Крик в ночи (СИ) - Ридигер Владимир - Страница 35

— Конан Дойл. Хочу серьезного разговора!

…На Бейкер-стрит спустился промозглый туман. Конан Дойл, прикрыв ноги пледом, сидит напротив Филдса у камина.

— Я ненавижу сыщика с Бейкер-стрит, — говорит он. — Детектив стал литературным наркотиком, потребность в котором растет с каждым днем. Иллюзия страха способна вызвать сильнейшую эйфорию, я утверждаю это как медик.

— Скажите, мэтр, — спрашивает Филдс, — что вы думаете… обо мне?

— Ремесло сверхчеловека престижно, но, согласитесь, неблагодарно. Конечный итог? Мозгу вредна чересчурность. Есть ли смысл в том, что вы изо дня в день щекочете свои нервишки? Добро всегда побеждает Зло, этим детектив и силен, — ведь даже самый изощренный сатана становится добычей ловца.

— Нет! Нет! Нет!!!

И тут перед Филдсом разлилась чернота, а в центре — светлый кружок блюдечка.

— Что это вы так разорались, милущий?

С подсвечников капал стеорин.

— Мальчик Аркаша! — послышался снизу голос дяди. — Долго ты будешь испытывать наше терпение?! Невеста вся в растрепанных чувствах и глушит вермут, как одесский биндюжник.

— Ваше здоровье, петушок и горлица! Будьте счастливы, поменьше ссорьтесь, плодите потомство и не забывайте своего дядю!

Софочка с полным ртом прыснула со смеху, окатив дядю свадебным салатом, ее буквально распирало. Не в силах остановиться, невеста звонко хохотала, заражая бациллами гомерического смеха окружающих.

— Ты хоть объясни, над чем мы ржем? — изнемогал от неукротимого хихиканья дядя.

— Ха-ха-ха!.. дядя, знаешь, оказывается… хо-хо-хо!!

— Внеси ясность! — умолял приемный брат, корчась от смехотворных сотрясений. — И-хи-ха-ха-хо!

— Оказывается… Оказывается… наш любимый Аркадий Швайкявичус — шпион! Теперь знайте, что Софочка Швайкявичус — супруга шпиона!!

При этих словах все, за исключением Филдса, зашлись таким душераздирающим хохотом, что окна избушки жалобно задребезжали. Кривая улыбка застыла на лице агента 6407. Постепенно общее возбуждение улеглось.

— Тебе, дорогая, вредно много пить, — заметил Филдс. — Шутка хоть и смешная, да глупая.

— Я не шучу, — ответила Софочка, — и выпила не так уж много.

— Уже начались разборки, — покачал головой дядя. — Ребята, это не дело.

— И раки не живут без драки, — вставила Лизочек, впившись вставной челюстенкой в селедочный хвост.

Некоторое время все сосредоточенно ели, уткнувшись в тарелки. Дядя первым нарушил молчание:

— Нет, в самом деле, Аркадий, ты взаправду… не наш? Прости стариковскую настырность — ведь не каждому выпадает счастье гулять на свадьбе шпиона.

— А на кого вы работаете? — уважительно поинтересовался брат.

— Как же это получается, милущий, что до сих пор вас не зацапали? — поразилась Лизочек. — И за что им только деньги плотють, дармоедам!

— И платят, я не боюсь этого слова, хорошо, — уточнил дядя.

— Наверное, ждут, думают, образумится, — усмехнулась Софочка. — Уж он образумится, как бы не так!

Филдс стукнул по столу кулачищем:

— Хватит!!! Шутка затянулась!

— Вот именно, — подхватил дядя. — Пора и честь знать… Голова у меня идет кругом. Аркадий прав, алкоголь вреден. Вздремну-ка я малость на чердаке.

Брат, проводив взглядом дядю, заулыбался:

— Мужик кремень! Одна фамилия — Ведмедятников. Но и он не выдержал праздничных возлияний. Вам не кажется отвратительным состояние после свадебной попойки?

ФИЛДС ДОЛГО МОЛЧАЛ. Перед ним стоял выбор. Без каких-либо предварительных условий. ДА или НЕТ. Он знал, что нужно ответить, если ДА…

Он колебался. Правая кисть мягко скользнула в карман брюк, указательный палец лег на податливый курок.

— Если вам нужен томатный рассол, можете на меня рассчитывать, — произнес дядин голос.

Филдс обернулся — с чердака спускалась… мадам ДУБОВА-ЯСЕНЕВА!!!

— Аркадий, вы молчите, а мы, нечего сказать, хороши родственники, совсем забыли про свадебный подарок.

Внезапно за окнами ночную темень прорезали снопы лучей; краем глаза Филдс увидал множество горящих автомобильных фар и прожекторов.

— Этот фейерверк в вашу честь, господин агент 6407!

Ловким ударом Филдс выбил пистолет у парня в джинсах и, не удержав равновесия, упал. Падая, он дважды выстрелил из кармана брюк. Мадам схватилась рукой за плечо, стиснув зубы от боли, ее пальцы обагрились кровью. Парень перебежал в дальний угол избы и, выхватив другой пистолет, целился Филдсу в ноги. Моментально среагировав, шпион повернулся в его сторону, в тот же миг между ними оказалась Софочка, она что-то кричала Филдсу, но… было поздно — на тысячную долю секунды выстрел опередил сознание Джона Филдса.

…Вдруг воцарилась тишина. Молча носились чьи-то тени, но вот исчезли и они. Осталась только Софочка. Словно в замедленной съемке, она, прижав руки к животу и не сводя глаз с Филдса, как подкошенная, опускалась перед ним на колени. Ее губы неслышно шевелились, повторяя какое-то слово. Упав навзничь, она содрогнулась в предсмертной конвульсии и затихла. Белое свадебное платье стало тускнеть, воздушная фигурка уплывала, растворяясь в сумраке небытия. Из пустоты, сначала тихо и невнятно, затем все громче и отчетливей, слышался ее шепот. Она повторяла лишь одно-единственное слово:

— Любить, любить, любить, любить…

К нему постепенно возвращалось сознание, он начинал замечать окружающие предметы, пытаясь определить их назначение. Но мысль, словно густая тягучая масса, неторопливо растекалась, вязкой пеленою обволакивая больной мозг. Вакуум заполнялся безликими образами, отдельными, вне всякой связи, словами и фразами.

В какой-то раз он прямо перед собой видел прозрачные провода, а за ними — людей в зеленоватых халатах. В другой раз — неестественно яркий свет звезд. Где реальность? А где игра воображения? Или все его ощущения — плод нездоровой фантазии? Необъяснимая дезориентация во времени и пространстве?

Он разбирал обрывки речи: «сухожильные рефлексы отсутствуют», «выраженная симптоматика энцефалопатии», «реакция неадекватная», «компрессионный перелом позвоночника», «прогноз неблагоприятен», «смените кассету в диктофоне»… Это была русская речь, а терминология медицинская. Но вот «кассета в диктофоне»?..

— Откройте, пожалуйста, глаза! Вы можете открыть глаза?

Нет, он не может открыть глаз. Потом он слышал еще:

— Кем бы ни был пострадавший, его, если хотите, надо любить.

«Любить, любить, любить…»

…Приподняв тяжелые веки, он обнаружил, что лежит один в больничном блоке, вокруг вьются трубки капилляров, уходящих в его локтевые вены, висят системы капельниц с растворами, бежит кардиограмма на мониторе, низко гудит аппаратура функционального жизнеобеспечения. Значит, он в реанимации, где говорят по-русски. Уже кое-что! Каким образом он здесь очутился? Память оставалась глуха и нема, хранив ответ за семью печатями. Его внимание привлек микрофон, подвешенный прямо над ним, шнур от которого тянулся к диктофону на тумбочке в изголовье кровати. Попытка достать диктофон рукой не увенчалась успехом — мешали капилляры, сплетенные в густую сеть, и резкая боль в спине.

— Включить воспроизведение?

Рядом стоял средних лет мужчина в небрежно наброшенном на плечи халате. Диктофон воспроизводил: «Упав навзничь, она содрогнулась в предсмертной конвульсии и затихла…» Мужчина выключил запись.

— Что это?

— Ваш голос, — сказал он. — За тот месяц, что вы здесь находитесь, мы сменили девяносто восемь кассет.

— Где я?

— В гарнизонном госпитале. Хочу представиться: майор Сомов.

— Вот как… Кто же, в таком случае, я?

— Джон Стюарт Филдс, полковник американских ВВС, пилотировавший самолет-разведчик над территорией СССР.

И тут он вспомнил! Генерал Робинс пожимает ему и штурману негру Бену Прайсли руку перед отлетом: «Ребята, все будет о'кей!»

А дальше, вплоть до настоящей минуты, полный провал в памяти.

— Что с Беном, штурманом?