь красоту и приятные моменты? Это вам не избитый циничной жизнью взрослый. Которому хочется просто прочистить себе голову и жить спокойно. Реально спокойно, потому что насиловать собственный мозг надоело. До такой степени, что тошнит от мыслей, догадок и каких-то сраных надежд. На что? Почему? Зачем? Я не знаю. Просто чувствую себя подвешенной за ногу посреди темного леса. Безнадега, мрак, тлен и все в таком же духе.